Тесс на мгновение опешила. Почему-то она решила, что Дьюитт говорит о Кроу. Даже сообразив, кого на самом деле имеет в виду бывший полицейский, она еще долго чувствовала себя не в своей тарелке.
— Честно говоря, не имею ни малейшего представления, как выглядел Эрик Шиверс. Однако Тиффани была очень хорошенькая — хрупкая, тоненькая, немного похожа на эльфа. Даже трудно представить себе, что такая фея могла появиться на свет в этом пресном семействе.
— А чем занимался этот ее приятель?
— Он коммивояжер — торговал запчастями для фотокамер. Или видеокамер, точно не знаю. В общем, что-то связанное с фотографией.
— Хмм… — Карл Дьюитт задумчиво поскреб подбородок. — Непонятно, каким образом эти двое могли пересечься, учитывая, что один торговал запчастями для фото- или видеокамер, а другой шарил по антикварным лавкам и распродажам в поисках антиквариата. А где он был в ту ночь, когда ее убили?
— В Спартине, в Виргинии. Небольшой студенческий городок неподалеку от Шенандоа.
— То есть в городе его не было. В точности, как Алана.
Карл, кряхтя, вылез из кресла. Это удалось ему с некоторым трудом — такое впечатление, что старое кресло не хотело выпускать его из своих объятий.
— Поехали. — Судя по выражению лица, он был страшно доволен собой.
— Как это — поехали?! Послушайте, уже девять часов. И единственное место, куда я сегодня поеду, это домой, в Балтимор. Это был самый утомительный и дурацкий день в моей жизни за много лет. Теперь я мечтаю только о том, чтобы очутиться в своей постели, со своими собаками и своим парнем.
На лице у Карла появилось разочарование.
— Слушайте, я вовсе не имел в виду… А вы что подумали? Неужели не помните? «Поехали!»
— Куда? В Спартину? Прямо сейчас? Среди ночи?
— Да нет, вы действительно не поняли. Это же лейтмотив фильма «Дикая Банда», там еще играет Уильям Холден, который всегда говорит: «Ну, поехали!»
Тесс уже совсем было собралась возмутиться, но тут голос его дрогнул, словно она ненароком нанесла ему обиду, и Тесс осеклась.
— Обязательно посмотрите, обязательно! Один из величайших фильмов за всю историю кино. У меня он и на кассете, и на DVD есть.
Он жестом указал на полки вроде книжных, которые просто ломились от видеокассет. Книги там тоже были, но по количеству им было далеко до кассет.
— Стало быть, никуда ехать не надо?
— Да нет, думаю, проехаться в Спартину не помешало бы. Этот ваш парень частенько мотался туда, так ведь?
— По меньшей мере раз в месяц.
— Вот и Алану приходилось довольно регулярно ездить на побережье, бывать на тамошних аукционах. Ладно, предположим, есть один бармен, работает… Не важно где. Парень приезжает туда, пропускает пару кружек пива, а потом вытаскивает фотографию своей девушки. Вот, говорит, какая хорошенькая. Просто красавица. Скоро, мол, женюсь на этой цыпочке. Соскучился — ужас как! Ни минуты без нее не могу, вот и таскаю повсюду с собой ее фотографию. А может, бармен тут и ни при чем. Может, он вытаскивает ее фотографию, разговорившись с таким же перекати-поле, как и он сам, с парнем, у которого нет девушки, с таким, кого никто не ждет дома.
— Довольно безумная теория.
Она снова подметила вспышку гнева в его льдисто-голубых глазах — единственное, что говорило о его взрывчатом, как у большинства рыжих, характере.
— Как раз ничего безумного в этом нет. Может, слегка притянуто за уши, но я просто размышляю вслух, прикидываю, как это могло быть. Между прочим, это ведь вы явились ко мне, вы еще не забыли? А раз так, слушайте, что я говорю. Мне известно все о том, как умерла Люси Фэншер. Мне вообще известно о ней все. Дата ее рождения и марка любимых духов. Я знаю, что она обожала цвет, который называлапервинкль— барвинок, хотя любой другой назвал бы его просто бледно-голубым. Мне известно, что в День труда она отложила сотню долларов на подвенечное платье с вуалью. А пожениться они собирались на Рождество. Мне известно, какая была погода в ночь, когда ее убили, — холодная и чертовски промозглая. Мне известно, какая высота прилива была в ту ночь и что месяц тогда только народился.
— Я…
Но Дьюитта уже несло — остановить его теперь можно было с таким же успехом, что и разогнавшийся поезд.
— Думаете, тому всезнайке, которого прислали из полиции штата руководить расследованием этого дела, известно о нем больше, чем мне? Ха! Держу пари, он и половины не знает! Да что там половины — четверти! Десятой части! Не знаю, есть ли какая-то связь между убийством Люси и смертью той бедняжки из Фредерика, но если она существует, то найду еея. Никто кроме меня не сможет вам тут помочь, если, конечно, вам действительно нужна помощь. И если вы на самом деле понимаете, на что вам удалось наткнуться.
Фотографии Люси Фэншер так и лежали в ряд на столике. Обычные черно-белые снимки с места преступления, которые Тесс всегда старалась поскорее пролистать даже в те времена, когда заставляла себя корпеть над книгами по криминологии и расследованию преступлений. Смерть всегда выглядит отталкивающе. В этом и заключается ее сила. Люди почему-то выглядят глупо, когда в них угасает последняя искорка жизни.
— Если вы согласитесь приехать завтра в Балтимор, мы сможем съездить в Спартину вдвоем.
Карл кивком головы указал на рассыпанные фото:
— Вижу, она вас все-таки зацепила, так?
Тесс уже открыла рот, чтобы возразить, но потом сдалась.
— Кто же останется равнодушным, когда речь идет о такой девушке?
Он проснулся на обочине дороги и в первую минуту оцепенел от ужаса, не понимая, где он и как сюда попал. Собственно говоря, он даже не сразу вспомнил, кто он такой. Прошло какое-то время, прежде чем он наконец пришел в себя. Под щекой лежала знакомая и любимая подушка из лоскутков, несмотря на многочисленные стирки до сих пор хранившая аромат его детства, его родного дома.
Итак, он лежит в кузове своего фургона, припаркованного у обочины шоссе № 5 в южной части Мэриленда. В кузове, естественно, окон нет, но солнечный луч, отражаясь от ветрового стекла, крохотными шаловливыми зайчиками пробирается и сюда. Вчера, когда он закончил, было уже совсем темно, и он устал так, что ломило все кости. Это тяжелая работа — то, чем ему приходится заниматься, она требует много сил. Нанимавшие его люди понимали это далеко не всегда. Конечно, они догадывались, сколько тут предстоит хлопот, какой точности и аккуратности это потребует. Но им и в голову не приходило подумать о том, сколько физических сил отнимает эта работа, как много приходится трудиться вручную. Совершенно вымотанный, он остановил машину и провалился в свой обычный сон без сновидений.
Вчера вечером в Сент-Мерис-сити он здорово струхнул. Ему вдруг померещилось знакомое лицо. Лицо женщины, которую некогда знал… Все внутри его оборвалось, когда он почувствовал на себе ее тяжелый, немигающий взгляд. К счастью, у него уже не было бороды, а волосы, отросшие до своей обычной длины, он теперь гладко зачесывал назад. Но если стоять рядом, сходство все равно бросалось в глаза. Правда, люди обычно не замечают того, чего не ожидают увидеть, и уж, конечно, никто не мог ожидать увидеть его. Тем не менее неприятный осадок остался.
Вот поэтому-то он и старается всегда держать все под контролем. Естественно, это была не та жизнь, о которой он когда-то мечтал. Он давно уже хотел осесть где-нибудь навсегда, пустить корни.
Вздохнув, он скатал свой спальник, кинул подушку на сиденье рядом с водительским и двинулся на север, щурясь от солнца. Оно стояло уже высоко и палило так, что слезились глаза. Он не узнавал его — это было не то солнце, под лучами которого он рос. Это солнце было злобным, раздражительным, словно человек, которого замучил фурункул, — оно нехотя вставало над горизонтом, а потом вдруг пулей взлетало в зенит, будто ему не терпелось поскорее закончить слишком долго тянувшийся день. Как-то раз он спросил у матери, заметила ли она, скольких разных красок и оттенков лишилась, переехав в здешние края, какие здесь размытые, неясные тени, словно солнце выпило их. Однако мать только посмотрела на него, как делала это в последнее время — любовно, но явно ничего не понимая, и он махнул рукой. Да, любить вовсе не значит понимать.
Поглядывая на огненный шар солнца, висевший справа от кабины, он молча следил, как оно катится вниз, к горизонту, как цвет неба меняется с пурпурного на темно-желтый, и вдруг отчетливо понял, что они в одной лодке — он и солнце. Оба они изгнанники, несчастные и никому не нужные на этом свете. Да, Земля по-прежнему вращается вокруг Солнца, но мир, похоже, предпочел благополучно забыть об этом. И не вспоминает, даже когда солнечные лучи, пробиваясь сквозь становящиеся все тоньше слои атмосферы, беззвучно отмечают огненным пальцем новые жертвы.
Да, все это так. Только у него есть идея, как остановить колесо своей жизни. А солнце… Что ж, каждый за себя.
Глава 15
В дороге Карл Дьюитт явно предпочитал хранить молчание, и эта его манера стала потихоньку действовать ей на нервы. Почему-то считается, что так обычно ведут себя сильные, уверенные в себе мужчины вроде Клинта Иствуда или того же Уильяма Холдена.
Но в данном случае упорное нежелание Карла поддерживать разговор, чтобы хоть как-то убить долгие часы в пути, невольно наводило Тесс на подозрения. Ей казалось, что Карл просто стесняется своего увечья. Чуть только разговор уходил в сторону, как он тут же замолкал. Было ясно, что единственная тема, на которую он способен говорить, это смерть Люси Фэншер.
— «Лучшие бисквиты в округе», — громко прочитал он какую-то рекламу. Случилось это, когда за Хагстоуном они свернули на юг. Несколько миль ехали в молчании. И вдруг Карл снова встрепенулся: «Мотель. Комнаты отдыха, душ, бар. Посетите наш магазин сувениров».
Как выяснилось, вывески он читал просто так. Когда Тесс, решив, что Карл хочет перекусить, предложила остановиться, бывший коп пришел в ужас.