ько минут нам придется поднапрячься, чтобы преодолеть свои отрезки пути. Но Великая Кривая была труднее и продолжительнее. Я вновь буду свободен и буду передвигаться быстрее, прежде чем он преодолеет свой барьер. Затем мне придется во второй раз пересечь поврежденный участок. Он может к тому времени освободиться, но двигаться будет медленнее, чем я, потому что будет находиться на участке, где идти станет еще труднее. Постоянное статическое электричество поднималось при каждом моем шаге, все мое тело испытывало жуткую щекотку. Искры поднимались до бедер. Это было все равно, что шагать по полю электрической ржи. Волосы мои поднялись. Я чувствовал, как они шевелятся. Один раз я быстро оглянулся и увидел Фиону, все еще на коне, неподвижную и следящую за нами. Я заторопился ко второй Вуали. Углы, короткие резкие повороты. Сила все поднимается и поднимается против меня, так что все мое внимание, вся моя энергия были теперь заняты борьбой с ней. Снова пришло знакомое ощущение безвременности, как будто я занимался только этим, лишь этим всегда и занимался. И вся моя воля сфокусировалась в этом кругу — Бранд, Фиона, Амбер, я сам. Искры поднимались еще выше. Я боролся, трудился, каждый шаг требовал больше усилий, чем предыдущий. Я пробивался снова к черной черте. Я снова выдвинул Грейсвандир вперед. Снова скорость, одноцветный туман, разрезаемый голубизной моего клинка, открывавшего передо мной дорогу, словно хирургический скальпель. Когда я вышел на нормальный свет, я поискал взглядом Бранда. Он все еще находился в западном квадрате, борясь с Великой Кривой, пройдя примерно две трети пути через нее. Если я поднажму как следует, то, может быть, сумею настичь его как раз тогда, когда он из нее выйдет. Я собрал все свои силы и прибавил скорость. Когда я достиг северного виража Лабиринта, мне вдруг стало страшно от того, что мне предстоит совершить. Я тороплюсь пролить на Лабиринт кровь. Если бы вопрос стоял так — либо Бранд уничтожит Лабиринт, либо я должен убить Бранда, все было бы ясно, и я знал бы, что мне делать. Но я чувствовал, что возможен какой-то третий вариант. Надо спасать Лабиринт, не проливая в нем крови этого подонка. Я немного замедлил шаг. Все будет зависеть от своевременности нападения. Было ясно, что ему двигаться гораздо тяжелее, чем мне, так что в этом отношении у меня было преимущество. Моя новая стратегия требовала, чтобы мы встретились в определенном месте. По иронии судьбы, я в этот момент вспомнил заботу Бранда о своем коврике. Проблема сохранения в чистоте этого места была, однако, намного сложней. Он приближался к концу Великой Кривой, и я ему позволил сделать это, вычислив расстояние до черноты. Я решил атаковать на поврежденном участке. Единственным его преимуществом было то, что я находился справа от него. Чтобы свести к минимуму выгоду, получаемую им от этого, когда мы скрестим клинки, мне придется оставаться немного позади. Бранд, преодолевая сопротивление, шел вперед. Все его движения были как при рапидной съёмке. Я тоже боролся, но не так заметно. Я сохранял прежний темп. Проходя Лабиринт, я раздумывал о Камне, о близости, ощущаемой нами с момента настройки. Я чувствовал его присутствие слева, хотя не видел его на груди Бранда. Будет ли он действовать на таком расстоянии и спасет ли он меня, если Бранд возьмет верх в нашем поединке? Чувствуя его присутствие, я в это верил. Он уже вырвал меня однажды из лап моего врага и нашел каким-то образом в моих мыслях безопасное место — мою собственную постель. Он осторожно переправил меня туда. Чувствуя его теперь, я почти осязал путь, лежащий перед Брандом. Мне показалось, что Камень снова попытается действовать в моих интересах. Однако, помня слова Фионы, я решил не полагаться на него. И все же, учитывая и другие его особенности, вернее, сложившиеся между нами отношения, я думал, а не попробовать ли управлять им на расстоянии.
Бранд почти завершил Великую Кривую. Я дотянулся до его уровня и вступил в контакт с Камнем. Налагая на него свою волю, я призвал бурю типа красного торнадо, уничтожившую Яго. Я не знал, смогу ли я управлять этим явлением в этом месте, но, тем не менее, призвал его и направил к Бранду. Ничего не произошло, хотя я чувствовал, что Камень функционирует, желая что-то предпринять. Бранд дошел до конца, приложил последние усилия и вышел из Великой Кривой. Я был позади него. Он каким-то образом тоже определил это. Меч его был выхвачен в тот же миг, как исчезло давление. Он прошел пару футов быстрей, чем, как мне казалось, должен был, выставил левую ногу вперед, повернулся всем телом и встретил мой взгляд сквозь скрещение наших клинков.
— Провалиться мне, если ты все-таки не сошел с ума, — заявил он и коснулся острия моего меча своим собственным. — Ты никогда не попал бы сюда так быстро, если бы не эта сволочь на коне.
— Очень милая манера говорить о нашей сестричке.
Я сделал выпад и наблюдал, как он движется, парируя мой удар. Мы оба были ограничены в возможностях в том смысле, что никто из нас не мог нападать, не покидая Лабиринта. Я был еще более ограничен тем, что не желал проливать его кровь. Я сделал ложный выпад, и он отступил, скользя левой ногой по узору позади него. Затем он оттянул правую ногу, топнул ею и попытался без предисловий рубануть меня по голове. Черт побери! Я парировал удар, а затем сделал ответный выпад. Я не хотел попасть в него, но острие Грейсвандира прочертило ему дугу под грудью. Я услышал гудение в воздухе над нами. Однако я не мог оторвать взгляд от Бранда. Он взглянул вниз и снова немного отступил. Это было хорошо. Теперь там, куда попал в него мой меч, его рубашку украшала красная линия. Пока что материал, кажется, поглощал кровь. Я притоптывал, делал финты, выпады, парировал, встречал ответные удары, прыгал и отскакивал — все, что я мог придумать, чтобы заставить его отступить. У меня было психологическое преимущество, мы оба знали, что я мог применить больше приемов и сделать это быстрей. Бранд приближался к темному участку. Еще несколько шагов… Я услышал звук вроде удара колокола, за которым последовал громкий рев. На нас вдруг упала тень, словно туча закрыла солнце. Бранд поднял взгляд. Думаю, я в этот момент мог бы добраться до него, но он был все еще в паре футов от заданного места. Бранд опустил глаза и ожег меня взглядом:
— Черт тебя побери, Корвин! Это же твоя работа, так ведь? — закричал он.
Затем он кинулся в атаку, отбросив всякую осторожность, свойственную ему. К несчастью, я был в плохом положении, мне удалось оттеснить его, однако не достаточно далеко. Я был открыт и стоял не очень устойчиво. Даже парируя, я понял, что этого мало, и, вывернувшись, упал назад. Я старался не сдвинуться с места, когда свалился, и приземлился на правый локоть и левую ладонь. Я выругался, так как почувствовал сильную боль. Но Бранд не задел меня, и внутри голубого нимба мои ноги все еще касались линии. Я был вне досягаемости для Бранда, хотя он еще мог подрубить мне сухожилия. Я вытянул перед собой руку, все еще сжимавшую Грейсвандир, и стал опускаться на землю. Когда я сел, то увидел, что красная штука, желтеющая по краям, вращалась теперь прямо над Брандом. Она сыпала сухо потрескивающими искрами, небольшими голубыми молниями. Рев ее теперь повысился до воя на высоких нотах. Бранд взял свой меч за эфес, поднял его над плечом и направил острие в мою сторону. Я понимал, что не смогу ни отбить удар, ни увернуться от него. Мысленно потянулся я к Камню и к этой красной штуке в небе. Яркая вспышка на миг ослепила нас. Казалось, молния протянула вниз свой сверкающий палец и коснулась клинка Бранда. Он уронил свой меч. Одну руку Бранд поднес к губам, а другой сжал Камень Правосудия. Видимо, он понял, что я связан с Камнем и старался закрыть его от меня. Дуя на пальцы, он глянул вверх. И гнев мгновенно схлынул с его лица. На нем появилось выражение страха, скорее даже ужаса. Конус стал опускаться. Тогда Бранд шагнул на зачерненный участок Лабиринта, повернулся лицом на юг, поднял руки и что-то крикнул. Из-за пронзительного воя я не расслышал его слов. Конус приблизился к Бранду, но он в это мгновение, казалось, стал двухмерным. Его силуэт задрожал, он стал уменьшаться, но не от того что сжималось его тело, а потому что между нами стремительно увеличивалось расстояние. Бранд исчез всего за мгновение до того, как конус накрыл то место, где он стоял. А так как вместе с ним исчез и Камень, то я больше не мог управлять висевшей надо мной штукой. И теперь я не знал, что лучше — то ли по-прежнему сидеть, то ли встать, потому что этот вихрь налетал неожиданно на все, что нарушало нормальную последовательность событий. Я сел и в таком положении подобрался к линии. Затем нагнулся вперед. К тому времени конус начал подниматься. Вой становился все тише. Голубые огни вокруг моих ног полностью исчезли. Я повернулся и посмотрел на Фиону. Она жестом предложила мне подняться и идти дальше. Я медленно встал, отметив, что когда я двигался, вихрь надо мной продолжал расходиться. Вступая на участок, где еще недавно стоял Бранд, я снова использовал Грейсвандир в качестве проводника. Покореженный меч Бранда лежал неподалеку, на краю темного участка. Мне захотелось, чтобы существовал еще какой-нибудь выход из Лабиринта — полегче этого. Сейчас казалось бессмысленным завершать этот путь. Но коль уж ты ступил на него — возврата назад не было. Я побоялся искать выход по темному участку, и поэтому направился к Великой Кривой. Интересно, гадал я, куда перенесся Бранд? Если бы я знал, где он, то мог бы приказать Лабиринту отправить меня вслед за ним, как только я доберусь до центра. Наверное, Фиона об этом догадывалась. И все же он, наверное, отправился туда, где у него были союзники. Было бы бессмысленно преследовать его в одиночку. Я утешил себя тем, что, по крайней мере, помешал ему настроиться на Камень. Затем я вступил на Великую Кривую. Вокруг меня взметнулись искры.
После полудня клонящееся к западу солнце освещает скалы слева от меня. Те, что стоят справа, отбрасывают длинные тени. Солнце просачивается сквозь листву над моей гробницей, оно слегка согревает холодные ветры Колвира. Я пожал руку Рэндома и повернулся, чтобы рассмотреть человека, сидевшего на скамейке рядом с мавзолеем. Я узнал его. Это был юноша, изображенный на пробитой карте. В углах его рта пролегли складки, глаза были усталые. Я узнал его раньше, чем Рэндом представил сына.