– Сказал ребенок, – хмыкает мама.
Я молча сажусь, скрещиваю руки и жду, когда она примет решение. Верное решение.
– Ладно. Схожу я к врачу.
Я смотрю на нее: она снова закрывает глаза.
– Правда?
– Да. Но только если расскажешь обо всем, что с тобой происходит. Мне нужны подробности. Ничего не упускай.
– Конечно. Все расскажу.
– И ничего не выдумывай, или сделка отменяется.
Я смеюсь, не могу удержаться. Мама открывает глаза, в них – тень улыбки. Это меня обнадеживает.
– Хорошо, – отвечаю я и достаю телефон.
Она сжимает мою руку.
– Что ты делаешь?
– Звоню врачу.
– Но Роуз, ты обещала…
– Расскажу все что хочешь, когда запишу тебя на прием. – Я убираю ее руку, прокручиваю список контактов и нахожу имя доктора, к которому всегда ходили мама и я – с самого детства.
Нам она очень нравится.
Мама затихает, слушая, как я разговариваю с медсестрой, объясняя, что случилось и почему попасть к врачу нужно немедленно. Услышав, что записаться можно на завтра, на раннее утро, соглашаюсь и говорю: «Мы обязательно приедем».
Как только я заканчиваю звонок, мама тут же приступает к делу:
– Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Ого. – Кладу телефон на тумбочку и придвигаюсь чуть ближе к маме. – Хочешь, чтобы я сразу перешла к сплетням?
– Ты обещала все рассказать. Сделка есть сделка, отвечай или проваливай. А то я не пойду на прием, который ты назначила в несусветную рань.
– Хорошо, – соглашаюсь я и начинаю рассказ о своей жизни, не слишком отличающийся от того, что был в прошлый раз.
О своих свиданиях; некоторые со временем превратились в забавные истории. Говорю, что никого особенного после Люка у меня пока не появилось, хотя прошли годы. Бывают дни, когда я не вспоминаю о нем. Сразу после развода я и не думала, что такое вообще возможно. Рассказываю, как перестала заходить в интернет посмотреть на фото Люка и Шерил, его новой жены, а также их малыша. Мама отвечает, что это хорошо, это правильно. Советует набраться терпения: однажды в моей жизни снова появится кто-то особенный, уж она-то уверена.
Весь день мы с мамой говорим и говорим, давно столько не болтали. Иногда мне даже кажется, что ничего необычного не происходит, я просто приехала в гости.
Но потом я вспоминаю, почему оказалась здесь в один из последних учебных дней семестра. По маминому лицу, по положению тела видно: боль никуда не ушла, она внутри нее. Мама сворачивается клубком, баюкая живот.
Когда она ерзает, стараясь устроиться поудобнее, я замолкаю и в наступившей тишине думаю, как сильно мне нужна моя многогранная мама, единственный на свете человек, который знает меня с первой секунды моего существования. Если и есть в уходе Люка что-то хорошее, то именно это: наши с мамой отношения изменились, мы сблизились. Сблизились как никогда.
– Я не могу тебя потерять, – говорю я ей.
– Я никуда не исчезну. Я твоя мама. Куда ж я денусь?
Молчу. Не хочу об этом думать.
– Ты всегда мне это говоришь, Роуз. Я свожу тебя с ума.
– Да, но в хорошем смысле, – отвечаю я.
Она снова зажмуривается.
– Помнишь, когда ты была маленькой и пугалась ночью? Ты, как сейчас, всегда забиралась ко мне в постель. Мне это так нравилось.
– Нравилось, что я боялась? Мама!
– Нет. Нравилось, что ты приходила ко мне.
– Но я же всегда тебя будила. Как такое может нравиться?
Она смотрит на меня, широко распахнув глаза.
– Я не возражала, Роуз. Мне нравилось, что ты рядом. И сейчас нравится. И всегда будет.
18 декабря 2009 года
Роуз, жизнь 8
Решение регулярно заниматься сексом меня прикончит. Сам факт, что для этого нужно принять решение, будто это обязанность, такая же, как мытье посуды или уборка дома. Секс превратился в каторгу. Кто б мог подумать, что однажды его приравняют к мытью полов. Раньше я любила секс. Любила заниматься им с Люком. Но теперь при мысли об этом меня охватывает ужас. Что мне придется раздеться, лечь голой с мужем в постель и постараться сделать ребенка. Пытаемся мы уже целую вечность. Негласное решение стало необходимым условием нашего брака, который я возненавидела всем своим существом. А с ним и Люка. Мне отвратительны его кожа, тело, рот и даже дыхание.
Со всеми женатыми людьми это случается? Или с теми, кто пытается забеременеть – пытается и терпит неудачи? Вернее, пытается Люк. А я лишь ему позволяю.
«Роуз? Уже еду. Буду скоро, как только смогу».
Я вздрагиваю, прослушав голосовое сообщение от Люка. Муж спешит домой, потому что сегодня день обязательного секса. Необходимо исполнить долг, следуя режиму, продиктованному моим телом. Биологические часы тикают, репродуктивные органы сообщают – при помощи календаря, температуры, боли справа или слева в животе, в зависимости от того, из какого яичника выходит яйцеклетка: «СЕЙЧАС! Делайте это немедленно или снова потерпите неудачу. Увидите на пластиковой палочке одну розовую линию, а не триумфальные две».
Календарем занимается Люк. Среди моих знакомых его обычно проверяют женщины, подсчитывают дни и отмечают те, в которые беременность наиболее вероятна. Но у нас ведет календарь и отслеживает мою овуляцию Люк. Уверена, кое-кто из дам оценил бы, если бы их мужья прилагали подобные усилия, но я не из таких.
Люк дошел до крайности, и порой мне даже кажется: если б он мог, заполз бы лично ко мне в утробу со спермой в бутылке, чтобы соединить с одной из моих яйцеклеток, внедрить в матку и следить за ее ростом, наплевав на то, нравится мне это или нет.
А я бы хотела удалить яичники. Лучше б я вовсе без них родилась.
Захожу в нашу комнату: простыни на кровати скомканы, подушки почти съехали на пол, повсюду валяется одежда. Натягиваю серые легинсы с отвисшей попой и дырками на коленях, а еще любимую толстовку огромного размера с надписью Weekend поперек груди. Она достает мне до середины бедер, как платье. На ноги надеваю толстые носки в радужную полоску – дома холодно; волосы собираю в хвост. Я даже душ не приняла.
Суперсексуально. Вот такая я.
Сегодня у меня не было занятий, так что на работу я не ходила, да и вообще семестр заканчивается. В январе истекают сроки грантов, а на кухонном столе поджидает огромная стопка дипломных работ. Кто будет нежиться в душе в таких обстоятельствах? Кто в таких обстоятельствах будет заниматься сексом?
– Привет, Люк. – Поднимаю трубку с первого же звонка, в глубине души надеясь, что муж задержался на съемках и звонит отменить послеобеденный секс.
– Роуз, прости, что я так долго, но уже скоро буду, обещаю.
– Не извиняйся и не спеши. Если не успеешь добраться домой, до того как я лягу спать, ничего страшного. Только не буди меня, пожалуйста. Завтра много лекций.
– Нет-нет, я приеду. Пропускать нельзя, сегодня у нас «окно». Скоро увидимся. – И вешает трубку.
– Конечно, мы не можем пропустить «окно». Только не «окно»! Гребаное суперважное «окно»! – бормочу я в погасший телефон.
Что бы ему такого сказать? «Люк, пока ты ехал домой, я бросала мяч и нечаянно попала в окно фертильности. Упс!» Или: «Милый, дома так холодно, я закрыла окно фертильности, и его заклинило. Прости!»
Бреду в гостиную, захватив ноутбук и одну из стопок дипломных работ, чтобы проставить оценки, потом возвращаюсь в кровать, обкладываюсь подушками и приступаю к делу. Может, успею что-то сделать, прежде чем Люк вернется и мы примемся открывать «окно».
– Ну ты знаешь: мы с Марией занимаемся этим раз в неделю, по понедельникам… – сказала Джилл.
Мы сидели в бистро рядом с кампусом, и моя подруга разглагольствовала о своей сексуальной жизни, делясь подробностями с еще одной нашей приятельницей, Брэнди. Она тоже профессор.
– Секс по расписанию хуже всего, – пожаловалась я, потому что последнее время, встречаясь с Джилл и другими друзьями, всегда жаловалась на секс. Я бросила на Брэнди извиняющийся взгляд. Способность держать язык за зубами у меня пропала. – Черт, ненавижу это.
Я откусила здоровенный кусок сэндвича, чтоб не выпалить еще что-нибудь жалкое.
– Так у вас с Люком все замечательно? – хмыкнула Брэнди, правда не без сочувствия. Она очень красивая: большие темные глаза и великолепные длинные дреды. – Я на стороне Джилл. Секс пару раз в неделю избавляет меня от головной боли. Мне не до того: я пытаюсь получить постоянную должность, нужно закончить статьи, поэтому на выяснение отношений с Тариком времени нет. Это путь наименьшего сопротивления. Вычеркни этот пункт – и свободна по меньшей мере на неделю. А то и на две.
– Семейный терапевт нам так и сказал: «Раз в неделю», – кивнула Джилл и продолжила с сарказмом, изображая кавычки: – Чтоб поддерживать связь. Я, вообще-то, против, но когда доходит до дела, то вроде получается неплохо. Насчет понедельников Мария сама решила. Так лучше укладывается в ее расписание.
– Самый унылый разговор, который когда-либо вели феминистки, – заявила я. Подруги рассмеялись. – Нужно позвонить Глории Стайнем[10] и сообщить, что наше поколение потеряно для секса.
– Или, – сказала Брэнди, – мы можем порадоваться, что делаем все необходимое для своей карьеры. Врать не буду – приятно вечером возвращаться домой, когда тебя так ждут. К тому же на Тарике все домашние дела. Пока меня это устраивает, я буду стараться, чтобы так и продолжалось. Это ведь – сколько там? – всего лишь каких-то десять-пятнадцать минут.
Джилл подалась вперед, едва не обмакнув блузку в суп.
– Самое главное, Роуз, стоит ли все это того, чтобы оставаться с Люком? Почему ты до сих пор с ним? Ты хоть сама-то знаешь?
Я уставилась в свою тарелку. Не то чтобы я об этом не задумывалась или Джилл прежде не спрашивала. Почему я все еще с Люком, особенно после всего, через что он заставил меня пройти? Я начала бояться его прикосновений, избегать в постели объятий – так почему я до сих пор с ним?