– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, – снова и снова бормотала Джессика, стоя на коленях. – Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое.
Фрэнсис не могла поверить, что Джессика верующая, и, видимо, так оно и было, потому что она, похоже, не могла пойти дальше «Да святится имя Твое».
Фрэнсис воспитывали в англиканских традициях, но она рассталась с религией в конце восьмидесятых и теперь чувствовала, что было бы некрасиво просить Бога о спасении, поскольку она столько лет не говорила Ему даже «спасибо». Возможно, Господь будет рад получить от нее благодарственную открытку за все, что с ней было.
Спасибо Тебе за то долгое, жаркое, полное секса лето в Европе с Солом.
Спасибо Тебе за первый год брака с Генри, этот год, если честно, был самым счастливым в моей жизни.
Спасибо Тебе за работу, которая не принесла мне практически ничего, кроме радости, и я сожалею обо всей суете вокруг той разгромной рецензии. Я уверена, что ее автор тоже одно из Твоих чад.
Спасибо Тебе за мое здоровье, Ты был очень щедр в этом отношении, и я проявила неблагодарность, поднимая такой шум вокруг своей простуды.
Спасибо Тебе за друзей, которые для меня как семья.
Спасибо Тебе за отца, хотя ты и забрал его рановато.
Спасибо Тебе за «Беллини» и все другие коктейли с шампанским.
Извини, что сетовала из-за пустякового пореза бумагой, когда другие страдали гораздо сильнее. Хотя, говоря по правде, я именно поэтому перестала верить в Тебя: потому что одни получают мелкие порезы, а другие – жестокие страдания.
Кармел, которая плакала, закрывшись своим мокрым полотенцем, подпрыгнула при звуке еще одного обрушения.
Фрэнсис представила, как балкон ее комнаты наклоняется, а потом падает на землю и рассыпается множеством угольков.
Она представила клубы черного дыма, освещенные пламенем на фоне ночного неба.
– Дыма больше не становится, – сказала она Кармел, пытаясь ее утешить. – Наполеон и Хизер молодцы, что догадались про полотенца.
Она все еще чувствовала запах и вкус дыма, но это была правда: задымление не усиливалось.
– Возможно, ничего с нами и не случится, – полувопросительно сказала Фрэнсис.
– Все будет в порядке, – объявил Наполеон. Он сидел между женой и дочерью, держа их за руки. – Ничего плохого с нами не произойдет.
Он говорил очень уверенно, и Фрэнсис пожалела, что мельком увидела его лицо, когда он поправлял полотенце, – на лице было выражение отчаяния.
«Оно приближается к нам, – подумала она. – Оно приближается, и спрятаться от него негде».
Она вспомнила слова Маши: «Интересно, вы понимаете, что никогда в жизни по-настоящему не подвергались испытаниям?»
Джессика оторвала голову от колен и приглушенным голосом произнесла:
– Она даже не выслушала всех наших речей.
Забавно, но она все еще хотела видеть логику в Машиных действиях. Она была из тех учениц, которые очень расстраиваются, когда учитель забывает провести обещанную контрольную.
– Как вы думаете, Яо жив? – спросила Зои.
Глава 70
Яо снился Финн.
Финн очень старался, чтобы Яо проснулся.
– Просыпайся, – настойчиво повторял он. Ударил в тарелки. Дунул в рог над ухом Яо. – Приятель, тебе очень нужно проснуться.
Яо пришел в сознание, а Финн исчез. Он почувствовал у себя под щекой что-то мягкое и ворсистое. Поднял голову. На Машином столе лежала подушка. Он вспомнил ощущение иглы у себя в шее. Удивление, потому что он не мог одобрить такое решение.
Он услышал треск, как будто что-то горело. Ощутил запах дыма.
Поднял глаза, повернулся и увидел Машу. Она курила сигарету, глядя в окно.
Она повернулась к нему и улыбнулась. Вид у нее был печальный и взвинченный, но отчужденный, как у его невесты, когда та разорвала помолвку.
– Привет, Яо, – сказала Маша.
Яо знал, что все кончено, а также, что никогда и никого больше не полюбит так, как любил эту странную женщину.
Его голос прозвучал как скрежет:
– Что вы наделали?
Глава 71
Оно продолжалось. Горение. Обрушение.
Страх Фрэнсис достиг пика, но потом перестал расти. Сердцебиение замедлилось. Навалилась невыносимая усталость.
Она часто задумывалась над тем, как поведет себя, если ее жизни будет угрожать смертельная опасность. Что она будет делать, если начнет падать самолет. Если сумасшедший террорист приставит пистолет к ее виску. Если она подвергнется настоящему испытанию. Теперь Фрэнсис знала: она просто не поверит. Она до последнего вздоха будет думать, что ее история никогда не кончится, потому что без нее никакой истории не будет. С ней все время будет что-то происходить. Невозможно поверить, что когда-нибудь закроется последняя страница.
Еще один звук обрушения. Кармел снова вздрогнула.
– Постойте, – резко сказал Ларс. – Этот звук такой же, как прежде. Точно такой же.
Фрэнсис посмотрела на него. Она не поняла, о чем это он.
Наполеон сел прямее. Убрал полотенце с лица.
– Какая-то повторяемость, да? – спросила Джессика. – Я почувствовала: какая-то повторяемость. Треск, свист, слабый удар, треск, треск, треск и самый мощный удар.
– Извините, не понимаю, – сказала Фрэнсис.
– Все идет по кругу, – произнес Тони.
– Вы хотите сказать, это запись? – спросил Бен. – Мы слышим запись?
Фрэнсис все никак не могла взять в толк, о чем они говорят.
– Но мы видели дым, чуяли его запах, – возразила Хизер. – Дыма без огня не бывает.
– Может, это какой-то контролируемый огонь, – сказала Зои. – Она хочет, чтобы мы думали, будто нам грозит опасность.
– Значит, это ее способ заставить нас посмотреть смерти в лицо, – решил Тони.
– Я знала: она не допустит нашей смерти, – заявила Кармел.
Ларс сорвал влажное полотенце с лица и подошел к экрану.
– Неплохо, Маша! – прокричал он. – Вы успешно напугали нас до полусмерти, и мы никогда не будем такими, как прежде. Не могли бы мы теперь вернуться в наши комнаты?
Ничего.
– Маша, вы не можете вечно держать нас тут, – сказал Ларс. – Какую там мантру вы повторяете? Ничто не продолжается вечно. – Он горько улыбнулся и откинул влажные волосы со лба. – Мы чувствуем себя так, словно провели здесь уже целую вечность.
«Ничто не продолжается вечно», – подумала Фрэнсис. Маша столько раз повторяла эту фразу, что она внедрилась в их головы. Ничто не продолжается вечно. Ничто не продолжается вечно.
Она вспомнила, как сказала Маше, что в кукле не оказалось кода, и та ответила: «Именно».
– Когда в последний раз кто-то пробовал открыть дверь? – спросила вдруг Фрэнсис.
– Я уверен, мы перепробовали все возможные комбинации, – сказал Наполеон.
– Я не говорю о коде, – сказала Фрэнсис. – Я говорю о дверной ручке. Кто-нибудь пробовал за нее дернуть?
Глава 72
Хорошо поспал? – спросила Маша и затянулась сигаретой.
Яо посмотрел на нее: расширившиеся зрачки, лоб блестит от пота, ведет себя беспокойно.
– Вы выпили коктейль? – спросил он.
Яо поднял со стола Маши пустой пакет «Доритос», потряс, проводил глазами выпавшие желтые крошки. Если она ела «Доритос», значит действительно пребывала в измененном состоянии. Чипсы потрясли его больше, чем сигарета.
– Выпила. – Маша выдохнула дым и улыбнулась ему. – Коктейль был великолепен, и меня посетило немало примечательных прозрений.
Он никогда не видел ее с сигаретой. В ее исполнении курение казалось прекрасным занятием. Яо никогда не курил, но теперь ему захотелось попробовать. Это выглядело естественно и чувственно, дымок неторопливо вился вокруг ее пальцев.
Он вспомнил: при их первой встрече, десять лет назад, в том большом кабинете, от нее пахло табаком.
Яо посмотрел на экран компьютера. Видеоролик горящего двухэтажного здания? На землю рухнул карниз.
– Вы меня отключили! – Яо облизнул языком пересохшие губы. От потрясения у него мысли путались. Он не мог поверить, что она сделала это.
– Да, – ответила Маша. – У меня не оставалось выбора.
Небо за окном начало светлеть.
– А гости? – спросил Яо. – Они все еще внизу?
Маша раздраженно пожала плечами:
– Не знаю. Я от них устала. Я устала от этой работы. – Она затянулась еще раз, и ее лицо прояснилось. – Я приняла решение! Я возвращаюсь на РТПС.
– РТПС? – переспросил Яо.
– Рынок товаров повседневного спроса, – ответила Маша.
– Как зубная паста? – спросил Яо.
– Точно, как зубная паста. Хочешь работать со мной?
– Что? Нет.
Он уставился на нее. Она все еще была Машей, с удивительным телом, в удивительном платье, но Яо, видя, как она возвращается в прежнее состояние топ-менеджера крупной корпорации, каким была когда-то, ощущал, как ее власть над ним проходит. Как такое возможно? Он чувствовал себя так, будто его предали. Словно возлюбленная призналась ему в неверности. Для него здесь была не работа, а сама жизнь, здесь был его дом, работа стала для него религией, а Маша теперь хотела бросить все это, уехать и продавать зубную пасту? Разве паста не была частью обычного мира, к которому они повернулись спиной?
Нет, она не думает так на самом деле. Вместо нее говорит коктейль. Это вовсе не случай трансцендентного прозрения. С ее анамнезом ей не стоило пить коктейль, но уж если она выпила, то ей нужно прилечь, надеть наушники, и тогда Яо сможет направить ее психоделическое путешествие в правильное русло.
Но пока ему нужно было позаботиться о гостях.
Он отвернулся от нее, посмотрел на горящий дом на экране компьютера и, кликнув мышкой, вызвал картинку из комнаты медитаций.
Он не увидел там никого. Смятые полотенца валялись на полу опустевшей комнаты.
– Их нет, – сказал Яо. – Как они ушли?