– Я вам сочувствую. Потеря брата – большое горе.
Она посмотрела на него.
– Спасибо. – Она подергала себя за хвостик на затылке. – Примите и мои сочувствия, я слышала про вашу сестру.
– Откуда? – спросил Бен.
– Ваша жена говорила, когда мы узнали о наркотике в коктейлях. Она сказала, что ваша сестра наркоманка.
– Да. Я забыл.
– Наверное, это нелегко, – сказала Зои, поджимая внутрь пальцы на ногах.
– Это нелегко для Джессики, – вздохнул Бен. – Она вынуждена постоянно выслушивать одну и ту же старую историю. Она не знала, какой Люси была до наркотиков, так что для Джессики она всего лишь неисправимая наркоманка.
– Вы никогда не видели, что бывает в других семьях, – сказала Зои. – Я порвала с моим бойфрендом, потому что на этой неделе он хотел лететь на Бали, а я заявила, что не могу, потому что должна быть с родителями в годовщину смерти брата. Он мне типа говорит: «Ты, значит, собираешься проводить эту январскую неделю с родителями всю жизнь?» – А я ему: «Да, а что?»
– Похоже, он дебил, – произнес Бен.
– Трудно определить, кто дебил, а кто нет, – сказала Зои.
– Ваш брат наверняка понял бы кто, – убежденно заявил Бен, потому что для парня не так уж и трудно определить, кто дебил, но Бен тут же одернул себя. Наверное, бесчувственно говорить такие вещи в день годовщины? И может, ее брат был не из тех парней, кто защищает сестру.
Но Зои улыбнулась:
– Наверное.
– Каким был ваш брат? – спросил Бен.
– Он любил научную фантастику и теории заговора, политику и музыку, которую мало кто слушал. С ним никогда не было скучно. Мы спорили с ним по любому поводу. – Зои помолчала, потом спросила: – А какой была ваша сестра? До того, как стала наркоманкой. Или какая она под действием наркотиков.
– Под действием наркотиков, – повторил Бен и задумался: «Люси под действием наркотиков». – Она была самым веселым человеком, какого я знал. Иногда она и теперь бывает такой. Она все еще личность. Люди относятся к наркоманам так, будто они ненастоящие люди, но она все еще… все еще человек.
Зои кивнула почти по-деловому, словно услышала его слова и они дошли до нее.
– Мой отец хотел отказаться от нее, – сказал Бен. – Не иметь с ней больше никаких дел. Делать вид… будто ее и не было никогда. Он говорил, что это вопрос самосохранения.
– И у него получилось? – спросила Зои.
– Прекрасно получилось, – сказал Бен. – Он ушел. Они с мамой развелись. Про Люси даже не спрашивает, когда я с ним встречаюсь.
– Я думаю, типа у всех свои способы справляться с этим, – сказала Зои. – После смерти Зака мой отец хотел говорить про него все время, а моей матери даже его имя произнести было трудно, поэтому… – На несколько секунд повисла пауза. – Что, по-вашему, здесь происходит? – спросила Зои.
– Не знаю, – сказал Бен. – Понятия не имею.
Он посмотрел на Джессику. Та вышла из туалета, глянула на Бена в ответ и немного застенчиво улыбнулась. Она сделала это, потому что на ее лице не было косметики. В последнее время Бен почти не видел ее без этой маски, намалеванной по всему лицу.
Он посмотрел на жену и понял, что любит ее, но в тот же момент в голову ему пришла другая мысль: все эти поцелуи были не воссоединением, а прощанием.
Глава 50
Никто так и не появился. Время тащилось медленно, они чувствовали себя пассажирами, застрявшими в самолете, который никак не может выехать с рулежной дорожки.
Все то и дело возвращались к пульту и пытались открыть дверь, снова и снова вводя случайные комбинации.
Фрэнсис испробовала буквенные коды: ЛСД, психоделический (трудное написание), отпереть, открыть, ключ, здоровье.
Красная лампочка мигала снова и снова, и Фрэнсис начала чувствовать обиду.
Настроения стали меняться самым неожиданным образом.
Хизер успокоилась и ушла в себя, ее руки повисли, как плети. Она удалилась в угол комнаты, положила три коврика для йоги один на другой, свернулась калачиком и уснула.
Ларс пел бесконечные песни. У него оказался низкий приятный голос, но он переходил от песни к песне так, словно кто-то крутил ручку настройки в поисках какой-то определенной станции.
Наконец Тони резко проговорил:
– Господи боже, да закрой уже пасть, приятель!
Ларс испуганно посмотрел на него и остановился посредине «Lucy in the Sky with Diamonds»[18], словно только с этим окриком понял, что он поет.
Кармел производила странный квохтающий звук языком, и Фрэнсис устроила себе проверку: сколько она сможет это выдержать? Она поставила себе задачу продержаться до тридцати двух квохтов, когда Ларс сказал Кармел:
– И долго вы собираетесь кудахтать?
Некоторые делали физические упражнения. Джессика и Зои вместе принимали разные позы йоги. Бен отжался бессчетное число раз и наконец остановился, тяжело дыша, весь в поту.
– Я посоветовал бы вам беречь энергию, пока мы голодаем, – мягко предложил ему Наполеон.
Голодание показалось Фрэнсис неподходящим словом. Голодание подразумевало возможность выбора.
Наполеон говорил гораздо меньше, чем ожидала Фрэнсис. С их первой встречи она посчитала его болтуном, но теперь он помалкивал, был задумчивым, поглядывал, хмурясь, на часы, потом недоуменным взглядом на камеру в потолке, словно говоря: «Неужели?»
– А если с ними всеми что-то случилось? – предположила Фрэнсис. – Если их убили, похитили, если они заболели?
– Они нас заперли, – сказал Ларс. – Так что, похоже, это было запланировано.
– Может, они это и спланировали, но хотели продержать нас здесь часик-другой, – возразила Фрэнсис. – А потом с ними случилось что-то ужасное.
– Если дело обстоит так, то нас в конечном счете найдут, – сказал Наполеон. – Наши друзья и родные заметят, что мы не вернулись из пансионата.
– Значит, мы можем провести здесь еще сколько – четыре, пять дней? – спросила Фрэнсис.
– Мы так похудеем, – произнесла Кармел.
– Я с ума сойду, – нетвердым голосом сказал Бен, словно этот сценарий уже разыгрывался.
– По крайней мере, вода у нас есть, – сказал Наполеон. – И туалеты. Могло быть и хуже.
– Могло быть и лучше, – заметил Тони. – Не помешала бы доставка еды в номер.
– Обожаю доставку еды, – вставила Фрэнсис.
– Еду в номер и кино, – вздохнул Тони.
Они встретились взглядами, и Фрэнсис отвернулась первой, потому что она случайно вообразила себя с Тони в номере отеля. Вспомнила татуировки на его заднице, когда он выходил из бассейна. И улыбку.
Она отвесила себе ментальную пощечину и вспомнила, как говаривал со вздохом отец: «Ты всегда была помешана на парнях». Пятьдесят два года, а все без царя в голове. Если они оба любят доставку еды в номер, это еще не значит, что они совместимы. О чем они говорили бы за едой, о футболе?
– Мы предложим им деньги, – сказала вдруг Джессика. – За то, чтобы они нас выпустили. У каждого есть своя цена, верно?
– Сколько? – спросил Бен. – Миллион? Два миллиона?
– Притормозите, – попросил Ларс.
– Они не выпустят вас, если вы пообещаете денег, – сказал Тони, но Джессика уже прошла в середину комнаты и обратилась к камере:
– Маша, мы готовы заплатить, чтобы вы выпустили нас отсюда. – Она уперла кулаки в бока. – Деньги для нас не проблема. У нас нет нехватки в наличности. Я честно говорю, мы будем рады заплатить за… мм… улучшение условий. Мы хотим пропустить эту часть программы, спасибо, и будем счастливы заплатить штраф. – Она смущенно оглядела комнату. – То есть я обо всех говорю. Мы заплатим за всех, чтобы вы нас всех выпустили.
Ничего не случилось.
– Не думаю, что Машу мотивируют деньги, – тихо произнес Наполеон.
Фрэнсис задумалась: «Что же ее мотивирует?»
Она вспомнила свою консультацию, вспомнила, как загорелись глаза Маши, когда она заговорила о видеомагнитофоне, который стал для нее окном в другой мир; но, казалось, кино больше ее не интересовало. Она явно хотела дать понять Фрэнсис, что Австралии требовались ее мозги. Одобрение? Восхищение? В этом дело?
Или в любви? Неужели все так просто? Она жаждала любви, как и все. Но у некоторых людей такой особый способ проявлять эту потребность.
– Мы не знаем, наблюдают ли они за нами, – сказал Ларс. – Может быть, они сидят где-то, положив ноги на стол, и смотрят «Оранжевый – хит сезона»[19].
– Мы платили не за общее размещение! – Джессика ткнула пальцем в направлении камеры. – Я больше не лягу здесь спать! Мы заплатили за номер с двумя комнатами, и я хочу вернуться туда! Я хочу есть, я устала! – Она ухватила клок своих волос, понюхала его. – И мне необходимо немедленно помыть голову!
– Боже мой! – Бен прижал ладони к вискам и описал комический круг по комнате. – Я только что вспомнил, что ты сказала вчера! Ты же беременна! Ты вчера сказала, что ты беременна!
– Ах да, – Джессика повернулась к мужу, – я и забыла.
Глава 51
Она не беременна. – Лицо Яо побелело от страха. – Она точно не беременна.
Далила, Маша и Яо находились в кабинете Маши и смотрели трансляцию с камеры наблюдения в комнате для медитаций.
– Я никогда не допустил бы, чтобы беременная женщина принимала эти вещества, – сказал Яо. – Никогда.
– Почему же она тогда повторяет это? – спросила Маша.
Они провели в кабинете не один час. Маша и Яо вставали, ходили, а Далила в конце концов уселась в Машино кресло.
Далила устала, проголодалась и вроде как перегорела. Может быть, она в некотором роде перегорела и в роли консультанта по велнессу. Четыре года уже прошло, лица гостей сливались в одно. Они были так поглощены собой, что иногда Далила ощущала себя третьестепенным персонажем в истории про всех, кроме нее.
За все эти годы лишь несколько пациентов спрашивали Далилу о ее жизни. Впрочем, это ерунда, гости вообще не обязаны разговаривать с ней, если не хотят. Но каждый из них при этом полагал, что она будет им очарована! А что они ей рассказывали! О своих супругах, о сексуальной жизни, о работе их кишечника! Если ей придется выслушать еще хоть одну историю о чьем-то синдроме раздраженного кишечника, она себе вены вскроет.