– Вы вроде как собрались уничтожить этот огарок, – сказал он.
Фрэнсис виновато поглядела на восковую стружку у себя на коленях.
– Вы первый начали. – Она смела воск на пол. – Ну, рассказывайте дальше. Вы открыли фирму.
– У меня был друг, который сказал мне: «Тебя не достало, что все твои клиенты переводят разговор на твое спортивное прошлое?» Если честно, я никогда против этого не возражал. Мне нравилось, что люди меня узнают, я никогда не отказывался поговорить о своем прошлом. Но вот… в прошлом году у меня появились эти симптомы. Невероятная усталость. Я чувствовал, что не в порядке, еще до того, как обратился к доктору «Гуглу».
Фрэнсис почувствовала легкий холодок. Она была в том возрасте, когда люди не воображают у себя серьезных болезней, а болеют ими.
– И?..
– Ну я обратился к своему врачу, он сделал мне кучу анализов, и по его реакции я понял: дело серьезное, и потому прямо спросил: «Вы думаете, у меня рак поджелудочной железы?» Потому что этого я и опасался – от этого умер мой отец, а я знаю, что такие болезни наследственные. А врач посмотрел на меня взглядом, который я отлично знаю, и сказал: «Исключать ничего нельзя».
Господи боже, черт побери!
– Это было перед Рождеством, когда он вызвал меня, чтобы сообщить результаты. Он достал мою историю болезни, и я потом уже понял, что эти слова сидели у меня в голове, я их все время повторял, и это… меня просто лишало сил, что я так думаю.
– Какие слова? – спросила Фрэнсис.
– Я думал: «Пусть это будет смертельная болезнь».
Фрэнсис побледнела:
– И… но… Что оказалось?
– Да нет, я в порядке, – сказал Тони. – Ничего у меня нет, кроме того, что я определенно веду нездоровый образ жизни.
Фрэнсис выдохнула. Она надеялась, что не слишком заметно.
– Ну, слава богу!
– Но меня потрясло… что я так думал, надеялся на смертельную болезнь. Я подумал: «Приятель, что за срань у тебя в голове?»
– Да, это плохо, – согласилась Фрэнсис. Она чувствовала в себе тот менторский женский порыв, который приводил мужчин в ярость, но не могла с собой справиться: если уж на нее накатывала эта волна всезнайства, а она накатывала, потому что мужчины были такими идиотами… – Значит, вам нужно это лечить. Вы должны…
Он поднял руку:
– Я уже занялся этим.
– То, что у вас появляются такие мысли, очень плохо!
– Я знаю. Поэтому-то я здесь.
– Значит, вам, вероятно, требуется…
Он приложил палец к губам:
– Ш-ш-ш-ш.
– Терапия! – поспешила она.
– Ш-ш-ш-ш.
– И…
– Помолчите.
Фрэнсис замолчала. Она поднесла полотенце к лицу, чтобы скрыть улыбку. Он теперь хотя бы не думает о своей клаустрофобии.
– Расскажите о том ублюдке, который вас развел, – попросил Тони. – А потом скажите, где он живет.
Глава 54
Ну и что с ней такое теперь? Заболела? Что это она промокает лицо?
Яо показалось, что акцент Маши, обычно лишь едва заметный, зазвучал отчетливее обычного. То же самое происходило и с родителями Яо. Если их донимали интернет-сервис или проблемы со здоровьем, в их речи усиливался китайский акцент.
Ему пора позвонить родителям. «Ты тратишь свою жизнь на эту женщину!» – сказала ему мать во время их последнего разговора.
– Яо?.. – Маша села в свое кресло, освобожденное Далилой, и теперь смотрела на него. Ее большие зеленые глаза выражали волнение и беззащитность. Видеть ее такой было мучительно.
– У Фрэнсис менопауза, – сказал Яо.
Машу пробрала дрожь.
– Правда?
Яо знал, что Маша ровесница Фрэнсис. Ей тоже за пятьдесят, но она вроде бы не испытывала подобных симптомов. Маша являла собой загадку, разгадать которую Яо отчаялся. Она могла обсуждать самые интимные подробности своей пищеварительной системы, она не стыдилась демонстрировать свою наготу (а с какой стати?) и нередко, когда не было гостей, ходила голой, но слово «менопауза» вызывало у нее дрожь, словно ничего такого с ней не могло случиться.
Яо обратил внимание на маленькое воспаление на шее Маши – комариный укус. Странно было видеть какой-либо изъян на ее совершенном теле.
Она закинула назад руку и почесала укус.
– Раздерете до крови, – сказал он и накрыл ее руку своей.
Маша раздраженно оттолкнула его руку.
– Что-то Далила задерживается, – сказал он.
– Далила ушла, – сказала Маша, не сводя глаз с экрана.
– Да, она готовит вам чай.
– Нет, она вообще ушла, – сказала Маша. – Она не вернется.
– Что это вы говорите?
Маша вздохнула, посмотрела на него:
– Неужели ты еще не сообразил? Для Далилы важна только Далила. – Она снова вернулась взглядом к экрану. – Если хочешь, можешь тоже уехать. Я возьму на себя всю ответственность. Новый протокол был моей идеей, моим решением.
Она никогда не смогла бы применить новый протокол без его медицинских знаний. Если кто и должен отвечать за это, так один лишь Яо.
– Я никуда не поеду, – сказал он. – Что бы ни случилось.
Более года назад Маша встретила статью о микродозировании в Силиконовой долине. Профессионалы, белые воротнички, использовали микродозы ЛСД, чтобы увеличить свою работоспособность, сосредоточенность и креативность. С некоторым успехом микродозировки использовались для лечения тревожных состояний.
Машу эта информация увлекла. Яо любил эти ее внезапные проявления неукротимого энтузиазма и того бесстрашия, с которым она ступала на неисследованную территорию. Она нашла человека, написавшего ту первую статью, и позвонила ему. Так она узнала о психоделической терапии, во время которой люди получали полные дозы психоделических наркотиков. Прошло немного времени, и она погрузилась в это с головой. Она заказывала книги по Интернету. Она сделала еще немало звонков специалистам по всему миру.
«Вот он – ответ», – сказала она. Это даст им возможность перейти на новый уровень. Психоделическая терапия, сказала она, – это самый короткий путь к просветлению. Сканы показывали, что мозговая активность человека, принимавшего псилоцибин, имеет поразительное сходство с активностью мозга опытного йога, погруженного в глубокую медитацию.
Поначалу Яо только недоуменно посмеивался. Его это не интересовало. Когда он работал на «скорой», то достаточно насмотрелся на ужасные последствия употребления запрещенных веществ. Человек, который приставил к его горлу нож, страдал от психотического воздействия метамфетамина. Яо приходилось иметь дело с наркоманами. Вряд ли они служили хорошей рекламой идеи замечательного воздействия наркотиков.
Но Маша с каждым днем все больше и больше убеждала его в своей правоте.
– Ты не слушаешь. В этом нет ничего такого, о чем ты думаешь, – говорила она. – Разве ты отказался бы от пенициллина из-за героина?
– Пенициллин не воздействует на химию мозга.
– Хорошо, тогда скажи, а нейролептики? Антидепрессанты?
Этот тихий, убедительный голос с небольшим акцентом, эти зеленые глаза, устремленные на него. Это тело, это прекрасное влияние, которое она оказывала на него.
– По крайней мере, прочитай результаты исследований, – попросила она.
И он прочитал. Он узнал об одобренных правительством клинических испытаниях психоделических наркотиков, используемых для облегчения состояния пациентов с неизлечимым раком. Результаты были подавляюще позитивными. Как и аналогичные испытания на ветеранах войны, страдающих посттравматическим стрессовым расстройством.
Яо был заинтригован, у него появился интерес. Наконец он согласился испытать терапию на себе.
Далила достала через Даркнет препараты, включая средства наркотестирования. Тестирование проводил Яо.
Они с Далилой согласились быть подопытными морскими свинками. Маша исполняла роль психоделического терапевта. Сама она из-за своей медицинской истории не могла использовать терапию, но это ничему не мешало, потому что у нее уже был трансцендентный опыт в ходе медитаций и ее знаменитого опасного происшествия.
Психоделическая терапия, как и говорила Маша, оказалась преображающей.
Даже если протокол, которому подверглись эти гости, окажется ошибочным, они никогда не пожалеют о том, что сделали.
Началось все с путешествия по туннелю, который, возможно, представлял собой водную горку (только вода в ней была не влажная – блестящая идея), с которой он в конечном счете съехал в кинотеатр, где оказался в обитом бархатом кресле, ел попкорн и просматривал всю свою жизнь, кадр за кадром, с момента рождения: школу, университет – до самого приезда в «Транквиллум-хаус». Вот только он не просто смотрел, а заново переживал все это, каждое происшествие, каждую неудачу, каждый успех, и на сей раз он понимал все.
Он понимал, что любил Бернадетт, свою невесту, больше, чем она любила его, и что она всегда была для него неподходящей женщиной. Он понимал, что его родители тоже не подходили друг другу. Он понимал, что у него неподходящие личностные свойства для специальности парамедика: выбросы адреналина подавляли, а не заряжали его.
И самое главное. Яо узнал, что его боязнь совершать ошибки родилась еще в детстве.
Это произошло в результате одного случая, о котором он ни разу не слышал от своих родителей, но под влиянием психоделического наркотика пережил его вновь.
Ему было два или три года, это случилось в кухне их старого дома. Его мать ненадолго вышла из комнаты, а он подумал: «Я знаю! Я помогу ей размешивать». Яо подтащил стул к плите и был очень доволен собой, потому что нашел такое умное решение. Он вскарабкался на стул и уже потянулся к кипящей кастрюле, но тут вернулась мать и закричала на него так громко, что у Яо чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Яо свалился со стула в бездну, но мать подхватила его и встряхнула так, что у него клацнули зубы. Яо наконец понял, что неверно интерпретировал ужас матери: она пришла в ужас из-за своей ошибки, а не его.
Далила не очень распространялась о пережитом, и откровения Яо не произвели на нее впечатления. «Так, значит, твоя мать виновата в том, что ты такой нервный? Потому что она спасла тебя и ты не обварился кипятком? Какая ужасная мать! Неудивительно, что ты такой ущербный, Яо».