Тошнота и головокружение стали проходить. Она, по-прежнему сжимая нос, позволила себе поднять глаза. Он стоял перед ней, так что ее глаза были на уровне его пупка.
– Как вы? – спросил он и закашлялся мокротным чахоточным кашлем.
– Ничего, спасибо, – сказала она. – Меня зовут Фрэнсис.
Одной рукой она сжимала нос, другую протянула ему. Он пожал ее. Ее ладонь исчезла в его лапище.
– Тони, – представился он.
– Огромное вам спасибо за помощь, – сказала Фрэнсис. Может, он неплохой человек, даже если и относится к ней как к холодильнику. – И знаете… еще за то, что остановились на дороге, когда я… – (Это воспоминание, казалось, было для него мучительным.) – У меня ни разу в жизни не шла кровь из носа. Не знаю, что со мной случилось, хотя, думаю, дело в моей простуде. Вообще-то, похоже, что и у вас сильная…
– Я, пожалуй, пойду, – нетерпеливо прервал ее Тони, словно она была старухой, которая пристала к нему с разговорами на автобусной остановке, не давая вставить ни слова против.
– Людей посмотреть, себя показать? – оскорбленно проговорила Фрэнсис, ведь она, с точки зрения медицины, только что пережила кризис.
Тони встретился с ней взглядом. Глаза у него были карие, почти золотые. Они наводили на мысль о каком-нибудь маленьком местном животном, которому угрожает опасность истребления. Например, билби.
– Нет, – ответил он. – Я подумал… пора одеваться к обеду.
Фрэнсис фыркнула. До обеда была еще куча времени.
Наступило неловкое молчание. Он не ушел.
– Не знаю, переживу ли это… приключение. – Он прикоснулся к животу. – Вообще-то, это совсем не мое. Я никак не ожидал, что тут будет столько бессмыслицы.
Фрэнсис смягчилась, улыбнулась:
– Все будет в порядке. Всего-то десять дней. Уже девять.
– Да, – пробормотал Тони, вздохнул, прищурился, глядя на горизонт в голубоватой дымке, и добавил: – Здесь красиво.
– Да, – согласилась Фрэнсис. – Спокойно.
– Так с вами все в порядке? – поинтересовался Тони. – Зажимайте нос, пока совсем не остановится.
– Ага, – ответила Фрэнсис.
Она посмотрела на алые капельки на своем полотенце и нашла на нем другое, более чистое место, чтобы прижать к носу.
Тони направился к выходу. Когда он поднял руку, чтобы открыть калитку, шорты вдруг соскользнули вниз, обнажив ягодицы во всей красе.
– Прст! – с чувством воскликнул он.
Фрэнсис не могла оторвать глаз. Ничего себе! На обеих ягодицах были татуировки – ярко-желтые смайлы. Это было что-то чрезвычайное. Она словно обнаружила, что под своей обычной одеждой он тайно носит клоунский костюм.
Она опустила голову и через секунду услышала, как хлопнула калитка. Фрэнсис подняла глаза, но он уже исчез.
Татуировки со смайликами. Как же он должен был напиться? Ее отношение к этому человеку мигом переменилось. Он перестал быть самоуверенным, ухмыляющимся человеком. Он стал Тони. Тони со смайлами на заднице.
Тони-задница-в-смайликах-серийный-убийца.
Она фыркнула, шмыгнула носом и почувствовала привкус крови.
Глава 20
Еще одно письмо от него по электронной почте. А ведь всего несколько дней прошло после предыдущего. Маша уставилась на имя бывшего мужа. Заголовок письма был написан по-русски: МАША, ПОЖАЛУЙСТА, ОТКРОЙ.
Он словно обращался напрямую к ней. Вложений не было. Внезапно Маша издала какой-то странный звук – глупый, нелепый тоненький писк, как если бы кто-то наступил на детскую игрушку с пищалкой.
Она помнила тяжесть и тепло его руки на своих плечах, когда они сидели на диване с торчащими пружинами в квартире, как две капли воды похожей на их собственную, только в этой было что-то совершенно необычное: видеомагнитофон.
Если бы не этот чудесный, ужасный магнитофон, где она была бы теперь? Кем? Не здесь. И не такой, как сейчас. Возможно, они до сих пор были бы вместе.
Она стерла письмо, потом перешла в папку «Удаленные», стерев его и оттуда.
Наступил критический момент ее профессиональной жизни. Сосредоточенность была насущной необходимостью. От нее зависят люди: ее гости, ее персонал. У нее нет времени на всякие… Как там говорила Далила? «Из прошлого плюха, да прямо в ухо». У нее нет времени на «плюхи в ухи» из прошлого.
Внутри, в области живота, чувствовалось какое-то беспокойство. Ей нужно попрактиковаться в отстранении. Прежде всего она должна идентифицировать эмоцию, которую сейчас переживает, проанализировать ее, назвать, отпустить. Она поискала слово, которое описало бы ее состояние, но смогла найти его только в родном языке: тоска. Она не знала адекватного английского слова для описания того мучительного томления, которое ощущала по тому, что она не могла, да и не хотела иметь. Может, потому, что англоязычные люди не испытывают ничего подобного.
Что происходит? Это так не похоже на нее! Она встала, подошла к коврику на полу кабинета и начала отжиматься, пока на лбу не выступили капельки пота.
Тяжело дыша, Маша вернулась за стол и открыла на компьютере программу безопасности, чтобы проверить местонахождение гостей и выяснить, чем они занимаются. Упражнения помогли снова сосредоточиться на работе. Маша установила камеры наблюдения на всей территории и теперь могла видеть большинство своих постояльцев.
Молодая пара спускалась по тропинке к горячим ключам. Джессика, наклонив голову, шла впереди. Бен, шедший в нескольких шагах позади, разглядывал горизонт.
Семья Маркони вроде бы разделилась. Наполеон нашелся в розовом саду. Он стоял на коленях, нюхая цветок. Маша улыбнулась. Он в буквальном смысле «остановился понюхать розы», как велел Ринго Старр.
Его жена тем временем отправилась на пробежку. Хизер была уже почти на вершине Холма спокойствия. Маша смотрела на нее несколько мгновений, пораженная скоростью, с какой Хизер поднимается по крутой части склона. Не так быстро, как сама Маша, но достаточно быстро.
А куда девалась их дочь? Маша пролистала черно-белые изображения и обнаружила ее в спортивном зале. Девушка занималась с гантелями.
Тони Хогберн шел от бассейна, возле которого на шезлонге сидела Фрэнсис Уэлти, промокая лицо полотенцем.
Ларс Ли лежал в гамаке в беседке, попивая что-то. Явно выклянчил у кухонного персонала. Он, с его внешностью, мог убедить их только одними жестами. Маша видела его насквозь.
Больше никого? Она просмотрела коридор второго этажа и увидела быстро идущую женщину в саронге. Кармел Шнейдер. Еще одна одинокая женщина.
Кармел сняла очки и протерла лицо. Вероятно, плакала?
– Глубокий вдох, – пробормотала Маша, видя, как Кармел сражается с ключом и в раздражении бьет кулаком в дверь.
В конце концов Кармел справилась с замком и чуть не ввалилась внутрь. Если бы Маша могла видеть, что происходило в комнате! Люди такие стыдливые. Яо и Далила проработали юридическую сторону вопроса. Маша не имела ни малейшего желания подглядывать, она просто хотела получать информацию, которая позволила бы ей наилучшим образом выполнить свою работу.
Ей приходилось полагаться только на звук. Она набрала номер комнаты Кармел.
Из динамика донесся ясный и громкий голос женщины:
– Держи себя в руках. Держи себя в руках. Держи себя в руках.
Глава 21
Кармел стояла в комнате и хлестала себя по лицу. Один раз. Другой. Третий. В третий раз она стукнула себя так сильно, что с нее слетели очки.
Она подобрала их, прошла в ванную и посмотрела на свою горящую щеку в зеркало.
Несколько мгновений там, когда она в бассейне плавала от одной стенки к другой, после фантастической прогулки по бушу, эндорфины струились по ее телу, она чувствовала себя отлично, более чем отлично, – она была на седьмом небе. Она много лет не плавала в бассейне от стенки до стенки – не хватало времени.
Она плавала, наслаждаясь тем, что ей никуда не надо спешить, нечего делать, не о ком беспокоиться. Не нужно забирать с джазового концерта, подвозить на занятия по карате, проверять домашнюю работу, покупать подарки на дни рождения, мчаться на прием к докторам – не нужно думать ни о чем из всего этого бесконечного множества крохотных деталей, которые составляли ее жизнь. Каждая обязанность сама по себе казалась до смешного простой. А вот весь их ворох грозил похоронить ее под собой.
Здесь ей не нужно было даже стирать белье. Кармел достаточно просто выставить его за дверь в маленьком пакете, и одежда будет ей возвращена в течение двадцати четырех часов чистой. Она буквально плакала от счастья, когда прочла это.
Она поставила перед собой задачу – пятьдесят раз проплыть вольным стилем от стенки до стенки, с каждым разом ускоряя темп. Она собиралась привести себя в идеальную форму! Она чуть ли не физически ощущала, как теряет избыточный вес. Ей требовалось только время для упражнений и отсутствие кладовки со всякой вкуснятиной. И она плавала, молча напевая в такт движениям рук: «Я счастлива, я счастлива, я счастлива (вдох), я счастлива, я счастлива, я счастлива (вдох)».
Но потом тоненький голос, едва слышимый за ее радостным пением, тихенький шепоток начал свою песню: «Интересно, что они сейчас делают».
Она пыталась игнорировать его, напевала все громче: «Я СЧАСТЛИВА, я СЧАСТЛИВА, я СЧАСТЛИВА».
Голос становился все громче, пока не перешел в крик: «Нет, серьезно, как по-твоему, что они делают ВОТ СЕЙЧАС?»
Тут-то она и почувствовала, что здравый смысл покидает ее. Чувство паники напомнило ей об одном из преследующих ее кошмаров, в котором она теряла всех четырех своих дочерей по какой-то странной глупости – типа оставила их на обочине дороги или забыла вообще об их существовании и отправилась на танцы.
Она пыталась успокаивать себя рациональными мыслями. Ее дети не пропали с обочины, они были с отцом и Соней, его абсолютно очаровательной новой подружкой, которая вскоре выйдет за него замуж. Кармел знала, что сегодня они в Париже, где остановились в «чудесной» квартирке, снятой по Интернету. Соня, которая просто обожала путешествовать, уже останавливалась там раньше. Конечно, в январе будет холодновато, но детям купили новые курточки. Они отправились в путешествие, какое случается раз в жизни. Они получали незабываемый образовательный опыт, пока их мать пользовалась передышкой для «перезарядки».