Мысль кристаллической ясности: Маша должна бросить индустрию велнесса и вернуться в корпоративный мир. Забыть колебания. Совершить прыжок. Ей нужно всего лишь восстановить свой аккаунт в «Линкедин», и вскоре на нее посыплются предложения, море предложений.
По другую сторону ее письменного стола сидел парнишка в бейсболке, по полу растеклись многочисленные лужицы, переливавшиеся всеми цветами радуги.
– Что скажешь? – спросила она его. – Мне следует так поступить?
Он молчал, но она видела: он думает, что идея неплоха.
Больше никаких заносчивых, неблагодарных гостей. Она снова будет дирижировать множеством отделов какой-нибудь компании, словно оркестром: бухгалтерия, фонд заработной платы, продажи и маркетинг – все это возвращалось к ней; великолепная, бесспорная надежность документированной иерархии должностей с ее именем наверху. Она будет ежедневно принимать микродозы для оптимизации своей продуктивности. В идеальном случае ее персонал должен будет делать то же самое, хотя люди в отделе кадров найдут сотни возражений.
Она начала новую жизнь, приехав в Австралию, потом начала жить заново после смерти сына и еще раз – после остановки сердца. Она сможет сделать это и еще раз.
Продать этот пансионат и купить квартиру в городе.
Или…
Маша впилась взглядом в крохотный помаргивающий язычок пламени. В нем и был ответ.
Глава 66
Значит, вы достались мне, – сказал Бен, подойдя к Наполеону, который мерил шагами комнату. – Я хочу сказать, что я ваш защитник.
Ему казалось, что он должен называть Наполеона «мистер Маркони» или «сэр». У него были такие солидные манеры! Наполеон принадлежал к тому типу преподавателей, на которых хотелось произвести впечатление даже после окончания школы, случайно встретившись с ними в магазине и обнаружив, что они пугающе уменьшились. Хотя представить Наполеона маленьким у него никак не получалось.
– Спасибо, Бен, – сказал Наполеон, словно у того был какой-то выбор.
– Ну так вот, – сказал Бен и потер живот. Ему никогда в жизни не хотелось так сильно есть. – Я думаю, объяснить, почему вы заслуживаете отсрочку приговора, не составит труда. Вы муж и отец, и, в общем, я надеюсь, что могу включить это в свою речь, но ваши жена и дочь уже и без того потеряли достаточно, верно? Они не могут потерять еще и вас.
– Можете так и сказать, если хотите. – Наполеон печально улыбнулся. – Это верно.
– И вы учитель, – сказал Бен. – От вас зависят дети.
– Да, зависят. – Наполеон постучал костяшками пальцев по кирпичной кладке.
Бен уже сто раз после их заключения в этом подвале видел, как Наполеон делает это, как будто надеясь найти незакрепленный кирпич, а с ним и путь к свободе. Бен знал: это дело безнадежное. Иного выхода, как через дверь, отсюда не было.
– Что еще я мог бы сказать? – спросил Бен, голос его звучал надтреснуто.
Когда ему пришлось произносить тост на свадьбе Пита, он едва не лишился чувств. А теперь перед ним стояла задача спасти человека от смерти.
Наполеон отвернулся от стены и посмотрел на Бена.
– Дружище, я не думаю, что ваши слова будут иметь какое-то значение. Не относитесь к этому слишком серьезно. – Он похлопал его по плечу. – Я думаю, к Маше мы должны относиться серьезно, но к игре – нет.
– Вам достался никудышный защитник, – признался Бен. – А мне повезло. Меня защищает Ларс, а он в суде выступает.
Когда Ларс проводил «встречу» с Беном, то задал всего два или три коротких вопроса, а потом сказал: «А теперь послушайте» – и разразился вдохновенной речью, словно выступал на телевидении, – все о том, что Бен – морально устойчивый молодой человек в самом расцвете сил, без пяти минут отец, преданный своей жене; он столько может дать ей, семье, обществу и так далее и тому подобное. Все это было сказано без единого «мм» или «э-э-э».
«Ну, как думаете, победим?» – спросил он в конце.
«Конечно!» – с восторгом ответил Бен.
После этого Ларс удалился в туалет, чтобы привести себя в порядок перед «выступлением».
– Я так боюсь говорить перед людьми, у меня даже дыхание перехватывает, – сказал Бен Наполеону.
– Вы знаете, что единственное отличие страха от волнения состоит в характере дыхания? – спросил Наполеон. – Когда вам страшно, вы задерживаете воздух в верхней части легких. Вам нужно выдохнуть. Вот так. А-а-а-а-а-а. – Он приложил руку к груди, демонстрируя долгий неторопливый выдох. – Это похоже на восторженный возглас зрителей при взрыве фейерверка. А-а-а-а-а-а.
Бен сделал выдох одновременно с Наполеоном:
– А-а-а-а-а-а.
– Вот так, – сказал Наполеон. – Я вам вот что скажу: я пойду первым. Я защищаю Тони, так что я утомлю Машу до смерти разговором о его футбольной карьере. Я буду делать обзоры всех игр, в которых он участвовал. Это будет ей уроком. – Он остановился под стропилом рядом с надписанным кирпичом в стене. – Вы это видели?
– Граффити каторжников?
Далила показывала им этот кирпич, когда провела их в первый день по дому. Бена и Джессику тогда это не очень заинтересовало.
Наполеон усмехнулся:
– Очаровательно, правда? Перед тем как сюда приехать, я прочел историю этого места. Эти братья в конечном счете получили свободу и стали очень уважаемыми каменщиками, на них был большой спрос. Такого успеха у себя в Англии они никогда бы не добились. У них тысячи потомков в этом районе. Когда их приговорили к отправке в Австралию, они наверняка были в отчаянии. Для них наступил конец света. А на самом деле здесь они как раз и состоялись. Самая низкая точка в вашей жизни может вывести на самый верх. Мне это кажется очень… – на мгновение на его лице появилось очень печальное выражение, – интересным.
Бен не знал, почему вдруг с трудом сдержался, чтобы не расплакаться. Вероятно, от голода. Ему пришло в голову, что, когда он вернется домой, обязательно съездит к отцу. То, что его отец отказался от Люси, вовсе не означало, что Бен должен отказаться от отца.
Бен приложил пальцы к надписи. Он подумал: вот все говорят, что им с Джессикой фантастически повезло, когда они выиграли в лотерею, а ему иногда совсем так не кажется.
Он посмотрел на Джессику. Неужели он и в самом деле станет отцом? Как он будет давать своему ребенку советы о жизни, если сам еще в ней не разобрался?
– Не забудьте выдыхать, дружище, – сказал Наполеон. – Просто выгоняйте страх наружу.
Глава 67
Я неплохой друг, – сообщила Фрэнсис своему адвокату Хизер. – Можете сказать об этом. – Она пожевала ноготь. – Я помню все дни рождения.
– А я в этом смысле никуда не гожусь, – сказала Хизер.
На самом деле она была еще и никудышным другом, а после смерти Зака вообще не видела смысла в дружбе. Друзья означали снисхождение к себе.
Фрэнсис поморщилась:
– Вообще-то, я абсолютно забыла о дне рождения одной хорошей подруги в этом году, но это случилось потому, что я попалась на интернет-разводку и в тот день была в таком раздрае, а потом уже за полночь я подумала: «Боже мой, Моника!» Но набирать сообщение оказалось слишком поздно, так что…
– А ваша семья? – оборвала ее Хизер, прежде чем Фрэнсис принялась рассказывать историю жизни Моники.
Хизер посмотрела поверх плеча Фрэнсис на свою собственную семью. Зои и Джессика сидели, склонив друг к другу головы, точно две подружки, делящиеся секретами. Наполеон и Бен разговаривали на ходу: Бен внимательно слушал и уважительно кивал, как если бы был одним из лучших учеников Наполеона. Она не знала, что в этот момент происходит с ее мужем. Ей казалось, будто это какой-то самозванец идеально играет роль Наполеона. Говорил он и вел себя точь-в-точь как Наполеон, и придраться было почти не к чему, но что-то все же было не так.
– Да, – сказала Фрэнсис. – У меня есть семья. – Она посмотрела на Хизер неуверенным взглядом. – Я, пожалуй, не очень близка с ними. Мой отец умер, а мать вышла замуж еще раз и уехала за океан. На юг Франции. У меня есть сестра, но у нее забот полон рот. Если бы я исчезла, это никак не повлияло бы на их жизни.
– Да нет же, повлияло бы! – возразила Хизер.
– Понимаете… – Фрэнсис метнула взгляд на темный экран. – Я же не говорю, что они стали бы танцевать на моей могиле.
Хизер удивленно посмотрела на нее. Эта женщина казалась искренне напуганной.
– Вы и в самом деле считаете, что находитесь в камере смертников? Эта маньячка просто решила поиграть в демонстрацию силы.
– Ш-ш-ш, – прошипела Фрэнсис. – Она может подслушивать.
– Мне все равно. – Хизер беззаботно махнула рукой. – Я ее не боюсь.
– Я все же посоветовала бы вам бояться. – Фрэнсис снова стрельнула беспокойным взглядом в экран.
– Да нет, конечно, я буду ей подыгрывать. – Хизер поспешила успокоить несчастную женщину. – Я не думаю, что вас следует казнить.
– Огромное спасибо, – произнесла Фрэнсис.
– Так что еще мне сказать?
– Взывайте к ее эго, – посоветовала Фрэнсис. – Начните с того, что, да, жизнь Фрэнсис мало что значила до этого времени, но теперь, побывав в этом пансионате, она перевоспиталась.
– Перевоспиталась, – повторила Хизер.
– Верно. – Фрэнсис нервничала, как наркоманка. – Обязательно используйте слово «перевоспиталась». Чтобы ей стало ясно, что я поняла свои ошибки, свою самовлюбленность. Я собираюсь упражняться. Есть чистую еду. Никаких консервов. Буду ставить себе цели.
– Доброе утро, мои солнышки! – Машин голос загремел в комнате, а ее изображение опять замигало на экране.
Фрэнсис охнула и выругалась, схватив Хизер за руку.
– Время пришло! – крикнула Маша, глубоко затянулась сигаретой и выпустила дым из уголка рта. – Пришло время поиграть в «Смертный приговор». Постойте. Мы же дали ему другое название. Пора сыграть в «Камеру смертников». Это название гораздо лучше! Кто его придумал?
– Но время еще не пришло! – Наполеон посмотрел на часы.