Одно было совершенно ясно: правлению придется изрядно раскошелиться, чтобы оплатить ее счета за бензин. И не важно, за какой из этих случаев она возьмется первым делом. Все равно старенькой «тойоте» Тесс предстоит намотать немало миль.
— Ну и что скажешь, Искей? — У нее уже давно вошло в привычку советоваться со своим грейхаундом, как у некоторых — ходить к гадалке. Искей лениво подняла голову, недовольно сморщилась, фыркнула, ясно давая понять, чтобы ее не тревожили, а потом уронила голову на пол с таким звуком, словно та была совершенно пустой внутри. Тесс истолковала все это как: «Перспективы весьма туманные».
— А твое мнение, Мьята? — Вторая ее собака, свалившаяся ей на голову так же неожиданно, как и первая, была превосходно выдрессированным доберманом. Уходя из дома, можно было без опаски оставить на столе миску с мясом — Мьята не потрудилась бы даже встать со своей подстилки. Зато сейчас, услышав свое имя, она навострила уши, готовая по зову хозяйки мчаться куда угодно.
— Пора ехать, — скомандовала Тесс, подумав, что у роли боса есть свои преимущества — даже если у тебя под началом всего две собаки, равнодушные к твоим блестящим умозаключениям и потрясающей проницательности. Итак, она двинется на запад, убьет два дня на Фредерик и Шарпсбург, а ночь проведет в гостинице. До каждого из них было не больше часа пути, но ей страшно не хотелось тратить время на то, чтобы возвращаться. Искей она, пожалуй, захватит с собой, а Мьята останется дома с Кроу. Заднее сиденье старушки «тойоты» вряд ли выдержит 160 фунтов собачьего веса. К тому же свои 70 фунтов Искей предпочитала располагать исключительно в горизонтальном положении.
Фредерик раскинулся почти там, где темные очертания Аппалачей впервые появляются из-за горизонта, а дороги, следуя неровностям и изгибам местности, начинают скакать вверх-вниз, словно расшалившиеся жеребята. Тесс терпеть не могла здешние просторы. В ее представлении Фредерик как был, так и оставался всего-навсего родиной Барбары Фритчи, миниатюрной старушки, якобы бестрепетно взобравшейся на Каменную Стену Джексона со звездно-полосатым флагом в руках, в то время как армия конфедератов быстрым маршем двигалась на север, к Геттисбергу. Неподалеку от въезда в город раньше красовался щит с приглашением посетить кондитерскую «Барбара Фритчи», магазинчик сувениров «Барбара Фритчи» и одноименное кафе. Теперь он исчез, но посвященные ей бессмертные строки Джона Гринлифа Уиттиера намертво врезались Тесс в память. Интересно, учат ли его нынешние школьники?
«Стреляй, если хочешь, старик, но пощади флаг своей родины», — пробормотала она.
Заштатный городишко, который Барбара Фритчи некогда так яростно защищала, теперь превратился в процветающий пригород. Люди ничего не имели против того, чтобы терять больше часа на дорогу в свой офис, если это позволяло за те же самые или даже меньшие деньги устроиться в более просторном доме с большим участком земли вокруг. Заманчиво, верно?
Тиффани Гантс жила за пределами Фредерика, неподалеку от реки Монокаси, на окраине, застроенной совсем недавно. И умерла она тоже здесь. Случилось это шесть лет назад, когда пуля неизвестного злоумышленника оборвала ее жизнь. Насколько помнила Тесс, во Фредерике выходила вполне приличная газета, так что, скорее всего, ей удастся узнать немного больше об этой совсем еще молодой женщине, которой не исполнилось и двадцати двух лет, когда ее убили. Студентка местного колледжа, она подрабатывала вечерами в магазине полуфабрикатов. Жила вместе со своим женихом Эриком Шиверсом и трехлетней дочерью от прежнего возлюбленного. В тот день, когда преступник вломился к ним в дом, Шиверс как раз уехал из города по делам. Тиффани, вероятно, просто попала под горячую руку, и взломщик выстрелил. Ее тело обнаружили на кухне.
Эрик Шиверс не значился ни в одном из телефонных справочников, а вот Гантсы отыскались без труда. В телефонной книге Фредерика их было всего двое: родители Тиффани и ее старший брат с женой. Старшие Гантсы обитали в более старом пригороде Фредерика. Естественно, не в самой фешенебельной его части, застроенной симпатичными особнячками из красного кирпича с широкими крытыми крылечками — ровесниками Барбары Фритчи. Уолли и Кэтрин Гантсы жили в другой, унылой части Фредерика, где бывшие фермерские домики были похожи на дряхлых стариков, едва стоящих на ногах от усталости. Сорок лет назад можно было сказать, что район этот, возможно, еще ждут лучшие времена, однако сейчас об этом забыли и думать. Мистер и миссис Гантс-старшие, мистер и миссис Гантс-младшие были похожи друг на друга, как горошины в стручке: тусклая, сероватая кожа, унылые, ничего не выражающие глаза. Казалось, жизнь проехалась по ним паровым катком, оставив после себя пустую оболочку.
Тесс пригласили в гостиную — немыслимая роскошь в подобном доме. Бежевый ковер от стены до стены сердито колол ей ноги, в углу красовалась дыра размером с кулак, но сама комната казалась аккуратной и чистенькой. Уолли решил говорить от лица всех, поскольку отец его, замкнувшись в молчании, казалось, ни на что уже не реагировал. Обе женщины, словно сговорившись, не сводили глаз со стеклянной двери на задний двор, где возились трое ребятишек. Одна из них, должно быть, дочка Тиффани, но Тесс не знала, живет ли она здесь или у дяди с теткой.
— Мне очень жаль, что приходится бередить старые раны, — извиняющимся тоном проговорила она, — но, возможно, это сможет чем-то помочь.
Раньше ей никогда не приходилось этого говорить — во всяком случае, не кривя душой.
— Что вы! Наоборот, мы очень рады, что вы позвонили, — откликнулся Гантс-младший. — Нам и самим всегда казалось, что шериф не очень-то старался раскрыть это дело. Конечно, все они были очень добры. Но всякий раз, когда мы старались узнать что-то поподробнее, нам отвечали, что мы, дескать, чересчур много смотрим телевизор. Следователь, правда, пообещал присвоить этому делу какой-то специальный номер, чтобы, мол, выяснить, не произошло ли чего-то подобного в других штатах.
— А какой номер? Не ВИКАП[10]случайно?
— Да, похоже.
— Но им ничего не удалось найти?
— Во всяком случае, нам ничего не сказали. Единственное, что они точно сделали, так это разослали ориентировки во все ломбарды — искали обручальное кольцо Тиффани, микроволновку и миксер. Эрик такой аккуратный, у него сохранились гарантийные талоны ко всем электроприборам, так что их тут же вычислили бы, если бы кто-то попытался их продать. Но, как я сто раз им говорил, парень не сумасшедший, чтобы пытаться сбыть все здесь, во Фредерике. А искать где-то еще… Куда там! Можно подумать, боялись, что пара междугородних звонков сожрет весь их бюджет.
Тесс решила сыграть роль адвоката дьявола.
— Детективы обычно из кожи вон лезут, лишь бы на них не повисло дело об убийстве.
— Вот и я так думал. К тому же они, похоже, вбили себе в голову, что тут и распутывать-то нечего. Мол, какие-то ребята прикатили по I-270 прямиком из Вашингтона и решили обчистить один-два новых дома, поскольку их недавно отстроили, и не во все еще въехали жильцы. Как раз недели за две до этого из одного дома свистнули новехонький холодильник и плиту в придачу. И замок открыли так же. Только вот из дома Тиффани ничего из крупных вещей не украли. Может, потому, что Тиффани была… была…
Лицо Гантса-младшего побагровело, он изо всех сил старался сдержать слезы, застилавшие тусклые, точно застиранные, глаза. Его мать и жена плакали уже открыто — обе молча смотрели на Тесс, а слезы ручьем катились по их изможденным, бледным лицам. Только лицо отца оставалось по-прежнему каменным. А ведь шесть лет прошло, подумала Тесс. Неужели существует такая боль, смягчить которую бессильно даже время? Станет ли им легче, если убийца их дочери будет схвачен и понесет наказание?
— Мне известно, как все произошло. Выстрел оказался смертельным. Ее маленькая дочка в это время спокойно спала наверху. Дверь вскрыли ломом — много труда для этого не потребовалось.
— Нижний замок был дрянь. Никогда не мог понять, почему Тиффани не поставила задвижку. Эрик ведь то и дело уезжал из города. Конечно, она не была трусихой, но никогда бы не рискнула спуститься, услышь, что в дом пробрались грабители.
— И что бы она в таком случае сделала?
— Заперлась бы вместе с дочкой и схватилась за телефон. Тиффани была умной девочкой. И никогда бы не сделала такую глупость. Говорю вам, тут что-то не так. Никогда бы она не спустилась вниз, кабы там шуровал грабитель.
— А если представить на минуту, что это все-таки был не грабитель? Вам кажется, что расследование пошло по ложному пути? Может, вы кого-то подозреваете? Отца девочки?
Уолли явно опешил.
— Да нет, мне кажется, они сделали все, как положено… Только вот ума не приложу, почему им так и не удалось отыскать того парня? Ведь когда им позарез нужно раскрыть какое-то преступление, можно спорить на что угодно, что оно будет раскрыто. Случись вам прикончить кого побогаче, вас мигом схватят за пятки. Копы толпой ввалятся к вам в дом, примутся брать отпечатки пальцев и пшикать вокруг такой штукой, от которой следы крови светятся даже в темноте. Видел такую по каналу «Дискавери». А тут какой-то ублюдок разрядил ствол в молодую женщину, которая в жизни не причинила никому зла. Бедняжка только-только начала улыбаться, ведь прежде-то ей приходилось несладко… — Голос Уолли снова предательски дрогнул и сорвался. Он сердито шмыгнул носом, не желая показывать свою слабость.
— А почему вы говорите, что ей довелось хлебнуть горя?
— Ох… — Уолли и обе женщины переглянулись. — Да обычное дело. Связалась с дурной компанией, ну и забеременела. Пришлось бросить школу. А все этот ее дружок.
— Эрик?
— Нет, не Эрик. — Кэтрин, которую все домашние называли Кэт, в первый раз за все время отважилась вмешаться в разговор. — Эрик замечательный, он стал ее самой большой удачей. Нет, тот парень был до него. Трой Планкетт, вот как его звали. Он был старше. Пакостный такой парень, испорченный до мозга костей. Сделал Тиффани ребенка, а потом сказал, что, дескать, не мой, и два года судился с ней из-за алиментов. После анализа крови на ДНК сразу стало ясно, что он отец Дарби. И все равно он отказался платить. Сказал, денег нет.