— По-моему, он может воспользоваться всем или всяким, кто подвернется под руку.
— Я ему верю, а ты нет, вот и все.
— Согласен. Что ты теперь собираешься делать? Ждать развития событий?
— У меня есть план. Однако то, что я ему верю, не означает, что я не буду подстраховываться. Но у меня есть к тебе один вопрос.
— Да? — удивился Билл.
— Если бы я доставил Люка сюда, и Рэндом решил, что факты туманны, и пожелал бы устроить судебное заседание, ты бы решился представлять его интересы?
Сначала глаза его расширились, но затем он улыбнулся.
— Какого рода заседание? Я не знал, что здесь проводится что-либо подобное.
— Как внук Оберона, — объяснил я, — он подпадает под действие Закона Королевского Дома. Глава Дома сейчас Рэндом. И только от него зависит, решат ли забыть об этом деле, вынести приговор сразу же или назначить слушание дела. Как я понимаю, такое слушание может быть настолько формальным или неформальным, насколько пожелает Рэндом. В библиотеке имеются книги на эту тему. Но обвиняемый всегда имел право быть представленным на суде, если он того хотел.
— Конечно, я взялся бы за это дело, — твердо заявил Билл. — Такой юридический опыт может предоставиться не слишком часто. Но надо учитывать, что тут конфликт интересов, поскольку я работаю на Корону.
Я допил сидр, поставил стакан на каминную полку и зевнул.
— А теперь мне надо идти, Билл.
Он кивнул, но все-таки спросил:
— Все это просто гипотетические построения, не так ли?
— Конечно, — подтвердил я. — Дело может обернуться моим судебным слушанием. Спокойной ночи!
Билл окинул меня изучающим взглядом.
— Э… эта подстраховка, о которой ты упомянул. Она, вероятно, связана с чем-то пугающе-рискованным?
Я улыбнулся.
— Полагаю, тебе никто ничем в этом деле помочь не сможет?
— Ничем.
— Ну, желаю удачи.
— Спасибо.
— Завтра увидимся?
— Может, на день позже…
Я прошел в свои покои и завалился спать. Мне требовалось немного отдохнуть, прежде чем приступить к задуманному делу. Когда я проснулся, было еще темно. Я обрадовался, что мой внутренний будильник все еще действует. Было бы радостнее повернуться на другой бок и еще поспать, но я не мог позволить себе такой роскоши. Ждавшие меня сегодня дела будут испытанием на скоординированность. Я встал, умылся и надел свежую одежду. Затем направился на кухню, где приготовил чай, тосты и яичницу-глазунью с красным и зеленым перцем и луком. Тут нашлись и фрукты от «Спелтерса», чего я уже давненько не пробовал. После завтрака я через заднюю дверь прошел в сад. Он был темным — его не освещала луна, и было влажно, так как деревья окутывал туман. Вокруг царила тишина. Я дал своим мыслям возможность немного развеяться. День должен быть построен рационально, но я хотел начать его, утвердив соответствующий образ мышления. Так я шел, пока не кончился сад. Затем пролез через дыру в колючей изгороди и продолжил путь по неровной тропинке. Первые несколько минут она шла на подъем, потом совершила внезапный поворот и сразу же стала круче. На одной возвышенной точке я оглянулся — четко вырисовывался темный силуэт дворца с немногими освещенными окнами. Рассеянные высоко над головой перистые облака выглядели экраном, затемняющим звездный свет. Достигнув вершины, я сумел различить на востоке слабую линию просветления за лесом, недавно пересеченным мною. Я поспешил мимо трех массивных обелисков и начал спускаться на север. Спуск сначала был пологим, а потом неожиданно стал крут. Я приблизительно знал, куда иду, так как однажды уже шел этим путем, хотя тогда я надолго не задерживался. Гребень остался примерно в двух милях позади, и я замедлил шаг, приблизившись к району, куда направлялся. А вот и большой, несколько похожий на подкову откос, который я разыскивал. Когда я спустился и стены поднялись по обеим сторонам, как в каньоне, то оказался на тропе, по которой последовал дальше. Тропа повела меня слегка вниз по склону, к тени от двух деревьев, а затем между ними туда, где находилось невысокое каменное строение, заросшее кустами и травой. Как мне показалось, почву доставляли сюда специально, чтобы выросла зелень, но потом про сад позабыли и забросили его. Я уселся на одну из каменных ступенек перед строением и стал ждать, когда посветлеет небо. Это была гробница моего отца, так называемый кэнофат, построенный давным-давно, когда все считали его умершим. Позже его порядком забавляла возможность навестить это место. Теперь, конечно, ее статус мог вновь измениться. Она вполне могла быть настоящей. Пришел же я сюда не для того, чтобы поклониться праху предка. Мне, как колдуну, требовались покой и тишина для того, чтобы создать несколько заклинаний. Наверное, я рационализировал. Я выбрал это место, потому что на нем стояло имя Корвина. Настоящей ли была эта гробница или ненастоящей, она вызывала у меня ощущение его присутствия. Мне хотелось узнать его поглубже и, возможно, ближе мне уже никогда не удастся подойти. Я вдруг понял, почему доверился Люку. Он был прав тогда, в Лесном Доме. Если бы я узнал о смерти Корвина и убедился, что за нее можно возложить на кого-то вину, то я забросил бы всё прочее, чтобы отправиться предъявить счет и получить по нему, чтобы отомстить и расписаться в получении долга кровью. Даже не знай я Люка, как знал, в его действиях легко угадывался бы я сам, и как в таком случае судить его. Проклятье! Почему мы должны изображать друг друга черт знает как? Я поднялся. Теперь хватало света, чтобы видеть, что я делаю. Я зашел в гробницу и приблизился к нише, где стоял пустой каменный саркофаг. Он казался идеальным сейфом для хранения ценностей, но я колебался, стоя перед ним, у меня дрожали руки. Это было нелепо… Я знал, что его там нет, что это просто пустой ящик с вырезанной на нем короткой надписью. И все же прошло несколько минут, прежде чем я смог заставить себя поднять крышку.
— Ну, конечно же пустой! — пробормотал я с облегчением.
Столь же пустой, как многие сны, мечты и страхи. Я закинул в саркофаг голубую пуговицу и снова опустил крышку. Какого черта! Если Шару хотел вернуть ее и мог найти ее здесь, то пусть получит уведомление, что, играя в подобные игры, он ходит по краю собственной могилы. Я снова вышел наружу, оставив в склепе свои чувства. Время начинать. Мне требовалось разработать и опробовать уйму заклинаний, так как я не собирался деликатничать там, где дули дикие ветры…
Я стоял на пригорке над садом, любуясь расстилавшейся внизу осенней листвой. Ветер играл моим плащом. Дворец купался в густом полуденном свете. В воздухе стояла прохлада. Стайка опавших осенних листьев пронеслась, подобно птицам мимо и трепеща опустилась на землю. Однако я остановился тут не для восхищения природой. Я задержался, блокируя Козырной контакт — второй за день. Первый произошел ранее, когда я создавал заклинание. Я счел, что это либо Рэндом, раздраженный тем, что я вернулся в Амбер и не удосужился ввести его в курс дела, либо Люк, уже выздоровевший и желающий просить у меня помощи в осуществлении своего плана против Замка. Оба они пришли мне на ум, потому что именно их я страстно желал избежать: ни тому, ни другому не понравилось бы, что я затеял, хотя и по разным причинам. Зов растаял, пропал и я опустился по тропе, миновал колючую изгородь и вышел в сад. Я не хотел зря использовать заклинание на сокрытие своего похождения и поэтому выбрал левую тропу, которая привела меня к цепи увитых зеленью беседок, откуда я мог незаметно пройти дальше. Из окон меня тоже не было заметно. Я мог избежать этого, козырнувшись, но имеющиеся у меня Карты всегда доставляли меня в холл, а я понятия не имел, кто там может оказаться. Ключ мне был не нужен. Я вернулся тем же путем, каким вышел, то есть через кухню, взяв себе бутерброд и стакан молока. Затем я поднялся на один марш по черной лестнице, потоптался немного и сумел добраться до своих покоев незамеченным. Там я пристегнул оставленный висеть в изголовье кровати пояс для оружия, проверил меч, отыскал привезенный мною из Хаоса кинжальчик — подарок от ныряльщика в Бездну Берквиста, которого однажды кое-кому представил, что дало ему покровительство (он был поэтом средней руки), и повесил его с другого бока на пояс. Прикрепив один Козырь в левом рукаве, я вымыл лицо, почистил зубы. Больше я не мог выдумать ни одной причины для задержки. Мне требовалось пойти и сделать нечто, чего я страшился. Это было необходимо для оставшейся части моего плана. Меня одолевало неожиданное желание податься на шлюпке в море. На самом-то деле достаточно было и просто поваляться на пляже… Вместо этого я покинул свои покои и направился вниз по лестнице, возвращаясь тем же путем, каким пришел. Я двинулся на запад по черному, служебному коридору, прислушиваясь к шагам и голосам, отступив однажды в чулан, чтобы дать пройти кому-то неузнанному. Наконец я свернул налево, прошел несколько шагов и прождал больше минуты, прежде чем войти в главный коридор, уводивший меня мимо большого мраморного банкетного зала. Никого не было видно. Я подошел к ближайшему входу и осторожно заглянул. Отлично! В зале не накрыто. Обычно там накрывали не каждый день, но я никак не мог узнать, намечается ли сегодня какое-либо официальное мероприятие, хотя в этот час обычно не обедали. Я зашел и быстро миновал зал. С противоположной стороны начинался длинный, узкий коридор, и где-то ближе к его началу у дверей или в его конце обычно стоял на посту часовой. Все члены семьи имели туда доступ, хотя часовой заносил имя каждого в журнал. Однако его начальник не получит об этом никаких сведений, пока часовой не сменится с дежурства, но тогда для меня это уже не будет иметь значения. Тод был невысоким, коренастым и бородатым. Заметив, что я приближаюсь, он взял «на караул» топор, стоявший всего в нескольких футах от него, прислоненный к стене.
— Вольно! Занят? — спросил я.
— По правде говоря, нет, сударь.
— Я направляюсь вниз. Надеюсь, здесь найдется несколько фонарей? Я знаю эту лестницу не так хорошо, как остальные.