– Да? – сказала миссис Макардл. – На вечеринке ее прослушали?
Она лежала, сонно глядя на икры Тедди.
– Похоже на то, – сказал Тедди. – Он столько всего рассказал обо мне Свену, прямо пока я стоял там. Было довольно неловко.
– Что в этом такого неловкого?
Тедди чуть помолчал.
– Я сказал «довольно» неловко. Дал определение.
– Сейчас я дам тебе определение, дружок, если не слезешь к чертям с этой сумки, – сказал мистер Макардл. Он только что закурил новую сигарету. – Я сейчас сосчитаю до трех. Раз, черт побери… Два…
– Сколько времени? – спросила вдруг миссис Макардл икры Тедди. – Разве у вас с Бупкой не в десять тридцать занятие по плаванию?
– У нас еще есть время, – сказал Тедди. – Опля!
Он вдруг высунул из иллюминатора всю голову, постоял так несколько секунд, затем всунул обратно и доложил:
– Кто-то сейчас вывалил из окна целое ведро апельсиновой кожуры.
– Из окна. Из окна, – сказал мистер Макардл саркастично, стряхивая пепел. – Из иллюминатора, дружок, из иллюминатора, – он взглянул на жену. – Звони в Бостон. Быстро, позови к телефону группу Лейдеккера.
– Ой, ты до того остроумен, – сказала миссис Макардл. – Чего же сам-то?
Тедди втянул большую часть головы.
– Очень красиво плывут, – сказал он, не оборачиваясь. – Это интересно.
– Тедди. Последний раз. Я сосчитаю до трех, а затем я…
– Не в том смысле интересно, что плывут, – сказал Тедди. – Интересно, что я знаю, что они там. Если бы я их не видел, то не знал бы, что они там, а если бы не знал, что они там, то не смог бы даже сказать, что они существуют. Это прекрасный, отличный пример того…
– Тедди, – перебила его миссис Макардл, не шелохнувшись под простыней. – Иди, найди мне Бупку. Где она? Не хочу, чтобы она снова крутилась на солнце сегодня, с тем бомжом.
– Она нормально одета. Я заставил ее надеть дангери[66], – сказал Тедди. – Некоторые уже начинают погружаться. Через несколько минут единственное, где они еще будут плавать, это у меня в уме. Это довольно интересно, потому что, если взглянуть на это определенным образом, именно там они и начали плавать. Если бы я здесь вообще не стоял или если бы кто-нибудь отхватил мне башку, пока я…
– Где она сейчас? – спросила миссис Макардл. – Посмотри на минутку на маму, Тедди.
Тедди повернулся и посмотрел на маму.
– Что? – сказал он.
– Где сейчас Бупка? Не хочу, чтобы она опять слонялась возле шезлонгов, докучая людям. Если тот ужасный человек…
– Она в порядке. Я дал ей камеру.
Мистер Макардл приподнялся на одной руке.
– Ты дал ей камеру! – сказал он. – Ты совсем сбрендил? Мою чертову «Лейку[67]»! Я не позволю, чтобы шестилетняя девочка шаталась повсюду…
– Я показал ей, как держать ее, чтобы не уронила, – сказал Тедди. – И, разумеется, вынул пленку.
– Мне нужна эта камера, Тедди. Ты меня слышал? Хочу, чтобы ты сию минуту слез с этой сумки, и чтобы через пять минут эта камера была в этой комнате. А иначе одним маленьким гением на свете станет меньше. Это ясно?
Тедди развернулся, не сходя с «глэдстоуна», и слез на пол. Затем нагнулся и завязал шнурок левого кроссовка, пока отец, приподнявшись на локте, неотрывно смотрел на него.
– Скажи Бупке, она мне нужна, – сказала миссис Макардл. – И поцелуй маму.
Зашнуровав кроссовок, Тедди небрежно поцеловал маму в щеку. Она в свою очередь шевельнула под простыней левой рукой, словно собравшись обнять Тедди за талию, но к тому времени, как она выпростала руку, Тедди уже ушел. Он обошел вокруг и зашел между двумя кроватями. Нагнулся и выпрямился с подушкой отца под левой рукой и стеклянной пепельницей, упавшей с тумбочки, в правой. Переложив пепельницу в левую руку, он подошел к тумбочке и смел ребром правой ладони в пепельницу окурки и пепел от отцовских сигарет. Затем, прежде чем поставить пепельницу на место, он протер предплечьем стеклянную поверхность тумбочки от пепла. Предплечье он обтер о сетчатые шорты. Затем поставил пепельницу на стекло, да так бережно, словно считал, что пепельница должна стоять либо точно по центру тумбочки, либо никак. В этот момент отец мальчика, смотревший на него, резко прервал это занятие.
– Тебе не нужна эта подушка? – спросил его Тедди.
– Мне нужна эта камера, молодой человек.
– Разве тебе удобно в такой позе? Это невозможно, – сказал Тедди. – Я положу ее здесь.
Он положил подушку в изножье кровати, подальше от ног отца. И пошел из каюты.
– Тедди, – сказала ему мать, не поворачиваясь. – Скажи Бупке, я хочу увидеть ее до занятия по плаванию.
– Что ты не оставишь ребенка в покое? – спросил мистер Макардл. – Ты как будто не можешь вынести несколько паршивых свободных минут. Знаешь, как ты с ней обращаешься? Я скажу тебе, как ты с ней обращаешься. Ты с ней обращаешься как с отпетой бестией.
– Бестией! Скажите, пожалуйста! А ты, мой милый, сама гуманность.
Тедди ненадолго задержался у двери и стал непроизвольно возиться с дверной ручкой, поворачивая ее медленно влево и вправо.
– Когда я выйду за дверь, я смогу существовать только в умах всех, кто меня знает, – сказал он. – Я смогу стать апельсиновой кожурой.
– Что, голубь? – спросила миссис Макардл с другой стороны каюты, все так же лежа на правом боку.
– Давай-ка, займись делом, дружок. Принеси сюда «Лейку».
– Иди-ка, поцелуй маму. Хорошенько так.
– Не сейчас, – сказал Тедди рассеянно. – Я устал.
И закрыл за собой дверь.
Прямо за порогом лежала ежедневная корабельная газета. Это был лист глянцевой бумаги с печатью только на одной стороне. Тедди поднял его и начал читать, медленно продвигаясь по длинному коридору на корму. Ему навстречу приближалась крупная блондинка в накрахмаленной белой униформе, неся вазу с красными розами на длинных стеблях. Проходя мимо Тедди, она протянула левую руку и коснулась его макушки, сказав:
– Кое-кому надо подстричься!
Тедди нехотя оторвал взгляд от газеты, но женщина уже прошла, и он не оглянулся. Он продолжил чтение. В конце коридора, перед огромной фреской с изображением Святого Георгия и Дракона над лестничной площадкой, он сложил корабельную газету вчетверо и сунул в левый набедренный карман. Затем он поднялся по широким, неглубоким, покрытым ковром ступеням на главную палубу, на один пролет выше. Он одолевал по две ступеньки за раз, но медленно, держась за перила, налегая на них всем телом, как будто подъем по лестнице был для него, как и для многих детей, самоцелью, приносящей умеренное удовольствие. На площадке главной палубы он направился прямо к столу казначея, который в настоящий момент занимала симпатичная девушка в военно-морской форме. Она скрепляла вместе листы бумаги с мимеографией.
– Не скажете, пожалуйста, во сколько сегодня начнется эта игра? – спросил ее Тедди.
– Прошу прощения?
– Не скажете, во сколько сегодня начнется эта игра?
Девушка одарила его напомаженной улыбкой.
– Какая игра, пупсик? – спросила она.
– Ну, знаете. Такая игра в слова, в которую играли вчера и позавчера, где нужно вставлять пропущенные слова. Там, в основном, надо смотреть по контексту.
Девушка застыла с тремя листами бумаги, вставленными в степлер.
– А, – сказала она. – Ближе к вечеру, полагаю. Полагаю, часа в четыре. А это не слишком для тебя, милый?
– Нет, не слишком… Спасибо, – сказал Теддии стал уходить.
– Погоди-ка, пупсик! Как тебя звать?
– Теодор Макардл, – сказал Тедди. – А вас?
– Меня? – сказала девушка, улыбаясь. – Меня зовут мичман Мэтьюсон.
Тедди смотрел, как она нажимает на степлер.
– Я понял, что вы мичман, – сказал он. – Не уверен, но по-моему, когда кто-то спрашивает, как тебя зовут, нужно говорить свое полное имя. Джейн Мэтьюсон или Филлис Мэтьюсон или что бы там ни было.
– О, правда?
– Я только сказал, по-моему, – сказал Тедди. – Но точно не уверен. Может, если вы в форме, это не так. В общем, спасибо за информацию. Всего доброго!
Он повернулся и поднялся по лестнице на прогулочную палубу, снова через две ступеньки за раз, но на этот раз довольно торопливо.
Он нашел Бупку, после напряженных поисков, высоко на спортивной палубе. Она находилась на солнечном просвете – почти прогалине – между двумя теннисными кортами, на которых никто не играл. Она сидела на корточках – солнце светило ей в спину, а легкий ветерок трепал ее шелковистые светлые волосы – и деловито складывала двенадцать или четырнадцать дисков для шаффлборда в две стопки вплотную одна к другой: для черных дисков и для красных. Рядом, справа от нее, стоял совсем маленький мальчик в хлопчатобумажном солнцезащитном костюме, исключительно в качестве наблюдателя.
– Смотри! – сказала Бупка брату повелительно, заметив его приближение. Она наклонилась вперед и обхватила руками две стопки дисков для шаффлборда, чтобы продемонстрировать свое достижение, отделив его от всего остального, что было на борту корабля.
– Майрон, – сказала она недобро, обращаясь к своему компаньону, – Ты застишь свет, и моему брату не видно. Шевели костями.
Она закрыла глаза в ожидании, и сидела с мученической гримаской, пока Майрон не отошел.
Тедди встал над двумя стопками дисков и посмотрел на них одобрительно.
– Очень хорошо, – сказал он. – Очень симметрично.
– А этот, – сказала Бупка, указывая на Майрона, – сроду не слышал про триктрак. У них его вообще нет.
Тедди коротко, ровно взглянул на Майрона.
– Послушай, – сказал он Бупке. – Где камера? Она срочно нужна папе.
– Он даже не в Нью-Йорке живет, – уведомила Бупка Тедди. – И отец его умер. Его убили в Корее, – она повернулась к Майрону. – Так ведь? – спросила она с нажимом, но не стала ждать ответа. – Теперь, если у него и мать умрет, он будет сиротой. А он этого даже не знал, – она взглянула на Майрона. –