По крайней мере именно так в те годы считала Луиза О’Нил.
Стала ли смерть Джонатана той отправной точкой, что изменила всю ее жизнь, спрашивала себя Тесс. И не могла ответить на этот вопрос. Когда он погиб, она была неудачницей — ни работы, ни возлюбленного. Теперь же у нее были собственное дело и собственный дом, в котором сейчас спал самый замечательный в мире мужчина. Правда, авантюра с Микки Печтером здорово все усложнила. Тесс поплотнее завернулась в рубашку.
— Если ты смотришь на меня сейчас, не волнуйся, — шепнула она, подняв лицо к ночному небу. — У меня все хорошо.
Она мысленно вернулась к порученному ей делу, вспомнив о еженедельных отчетах, которые должна посылать правлению, и поразилась, как мало, в сущности, удалось ей узнать. Добытая информация вряд ли могла способствовать выделению им средств, в которых они так нуждались.
— А в общем, неплохо, — пробормотала она.
Ей достаточно было выбраться из постели всего на пару минут, чтобы Кроу тут же проснулся. Он уверял Тесс, что без нее температура в постели моментально падает на несколько градусов, но она сильно подозревала, что дело тут не в этом. Скорее всего, Искей, воспользовавшись отсутствием хозяйки, моментально забиралась на нагретое местечко, а ее зловонное дыхание могло бы разбудить и мертвого.
— У тебя же так давно не было бессонницы, — шептал Кроу, выходя вслед за ней на террасу. На нем, как обычно, не было ничего, кроме пижамных штанов, едва державшихся на его худощавых, узких бедрах, и Тесс в который раз поймала себя на том, что любуется его обнаженной грудью. Конечно, она знала, что мужчины с таким телосложением к сорока годам часто обзаводятся брюшком. Но сейчас невозможно было представить себе, что когда-нибудь эти литые мускулы заплывут дряблым жирком… Так же невозможно, как представить его себе в сорок лет.
— Мне приснился дурной сон.
— Тот же самый?
У Тесс не было секретов от Кроу. Ему было известно о Джонатане Россе, но ему бы и в голову никогда не пришло ворошить старое. Тесс была бы рада сказать то же самое о себе. Кроу вообще отличался редкой деликатностью — даже для молодого человека, имевшего все отличительные признаки однолюба.
И все-таки что-то мешало ей быть до конца откровенной с ним — может, она опасалась, что ему захочется поговорить на эту тему. А поднимать ее снова и снова значило бы позволить ночному кошмару расправить над ней свои совиные крылья.
— Нет, нет, — поспешно соврала она. — Просто обычный дурной сон.
— И кто же на этот раз стал жертвой?
Так легко слетевшая с ее уст выдумка оказалась удачной. Зато теперь Тесс отчаянно ломала себе голову, пытаясь придумать, как выкрутиться. Пришлось покопаться в памяти, чтобы вспомнить хоть один дурной сон.
— Мои родители. Впрочем, как всегда.
— И никогда я?
— Никогда.
— А ты мне расскажешь, если это буду я?
— Скорее всего, нет.
Они рассмеялись. У Тесс словно камень с души упал: она не только удачно выкрутилась, но и умудрилась напоследок сказать чистую правду. Ей действительно никогда не снился Кроу. А если бы и приснился, она бы и словечком не обмолвилась об этом ему. Эти мимолетные кошмары изматывали ее ничуть не меньше, чем бесконечно повторяющийся сон, в котором она раз за разом наблюдала смерть Джонатана. В этих снах она беспомощно махала руками, истерически кричала, но все было бесполезно: тот, кого она звала, уходил, так и не заметив ее. Интересно, чтобы сказал, узнав об этом, доктор Армистед? Впрочем, она не собиралась рассказывать ему об этом.
— Эй, — воскликнула она, решив сменить тему, — а мы сегодня занимались любовью?
— Ты разве не помнишь? Боже, какой удар по моему самолюбию!
— Прости, у меня какая-то каша в голове. Столько работы, разве все упомнишь.
— Я допоздна засиделся в клубе. А когда вернулся, ты уже спала без задних ног.
Ему поручалось покупать пластинки, которые крутили в баре его отца на Франклинтаун-роуд. Поэтому они не всегда совпадали по времени, но Тесс считала, что это даже к лучшему. По крайней мере их отношения не теряли ощущения новизны. А случись такое, неровный шрам в нижней части живота Кроу тут же напомнил бы им о том, как зыбка бывает человеческая жизнь. В тот раз она едва не потеряла его. Обернись все по-другому, носить бы ей сейчас траур.
— Так, может, исправим это? — предложила она.
— С удовольствием. — Кроу потянул ее в комнату.
— Нет, — сорвав с себя рубашку, Тесс бросила ее на пол вместо одеяла, — прямо здесь.
Он смотрел на нее, пораженный и в то же время польщенный. Раньше инициатива обычно исходила от него, а Тесс снисходительно уступала его желанию.
— Соседи услышат, — предупредил Кроу.
— Только если ты очень постараешься.
Увидев, что они занимаются любовью, он ушел. Ему не хотелось быть свидетелем их ласк. И ревность тут была ни при чем — как раз наоборот. Скорее уж он жалел ее, жалел, что она не одна. Ее бойфренд оказался совсем зеленым юнцом. Он почти не сомневался в том, что когда сам овладеет ею, их близость доставит ей доселе не испытанное наслаждение. Их жизни слились воедино — пусть она еще даже не подозревает об этом. К тому же она более чем кто-либо другой верит в судьбу. Он почти не сомневался в том, что она встретит его с радостью, будет вечно благодарна ему. Ей столько известно о всяких таких вещах — о физике, траекториях, возможностях. Всему остальному научит ее он. И расскажет ей о токсинах, о тех укромных местах, которых нет ни на одной карте мира, и где правит точный расчет.
А сейчас он ушел потому, что его ждала работа. К счастью, по работе ему нужно будет завернуть в округ Анн-Арундел. Стало быть, покончив с делом, можно будет повидать мать.
Западное побережье стало своего рода компромиссом. Ей страшно хотелось поселиться поближе к дому, что с практической точки зрения было абсолютно невозможно. Дом на острове они оставили за собой, чтобы можно было вернуться в любую минуту. А мать он перевез на материк, подыскав для нее квартирку возле реки Северн. Теперь она вечно жаловалась на ужасный вид из окон: он, мол, говорил, что из окон будет видно реку. Он этого не помнил. Потом принялась ворчать: старенький телевизор принимает совсем не столько каналов, сколько он обещал, и что все они платные. Плита оказалась не газовая, а электрическая, и это тоже плохо. Он только диву давался, где она всего этого набралась.
Однако в последнее время она почти перестала ворчать и жаловаться. И тут он с удивлением обнаружил, до какой степени ему недостает ее охов и вечного брюзжания. Мать вдруг как-то разом усохла, стала совсем крошечной и всего пугалась. Он с ужасом вспомнил, что ей нет еще и сорока пяти, однако она выглядела совсем старухой, куда старше, чем многие ее соседки. Она так и не завела себе друзей, что, может быть, и не так уж плохо. Однако ему это было неприятно. Ему было жаль мать, и в то же время это бесило его. Она ведь была еще красивой женщиной, а это проклятое место, наложив на нее свой отпечаток, превратило ее в старуху. Она постоянно смущалась — может, из-за этих снобов вокруг. По-настоящему богатые люди — а к этому времени он успел уже понять, что такое настоящее богатство, сообразив, что отец Бекки просто купается в золоте, — так вот, по-настоящему богатые люди ведут себя достаточно просто и не имеют обыкновения задирать нос, как эти спесивые индюки, кичившиеся тем, что из грязи вылезли в князи, и готовые перегрызть любому глотку, чтобы все оставалось как есть. Люди по-настоящему богатые не трясутся над своим богатством, как голодный пес над костью, они знают, что никуда оно не денется.
Хорошо хоть, что матери не нужно волноваться о деньгах. Он об этом позаботился. И все равно она беспокоилась. Она, прежде такая храбрая, такая самоуверенная, теперь переживала из-за всякой ерунды.
Когда он приехал и на цыпочках прокрался в ее комнату, она уже спала. Ее волосы как будто стали тоньше, хотя и сохранили свой глубокий каштановый цвет. Интересно, может, его собственные тоже до самой смерти останутся темными? Легонько откинув с ее лба прядь волос, он едва слышно окликнул ее: «Ма! Ма! Просыпайся! Ма!»
Она вздрогнула и проснулась. Глаза у нее были испуганные.
— Кто… что?!
— Это я, ма.
— О! — Она быстро ощупала его лицо, словно желая убедиться, что это действительно он. — Который час?
— Около семи. У меня были дела в ваших краях.
— Вот как? А платят хорошо?
— Как всегда.
— Если что, не стесняйся потребовать прибавки.
— Я зарабатываю вполне прилично, ма. Больше, чем многие, уж ты мне поверь. Тебе не о чем волноваться.
— А вот в прошлых новостях говорили…
Он тяжело вздохнул, подумав, что с таким же успехом она могла бы сказать «на прошлой неделе» и даже «в прошлом году». Мать давно уже не смотрела новости.
— Нашли кости — да, да, кости! В этом самом лесу. И даже не знают, чьи они. Говорят, какая-то женщина отправилась за молоком в самый канун Нового года и не вернулась. А случилось это лет десять назад. И вот теперь нашли одни эти кости, больше ничего. Сказали только, что ее, мол, сначала застрелили, а потом переехали машиной. И все из-за какой-то отметины, которую обнаружили на одной из костей. Просто уму непостижимо, как они обо всем догадались, правда?
— Да, — кивнул он — проще было соглашаться.
— Теперь ничего не скроешь — все равно все выплывет наружу. Может, кто-то и надеется, что спрятал концы в воду, ан нет — глядишь, все и раскопали.
— Да, бывает и так.
— Ведь даже в твоей работе — да что я говорю, ты ведь сам мне рассказывал…
— Иногда такое случается потому, что кто-то совершил ошибку. Во всяком случае, не я. Кто-то еще. Многих одолевает жадность, другие просто становятся беспечными. Вобьют себе в голову, что смогут обойтись без меня, берутся за дело сами, не соблюдая всех необходимых мер предосторожности, ну и готово. Эти ослы не заметят даже, что уже выдоили все досуха. Вот такие и попадаются, мама.