– Я наслаждалась молчанием так, как и представить себе не могла, оно и в самом деле успокоило мои мысли. Кроме того, что мой роман отвергли, меня расстроила и ужасная рецензия. Вначале я все время думала о ней как одержимая, а теперь даже не вспоминаю о ней, так что это хорошо. И да, мне не хватает кофе, шампанского, Интернета и… – «Заткнись, Фрэнсис!» – И знаете, маленьких удовольствий обычной жизни. – Она села, ее лицо зарумянилось.
– Я следующий, – сказал высокий темноволосый красавец-мужчина. – Меня зовут Ларс. Я помешан на отдыхе в лечебных пансионатах. Я не отказываю себе в радостях жизни, а потом искупаю вину. Не отказываю – и искупаю. Мне это идет на пользу.
Фрэнсис посмотрела на его точеные скулы и золотистую кожу. Да, тебе это определенно идет на пользу, красавчик Ларс.
– Я семейный адвокат, поэтому после работы мне требуется много вина. – Он сделал паузу, как будто давая слушателем время рассмеяться, но в комнате стояла тишина. – Я всегда беру отдых в январе, потому что февраль – самая напряженная часть года. С началом учебного года у меня начинает трезвонить телефон. Ну, вы догадываетесь: мама и папа понимают, что не в силах провести вместе еще одно лето.
– Боже мой, – мрачно произнес Наполеон.
– Что касается «Транквиллум-хауса», то мне нравится еда, нравится местность, мне здесь хорошо. Я ни о чем особенно не тоскую, кроме разве что моего аккаунта в «Нетфликс». – Он поднял бокал с фруктовым коктейлем, приветствуя собравшихся.
Следующей заговорила дама «взволнованные очки», хотя сегодня она была гораздо менее взволнована, чем в первый день:
– Меня зовут Кармел. Я приехала, чтобы похудеть. Это очевидно.
Фрэнсис вздохнула. Что она имела в виду под «очевидно»? Кармел была куда как стройнее ее.
– Мне здесь все нравится, – сказала Кармел. – Всё.
Она посмотрела на Машу с несколько пугающей напряженностью во взгляде. Потом подняла свой бокал с коктейлем и отпила из него.
Следующей заговорила Джессика, заговорила страстно, словно не могла дождаться своей очереди:
– Меня зовут Джессика.
Она сидела, скрестив ноги и положив руки на колени, как ребенок на школьной фотографии. Фрэнсис буквально видела ту умненькую, хорошенькую девочку, какой Джессика и была не так давно, прежде чем поддалась искушению всех этих косметических процедур.
– Мы приехали сюда, потому что у нас начались очень серьезные проблемы в браке.
– Не обязательно рассказывать это всем, – пробормотал Бен себе под нос.
– Не обязательно, но знаешь, дорогой, что я хочу сказать? Ты был прав, когда говорил, что я одержима своим внешним видом. – Она посмотрела на него напряженным взглядом. – Ты был прав, дорогой! – Ее голос сорвался вдруг на высокую ноту.
– Да, но… Ладно, господи боже! – Бен сдался.
Фрэнсис увидела, как у него покраснела шея.
– Мы шли к разводу, – продолжила Джессика с трогательной серьезностью, будто слово «развод» должно было всех потрясти.
– Я могу дать вам мою визитку, – встрял Ларс.
Джессика проигнорировала его.
– Это благородное молчание принесло мне немалую пользу, оно было просто великолепным, оно рассеяло туман. – Она посмотрела на Машу. – Прежде, пока я не приехала сюда, у меня в голове был хаос. Я была будто одержима социальными сетями, признаю. У меня шел постоянный обмен сообщениями. – Она поднесла к уху ладонь, сжимая и разжимая ее несколько раз для демонстрации. – А теперь я вижу яснее. Все началось с денег. Мы выиграли в лотерею, и, понимаете, все изменилось, нас понесло.
– Вы выиграли в лотерею? – переспросила Кармел. – Не видела ни одного человека, который выигрывал бы в лотерею.
– Мы вообще собирались… помалкивать об этом, – сказала Джессика, поднеся палец к губам. – Но потом передумали.
– Разве? – сказал Бен.
– И сколько вы выиграли? – спросил Ларс, но тут же поднял руку. – Некорректный вопрос! Не отвечайте! Это не мое дело.
– А как вы узнали, что выиграли? – спросила Фрэнсис. Ей хотелось услышать историю о том мгновении, которое навсегда изменило их жизни.
– Я очень рада, Джессика, что молчание дало вам ясность мышления, – вмешалась Маша, так как разговор принял не то направление. Она обладала исключительной способностью игнорировать все, что ее не интересовало. – Кто еще?
Заговорил Бен.
– Да. Меня зовут Бен. Я муж Джессики. Джессика сказала, почему мы здесь. Я в порядке. Молчание пошло на пользу. Еда лучше, чем я ожидал. Не знаю, к чему мы придем, но все хорошо. Мне, пожалуй, не хватает моей новой машины.
– Какая у вас машина, приятель? – спросил Тони.
– «Ламборджини», – ответил Бен, и его взгляд смягчился, словно у него спросили, как они назвали новорожденного сына.
Тони улыбнулся. Фрэнсис впервые увидела его улыбку – совершенно неожиданно его щеки раздулись, как яблоки. Лицо полностью преобразилось. Фрэнсис подумала, что так улыбается ребенок. Вокруг его глаз сразу появилось множество морщинок.
– Неудивительно, что вам ее не хватает, – сказал он.
– Всегда думал, что купил бы «бугатти», если бы выиграл в лотерею, – задумчиво произнес Ларс.
Бен отрицательно покачал головой:
– Переоценена.
– Ха! Он говорит «переоценена»! Самая поразительная машина в мире переоценена!
– Если бы я выиграла в лотерею, то купила бы хорошенький красненький «феррари», – сообщила Зои.
– Да, «феррари»…
Маша пресекла разговор о спортивных автомашинах.
– Кого мы еще не слышали? Тони?
– Я всем известен как сорвиголова, который пытался протащить сюда контрабанду, – сказал Тони и снова улыбнулся. – Все для похудания. Мне не хватает пиццы, ребрышек в сливовом соусе, жареной картошки со сметаной, больших плиток шоколада – в общем, вы понимаете. – Его первоначальный энтузиазм сошел на нет, он опустил глаза, явно желая, чтобы все перестали на него пялиться. – Спасибо вам, – добавил он, обращаясь к полу.
Фрэнсис не поверила ему. За его решением приехать сюда стояло нечто большее, чем желание похудеть.
Поднял руку Наполеон.
– Прошу вас, Наполеон, – сказала Маша.
Он вскинул голову и процитировал:
– «И пусть маршрут уныло прям, пусть казнями грозит мне рок, своей судьбы хозяин я, своей души я царь и бог»[10]. – Его глаза сверкали, отражая пламя свечей. – Это из любимого стихотворения Нельсона Манделы «Непокоренный». – На мгновение на его лице появилось растерянное выражение. – Вы сказали, что можно поэзию.
– Безусловно, – тепло ответила Маша. – Я люблю сентиментальные вещи.
– Ну что ж, эти строки пришли мне в голову. Я школьный учитель. Дети любят слышать, что они хозяева собственной судьбы, хотя… – Он издал странный смешок.
Сидевшая рядом с ним Хизер мягко положила руку на его выпирающую коленную чашечку. Он, казалось, не заметил ее жеста.
– Завтра третья годовщина смерти нашего сына. Поэтому мы здесь. Он покончил с собой. Вот так мой сын решил стать хозяином своей судьбы.
В комнате воцарилась полная тишина, словно все на мгновение задержали дыхание. Подрагивали крохотные язычки пламени на свечах.
Фрэнсис сжала губы, чтобы ни одно слово не сорвалось с них. Ей показалось, что все чувства слишком велики и неуправляемы для ее тела, что она может разрыдаться или рассмеяться, может сказать что-нибудь чересчур сентиментальное или личное. Она будто слишком много выпила в неподходящей обстановке – например, на деловой встрече с руководством издательства.
– Не передать, как я вам сочувствую, Наполеон. – Маша протянула руку, словно чтобы прикоснуться, но он сидел слишком далеко от нее. – Очень сочувствую.
– Благодарю вас, Маша, – непринужденно сказал Наполеон.
Если бы Фрэнсис не знала, что это невозможно, она сказала бы, что он пьян. Может, он приложился к контрабандной бутылке Зои? Или у него нервный срыв. Или это естественная реакция после долгого молчания.
Зои посмотрела на отца, на лбу у нее обозначились морщины, как у старухи, и Фрэнсис попыталась представить себе умершего мальчика, который должен был сидеть рядом с Зои. «Ах, Зои», – подумала Фрэнсис. Она сразу подумала о самоубийстве, когда Зои не назвала ей причину смерти брата. Подруга Фрэнсис Лили, которая писала прекрасные исторические романы, десять лет назад потеряла мужа. Людям она говорила только: «Нил умер неожиданно», и все понимали, что это значит. Лили с тех пор не писала.
– Кто еще хотел бы…
Но Наполеон прервал Машу.
– Вспомнил! – воскликнул он. – Я знаю, кто вы! – сказал он Тони. – А то я тут с ума сходил. Хизер, дорогая, ты видишь, кто это? – обратился к жене Наполеон.
Хизер оторвала взгляд от пустого бокала, который внимательно разглядывала:
– Нет, не знаю.
– Я знаю, кто он, – гордо произнес Ларс. – В первый же день сообразил.
Фрэнсис посмотрела на Тони. Тот сидел в нескладной позе и с выражением дискомфорта, от неловкости заглядывая в свой бокал. Так кто же он? Знаменитый серийный убийца?
– Хизер! – воскликнул Наполеон. – Ты знаешь его! Клянусь тебе, знаешь!
– Из школы? С работы? – Хизер отрицательно покачала головой. – Я не…
– Я дам тебе подсказку. – Наполеон запел: – «Мы темно-синие!»[11]
Хизер внимательно вгляделась в лицо Тони и просияла:
– Улыбчивый Хогберн!
Наполеон показал на Хизер: она верно разгадала его загадку.
– Именно! Это Улыбчивый Хогберн! – Потом словно сомнения закрались ему в голову. – Ведь верно?
У Тони на лице было недовольное выражение.
– Много лет назад, – сказал он. – Тридцать килограммов назад.
– Но ведь Улыбчивый Хогберн играл за «Карлтон». Я болельщица «Карлтона»! Неужели вы – тот самый легендарный Улыбчивый Хогберн? – Джессика произнесла это так, словно произошла какая-то ошибка.
– Это было, вероятно, еще до вашего рождения, – сказал Тони.
– «Карлтон» – футбольная команда, верно? – прошептала Бену Фрэнсис.