– Но говорю тебе сейчас. – Знаю, звучит жалко.
– Почему? Потому что пришлось? Потому что скоро я сам бы заметил? – Скомкав салфетку, Томас швыряет ее на столик. – Господи, Роуз. Вот почему ты следишь, чтобы было темно, когда мы занимаемся сексом?
Мой взгляд падает на живот и вновь поднимается.
– Не знаю… – Я со вздохом признаюсь: – Да. Я ужасная, ясно?
Томас качает головой.
Нет – не ужасная?
Или имеет в виду – ты мне так отвратительна, Роуз, даже не знаю, что сказать?
Кладу обе руки на стол, пальцы – совсем рядом с пальцами Томаса.
– Я скрыла, потому что знала – правда положит всему конец, а я этого не вынесу.
– Роуз, – начинает Томас, – ты говорила, что я единственный человек, которому ты никогда не станешь врать.
– Прости, – говорю я.
Я его потеряла. Потеряла. Все кончено.
– Все это время наши письма были просто игрой…
– Я не играла с тобой! – почти выкрикиваю я и продолжаю, понизив голос: – Это никогда не было игрой. Я…
Ты мне так дорог. Я влюбилась в тебя. Не покидай меня.
Томас откидывается назад на спинку кресла, сцепляет руки на затылке, глядя в потолок.
– Я всегда знал, нам не стоит встречаться. Но теперь лучше вообще прекратить.
Неужели интрижка с беременной, не просто с замужней, еще хуже? Неужели я настолько ужасна? Возможно. Да.
– Знаю, – отвечаю я.
Я и правда согласна?
Томас встает. Его чашка все еще полна. Он едва пригубил свой кофе.
– Я пойду. Мне нужно время как следует все обдумать.
– Понимаю, – киваю я.
Но не понимаю. Или не совсем понимаю. Возможно, у нас остается шанс, хотя бы крошечный?
– И тебе тоже, – говорит Томас. – Тебе тоже нужно подумать.
Я молчу. Мне не нужно время на обдумывание. Беременная или нет, я хочу по-прежнему встречаться с Томасом. Я бы и на девятом месяце хотела продолжать с ним видеться.
Наблюдаю, как он уходит. Наблюдаю в окно кафе, как Томас исчезает в соседнем квартале. Не обернувшись.
Похоже, все кончено. Всю дорогу до дома я плачу. Плачу, входя в дверь.
– Что стряслось? – спрашивает Люк.
Он сидит с ноутбуком за кухонным столом, работает.
– Это все гормоны, – отвечаю я.
19 октября 2007 года
Роуз, жизнь 4
Люк поворачивается ко мне и улыбается поверх бокала с вином. Эта улыбка таит в себе столько счастья. Мне нравится знать, почему он счастлив. Нравится, что я единственная здесь, кто знает причину. Нравится, что муж снова так на меня смотрит. Совсем недавно я думала: больше этого не повторится.
– Роуз, хочешь еще курицы? – Друг Люка, Крис, уже на ногах – возвышается над столом, занеся сервировочную вилку над оставшимися куриными ножками на блюде. – Знаю, хочешь! С первой ты быстро расправилась.
– С удовольствием, – отвечаю я.
Из-за беременности я прожорливая как волк. Поворачиваюсь к Маи, жене Криса:
– Твой муж отлично готовит.
Та бросает взгляд на супруга, который кладет на мою тарелку второй кусок курицы.
– И прекрасно, а то в этом доме все бы голодали.
У них появился второй ребенок, мы встретились впервые после его рождения. Они пригласили нас с Люком на ужин: проще нам приехать к ним, когда дети улягутся спать. Тогда не нужно будет нанимать няню.
Крис пытается наполнить мой бокал, но я закрываю его рукой.
– Нет? – удивляется Крис.
– Мне хватит.
Мы договорились с Люком, что один бокал вина допустим. Я боялась, муж будет более строг в отношении подобных вещей, но до сих пор Люк уважал мою потребность самостоятельно выбирать, что мне есть или пить и каким образом совершать свой переход от антиматеринства к беременности.
– Ладно. – Крис ставит бутылку на столик в пределах моей досягаемости на случай, если я передумаю.
Маи внимательно смотрит на меня, но не говорит вслух то, о чем наверняка думает.
Погоди, неужели ты…
Мы с мужем пока ничего никому не рассказывали, кроме родителей и Джилл. Ни друзьям Люка, ни моим друзьям. Мне нравится мысль остановиться на этом моменте, когда я все еще просто Роуз, и никто не узнает, что я беременна, пока сама не решу об этом растрепать. Не могу сказать, что мне не терпится начать сообщать эту новость, ведь в нашем окружении все в курсе, как я протестовала против ребенка и не желала становиться матерью. Люди отнесутся с подозрением. Знаю наверняка – с Джилл так и было.
Уже целую вечность по средам мы с Джилл обычно встречаемся то у нее, то у меня дома – поболтать, выпить вина, перекусить едой на вынос, обсудить дела, которые не касаются нашего университета. Все случилось из-за алкоголя: в последние пару месяцев я стала пить меньше, только бокал. И Джилл кое-что заподозрила. В тот раз мы были в ее квартире. В бутылке оставалась еще треть, и Джилл то и дело пыталась подлить мне вина.
– Нет, правда. Все в порядке. – До того как я забеременела, мы с Джилл могли легко уговорить бутылку, а то и полторы. – Просто с утра пораньше у меня занятие.
Каждую неделю я придумывала себе новое оправдание – ранние лекции, недосып, много работы утром. Что угодно, лишь бы не называть истинную причину.
Джилл так и застыла с бутылкой над краем моего бокала.
– Раньше это тебя не останавливало! – заявила подруга.
– Новый учебный год, новые взгляды, – пожала плечами я.
Она поставила вино на столик, уселась на диван и повернулась ко мне.
– Роуз Наполитано, я знаю, когда ты пытаешься соврать. Почему ты врешь? Чего недоговариваешь?
Я принялась складывать тарелки аккуратной стопкой.
– Роуз… – позвала Джилл, коснувшись моей руки. – Ответь. Пожалуйста…
Я упрямо глазела на тарелки, журнальный столик, куда угодно, лишь бы не на подругу.
– Вряд ли ты обрадуешься, когда узнаешь, что происходит.
Наступила тишина.
– Роуз… – ахнула Джилл. – Да ты шутишь!
– Догадалась?
– Ты беременна!
Я схватила шоколадку из вазы, стоявшей на столике, развернула, сунула в рот и бросила обертку обратно. Кивнула, прожевала, проглотила.
– Сукин сын… – пробормотала Джилл.
– Нет. На самом деле все сложнее…
– Собираешься сделать аборт? Собираешься же? Конечно, я пойду с тобой. Запишу на прием, если нужно. Одно дело отстаивать права женщин на аборт, а другое – самой решиться.
Вот почему я боялась говорить Джилл. Знала – она сделает свои выводы о моих чувствах, о том, что я должна предпринять, и мне придется отбиваться. Я ее не виню. Если бы мы поменялись местами, я поступила бы так же. Именно потому Джилл – моя лучшая подруга.
– Послушай… – сказала я, взяла ее ладони в свои и заглянула в глаза. – Я не буду делать аборт. Точно не буду.
Джилл открыла рот возразить, но я не дала продолжить:
– Я уверена. Буду рожать. – Я глубоко вдохнула и выдохнула. – Я хочу ребенка. Знаю, ты не поверишь, но это правда.
– Ты. Родишь ребенка.
– Да, я рожу.
Джилл отняла у меня ладони, вылила в бокал остатки вина и разом отхлебнула половину.
– Ого.
– Да…
– Я ничего не понимаю, Роуз… Как так вышло? Дело в Люке, правда? Он наконец предъявил тебе ультиматум? Родить от него ребенка…
– Да. То есть нет. То есть в начале так и было. И я решила попробовать забеременеть, чтобы он не ушел.
– Иногда я его ненавижу…
– Не стоит, – вздохнула я, уже устав защищаться и защищать Люка. Я знала, мне придется это делать, но не представляла, что задача окажется столь сложной. – Я понимаю, почему ты так думаешь. Ты знаешь, и я была такого мнения. Трудно поверить – я и сама себе не верю, – но у меня все в порядке. Или по крайней мере так хорошо, как возможно. И у нас с Люком тоже все нормально. Гораздо лучше, чем раньше.
– Да, потому что ты пошла у него на поводу, – фыркнула Джилл.
– Пожалуйста, не осуждай меня.
– Я не осуждаю.
– Неправда.
Она махом допила вино.
– Я просто не знаю, что и думать, Роуз.
– Понимаю. Но меньше всего мне хочется стыдиться за свою беременность. Особенно перед тобой. Ты – моя лучшая подруга, мне нужна твоя поддержка.
– Но я не собиралась тебя стыдить, – ужаснулась Джилл.
– Возможно.
– Ты сама стыдишься беременности?
Я уставилась на свои руки, на маленькое пятнышко от кофе на диване Джилл.
– Иногда. Иногда я переживаю, что подвела себя, но в основном просто взволнованна. Счастлива. И пытаюсь сохранить это ощущение.
– Хорошо, – отозвалась Джилл, но в ее голосе звучало сомнение.
– Вот и хорошо, – кивнула я.
Мы убрали тарелки, сложили в раковину, и я отправилась домой.
– Как провели время с Джилл? – сонно поинтересовался Люк, когда я забралась в постель.
Он лежал спиной ко мне.
– Я сказала ей, что жду ребенка.
– Да? – Муж перевернулся. Глаза сверкнули в темноте. – И как она восприняла новость?
– Не очень. Можно сказать, с трудом.
– Дай ей время. Она привыкнет. И все остальные тоже. Когда-нибудь…
Меня поразил его выбор слов: привыкнет, когда-нибудь… То же самое на протяжении многих лет говорили мне о материнстве. Они были правы. Я привыкла. Через какое-то время… Но неужели у Джилл уйдут годы, чтобы принять новую меня? Неужели столько же времени потребуется остальным? Сначала мне пришлось пережить давление людей, которые твердили, что я обязана родить ребенка. Я была вынуждена убеждать их, что вправе не становиться матерью. А теперь мне придется сносить подозрительность по поводу материнства, насчет того, что да, у меня появится ребенок. А вдруг вся моя жизнь отныне будет такой?
Станет Роуз Наполитано матерью или нет, она проклята.
Крис и Люк поднимаются из-за стола, чтобы убрать посуду. Проходя мимо меня, муж наклоняется и шепчет мне на ухо:
– Люблю тебя. Ты сегодня такая красивая.
Я расплываюсь в улыбке.