А Джулиан скакал рядом с машиной, и в руке его была шпага.
Я громко посигналил, надеясь спугнуть Моргенштерна, но он и ухом не повел, а когда я резко свернул руль в сторону, грациозно отпрыгнул и избежал столкновения. Рэндом низко пригнулся, положив пистолет на согнутую в локте левую руку и целясь в Джулиана.
— Не стреляй, — попросил я. — Попробую взять его живым.
— Ты сумасшедший, — ответил он, но пистолет опустил, а я вновь резко ударил по тормозам и, как только машина остановилась, распахнул дверцу и выскочил… О, черт! я ведь был босиком! Проклятье!
Я нырнул под удар шпаги, схватил Джулиана за руку и рванул на себя что было сил, выбивая из седла. Он успел ударить меня бронированным кулаком по голове, так что искры из глаз посыпались, но своего я добился.
Оглушенный падением, Джулиан лежал, ничего не соображая, а вокруг прыгали псы, и Рэндом отбивался от них ногами. Я подобрал шпагу и приставил ее к горлу Джулиана.
— Прикажи собакам убраться, — крикнул я, — или я пригвозжу тебя к земле!
Он что-то резко произнес, и штурмгончие отбежали, недовольно ворча. Рэндом держал Моргенштерна под уздцы, но конь мотал головой и пытался вырваться.
— Итак, дорогой брат, что ты можешь сказать в свое оправдание? — спросил я.
— Если хочешь меня убить, не тяни, — ответил он.
— Я убью тебя, когда мне заблагорассудится. — Сам не знаю почему, но я испытывал чувство глубокого удовлетворения, глядя на комья грязи, прилипшие к его безупречно чистым, белым доспехам. — А теперь скажи, что ты дашь за свою жизнь?
— Все, что у меня есть, и ты это знаешь.
Я отступил на шаг.
— Садись в машину на заднее сиденье.
Он молча повиновался, и я на всякий случай отобрал у него кинжал. Рэндом сел на свое место рядом со мной, но направил дуло пистолета на голову Джулиана.
— Почему бы тебе не убить его? — спросил он.
— Думаю, он еще пригодится. Во-первых, мне многое надо узнать, а во-вторых, нам предстоит долгий путь.
Я включил зажигание, и «мерседес» плавно тронулся с места. Гончие дружно припустили за машиной. Моргенштерн скакал рядом.
— Боюсь, как заложник я ничего не стою, — заметил Джулиан. — А если ты будешь меня пытать, я не скажу больше, чем знаю, а знаю я совсем немного.
— Вот и начни с того, что знаешь, — предложил я.
— Когда положение усугубилось, — сказал он, — позиция Эрика была самой сильной, ведь он остался в Эмбере. По крайней мере, я посчитал именно так и предложил ему свои услуги. Если бы на его месте оказался один из вас, я, вероятно, сделал бы то же самое. Эрик поручил мне охранять Арденнский лес, через который пролегает основная дорога в Эмбер. Жерар контролирует южные подступы. Каин — в северных водах.
— А Бенедикт? — спросил Рэндом.
— Понятия не имею. Может, он с Блейзом. А может, на одном из отражений и просто не знает, что произошло. Я не удивлюсь, если его вообще нет в живых. Слишком много лет прошло с тех пор, как я в последний раз видел Бенедикта.
— Какое количество войск ты держишь в Арденне? — спросил Рэндом.
— Тысячу человек. Убежден, что за нами наблюдают даже сейчас.
— И если они не хотят, чтобы ты скоропостижно скончался, им придется ограничиться одними наблюдениями, — заметил Рэндом.
— Ты, как всегда, прав. — Джулиан повернулся в мою сторону. — Должен признаться, Корвин, ты поступил очень разумно, оставив меня в живых. Теперь тебе удастся беспрепятственно проехать через лес.
— Ты говоришь так потому, что очень хочешь жить, — ответил Рэндом.
— Конечно, я хочу жить. Ведь вы меня не убьете?
— А как ты думаешь?
— Но ведь я рассказал все, что знал!
Рэндом рассмеялся.
— Ты не сказал ничего существенного, и я убежден, что пытка развязала бы твой язык. К счастью, еще не поздно. Можно остановить машину в укромном месте и исправить это маленькое упущение. Что скажешь, Корвин?
— Там видно будет. Где Фиона?
— По-моему, где-то на юге, но точно не знаю.
— А Дейдра?
— Тоже не знаю.
— Льювилла?
— В Рембэ.
— Хорошо. — Я кивнул. — Мне кажется, ты действительно сказал все, что знал.
— Да.
Мы продолжали ехать в полном молчании, и постепенно лес начал редеть. Штурмгончие и Моргенштерн давно отстали, но орел Джулиана все еще парил высоко в небе. Дорога круто завернула, поднимаясь к узкому перевалу между двумя пурпурными горами.
— Удобное место для засады, — заметил Рэндом.
— Похоже говоришь, — отозвался я. — Что скажешь, Джулиан?
Он вздохнул.
— Скоро подъедем к заставе. Но думаю, осложнений не предвидится.
Осложнений не было. Когда я посигналил у ворот, к нам вышел стражник в зеленой с коричневым кожаной куртке и шпагой наголо. Я небрежно указал большим пальцем сжатой в кулак руки на заднее сиденье и спросил:
— Понятно?
Ему было понятно, и нас он тоже узнал, а посему поспешил распахнуть ворота настежь и даже отдал честь, когда мы проезжали мимо.
Мы миновали еще две заставы, и орел отстал где-то по пути. Высоко в горах, на высоте в несколько тысяч футов, я остановил машину. Справа от нас гигантская скала уходила в небо, слева — зияла пропасть.
— Выходи, — сказал я Джулиану. — Пришла пора размять ноги.
Он побледнел.
— Я не стану унижаться, вымаливая у тебя свою жизнь.
И вышел из машины.
— Эх, опять не повезло! — огорченно воскликнул я. — Передо мною так давно никто не унижался! Обидно, право. Ну что ж, подойти к обрыву и встань вот здесь… еще ближе, пожалуйста. — И Рэндом прицелился ему в голову. — Совсем недавно, — продолжал я, — ты говорил, что предложил бы помощь всякому, кто оказался бы на месте Эрика.
— Да.
— Посмотри вниз. — Он молча повиновался, но думаю, мало что увидел. — Хорошо. Запомни свои слова на тот случай, если произойдут какие-нибудь перемены. И запомни, кто подарил тебе жизнь, хотя любой другой на моем месте ее бы отнял. Поехали, Рэндом. Нам пора.
Джулиан остался стоять на краю пропасти. Он тяжело дышал, и брови его были сдвинуты.
Когда мы добрались до вершины перевала, бензин почти кончился. Я поставил передачу на нейтральную, выключил мотор, и машина покатилась вниз.
— Я сейчас думаю о том, — сказал Рэндом, — что ты не потерял былой прозорливости и проницательности ума. Я, наверное, все же убил бы Джулиана за то, что он попытался сделать. Но ты поступил правильно. Мне кажется, он нас поддержит, если удастся взять верх над Эриком, а тем временем, естественно, доложит ему обо всем, что произошло.
— Естественно, — согласился я.
— У тебя было больше причин желать его смерти, чем у любого из нас.
Я улыбнулся.
— Эмоции неуместны в политике, юриспруденции и торговых сделках.
Рэндом закурил две сигареты и протянул мне одну из них.
И глядя сквозь сигаретный дым вниз, я увидел море, раскинувшееся под вечерним темно-голубым небом, на котором сверкало золотое солнце. Я и представить себе не мог, что такое море может существовать на свете. Словно толстым слоем искрящейся пурпурной краски покрыли полотно, подумал я, и мне стало немного страшно. Неожиданно я понял, что говорю на каком-то странном языке, который тем не менее хорошо знаю. Я читал «Балладу о Мореходах», и Рэндом внимательно слушал и ждал, когда я закончу.
— Я много раз слышал, что «Балладу о Мореходах» сочинил ты, — сказал он. — Правда?
— Это было так давно, что я просто не помню.
Дорога постепенно сворачивала влево, и по мере того как мы въезжали в лесистую долину, море открывалось перед нашим взором во всем своем великолепии.
— Маяк Кабры, — сказал Рэндом, указывая рукой на большую серую башню, возвышавшуюся над водой. — Я совсем забыл о его существовании.
— Представь себе, я тоже. Какое непонятное чувство испытываешь, когда возвращаешься домой. — И тут я понял, что мы говорим не по-английски, а на Языке Тари.
Примерно через полчаса спуск закончился, и машина довольно долго катилась по инерции, прежде чем я включил зажигание. При звуке мотора стайка черных птиц выпорхнула из придорожных кустов. Серая тень, похожая на волчью, взметнулась из-за дерева и пропала. Невидимый олень, спасаясь от серой тени, умчался, ломая ветки. Мы ехали по лесистой долине, расположенной на ровном участке высокой скалы, и неуклонно приближались к морю. Перевал остался сзади и чуть справа.
Чем дальше мы въезжали в долину, тем яснее видели панораму величественных гор, марширующих, казалось, прямо к побережью, одетых в сверкающую каменную мантию, расцвеченную зелеными, розовыми и пурпурными красками, а на самом последнем и самом высоком пике висела вуаль легких облачков, пронизанная золотыми лучами солнца. Бензин почти кончился, а ехать оставалось миль тридцать пять. Я твердо знал, что этот последний пик был местом нашего назначения, и у меня защемило сердце. Рэндом, не отрываясь, смотрел в том же направлении.
— Никто ничего не украл, — пошутил я. — Скала на месте.
— Я почти забыл, — прошептал он.
Я переключил передачу и, случайно посмотрев вниз, увидел, что брюки мои как-то странно блестят. К тому же они стали обтягивать лодыжки, а манжеты исчезли. Я невольно бросил взгляд на свою рубашку.
Она превратилась в черную куртку с серебряной окантовкой и широким поясом. По внешней стороне брюк тоже шла серебряная строчка.
— Кажется, я выгляжу достаточно эффектно, — заметил я в надежде услышать объяснение Рэндома.
Он ухмыльнулся, и я неожиданно понял, что он одет в коричневые брюки с красными лампасами и оранжевую рубашку с коричневым воротником и манжетами. Коричневая фуражка с желтым козырьком лежала рядом на сидении.
— А я сидел и гадал, когда ты, наконец, заметишь, — сказал Рэндом. — Как самочувствие?
— Лучше не бывает. Кстати, бензин на нуле.
— Слишком поздно, — ответил он. — Мы находимся в реальном мире, и работа с отражениями отнимет слишком много сил, не говоря о том, что нас сразу обнаружат. Боюсь, придется бросить машину.