Захожу в палату, возле мамы сидит отец. На сей раз она не спит: по другую сторону ее кресла стоит незнакомый мужчина и разговаривает с моими родителями. Мама будто бы оживилась. Настроение у меня сразу приподнимается.
– А вот и моя дочь – Роуз! – восклицает она так, словно мы лет сто не виделись, и знаком подзывает к себе.
Отец поворачивается ко мне, поднимая руки вверх, дескать, он не виноват.
– Милая, знай, я тут ни при чем, – негромко говорит папа, когда я подхожу ближе.
С подозрением смотрю на него. Что?..
Он пожимает плечами и фыркает от смеха.
– Роуз, мы тут познакомились с одним милым профессором. – Мама, сияя, смотрит на мужчину, который тоже ей улыбается. Вероятно, из вежливости. – Он пришел поддержать друга.
Я смотрю на этого друга, тот смеется и машет мне.
– Привет, я Энджел.
Машу в ответ.
– Приятно познакомиться.
– Я так рада, что здесь, в городе, мы с дочерью стали проводить больше времени вместе, – сообщает мама новым знакомым. – Она живет сразу за мостом.
Награждаю ее пристальным взглядом. Не так я хотела провести больше времени с мамой.
– А вы когда-нибудь встречались? – Мама снова обращается ко мне, указывая на мужчину, стоящего возле ее кресла. – Вы коллеги, Роуз. Он профессор социологии, как и ты!
Я смотрю на него, но не узнаю лица. Однако во взгляде знакомое терпение – он сносит выходки моей мамы, а та, как я вижу, уже его обожает. Качаю головой и нежно сжимаю мамино плечо.
– Мы коллеги?
Мужчина смеется.
– Вероятно, да – я социолог. И действительно профессор.
Он вдыхает поглубже, собираясь что-то добавить – представиться или назвать свой университет, кто знает, – но мама успевает его перебить.
– Я уже дала твой номер, Роуз. Вам стоит выпить кофе и получше познакомиться.
– Боже, мама! Ушам не верю…
Снова поворачиваюсь к мужчине – тот опять смеется, – потом к его другу, который уже хохочет.
– Простите за маму, она любит везде влезть, – говорю я, а сама предупреждающе смотрю на нее. Но потом вижу, как она счастлива, как улыбается, и моя досада исчезает. Снова поворачиваюсь к мужчине. Возможно, он понимает, как тяжело членам семьи, в конце концов, его друг тоже проходит «химию». Протягиваю ему руку:
– Добрый день. Меня зовут Роуз, а вас?
Он сжимает мою ладонь.
– Томас, очень приятно.
И тут я понимаю, что за нами наблюдает вся палата: пациенты с капельницами, хихикающие медсестры, а также мои родители.
– Я сразу посоветовал Томасу составить вам компанию, – нарушает тишину Энджел. – А теперь, увидев вас воочию, думаю, ему точно стоит выпить с вами кофе.
Все смеются, мои щеки горят, но я вдруг присоединяюсь к общему смеху.
Боль, которая терзала меня весь день, утихает.
Когда я училась в университете, порой мама навещала меня одна, без папы. Садилась на поезд, наведывалась в кампус, мы ходили обедать с моими друзьями, а напоследок она вторгалась к нам на кухню и готовила фрикадельки с соусом, чтобы у нас была домашняя еда на неделю.
Один раз она приехала, потому что я рассталась с парнем, Артуро, и сильно страдала.
Помню, встречала ее на вокзале, стояла на платформе и смотрела, как мама идет ко мне. Помню, она катила за собой чемодан, уверенно шагая, и свежеостриженные короткие локоны упруго касались плеч. Помню свое опустошение и безразличие ко всему, словно все чувства исчезли, а с ними и воля к жизни.
– Как ты, милая? – сразу же спросила мама и крепко меня обняла. От нее всегда пахло свежевыстиранной одеждой и лавандовым мылом. – Уже лучше?
Я покачала головой, мы вышли из здания вокзала и сели в такси. Удержаться от слез было непросто, пришлось даже губу прикусить. Мама внимательно посмотрела на мое лицо. Я знала: оно все в пятнах, я проплакала несколько дней.
– Я рада, что ты мне позвонила, Роуз, – сказала она.
Таксист нажал на газ и проскочил на мигающий желтый на светофоре. Мы ехали по городу, где я училась, далеко от дома моего детства.
– Я рада, что смогла приехать… – Мы устроились на заднем сиденье; она переплела мои пальцы со своими. – Для того мамы и нужны.
Во время поездки я о чем только не думала. Стоило мне увидеть на платформе маму, я тут же воспряла духом. Впервые с тех пор, как мы расстались с Артуро, поверила: все будет хорошо.
Мне было неловко, что я позвонила маме и попросила ее приехать, но все же хорошо, что я это сделала. Слава богу, мама такая – она буквально бросила все дела, упаковала чемодан и примчалась подержать меня за руку.
Такси остановилось перед многоэтажкой, где я в то время жила с однокурсницей; она уехала на выходные. Мама расплатилась с водителем, а я достала из багажника ее чемодан. Мы поднялись наверх и вошли в гостиную.
– Неплохо, Роуз, – прокомментировала мама, оглядев пустые стены, столы и некрашеные полки безо всякого декора за исключением книг. Эту квартиру, которую я снимала на предпоследнем курсе, она увидела впервые. – Просто нужно чуток навести красоту.
– Наверное.
Я не рассказала маме, почему в квартире неуютно: одна из причин состояла в том, что после разрыва с Артуро я избавилась от всех напоминаний о нем.
Мама забрала у меня чемодан, без спроса покатила его прямо в мою комнату и стала распаковывать. Я смотрела, как она вешает одежду в шкаф рядом с моей.
До Артуро я не знала, что можно так страдать. Считала его своей второй половинкой, думала, мы вместе навсегда, а после расставания не представляла, как прожить день. Я, словно призрак, плыла по течению, не зная, куда прибиться.
Застегнув опустевший чемодан, мама убрала его в чулан, потом повернулась и спросила:
– Где ты хранишь белье?
Я молча показала на шкаф. Мама достала комплект чистого белья и немедленно принялась перестилать мою кровать, взбивать подушки и расправлять покрывало, чтобы все выглядело, как в отеле. Помню, я будто зомби смотрела на ее суету.
– Что скажешь, так лучше?
Я кивнула. Так и правда было лучше.
Затем я направилась за своей оживленной, решительной матерью в гостиную.
– Итак, вот что я думаю, Роуз, – начала она. – Мы все отмоем тут до блеска, чистота всегда поднимает настроение. А потом сходим в магазин за всякими мелочами для дома, добавим в квартиру немного красок. Какой-нибудь маленький коврик, пару подушек, безделушки на стол и полки для красоты… Походим по отделам и купим все что нужно!
– Ладно, – согласилась я, отдаваясь на ее волю.
– Вот и чудесно, – улыбнулась она.
Я показала маме шкаф, где вместе с Эйприл хранила очиститель для стекол, веник, швабру и тряпки. Вдвоем мы принялись за уборку, начав с кухни, пока не вылизали ее до безупречной чистоты, затем перешли к гостиной и ванной комнате. Мама ни разу не спросила об Артуро. Ни когда ходили по магазинам и выбирали безделушки для дома, ни в книжном, где решали, какие новые детективы стоит прочесть, ни потом, когда отправились ужинать. Мама не спрашивала, что произошло, почему мы расстались и отчего я никак не могу забыть Артуро. Она не спрашивала, а я сама не стала говорить, что на днях видела бывшего с другой девушкой: они шли по площади, держались за руки, она выглядела совсем юной, словно первокурсница; мне было так больно, но я не стала жаловаться, как быстро он нашел мне замену. Мама не любила зацикливаться.
Но в тот день я впервые за долгое время не плакала. Энергия била из моей родительницы ключом, как и жизнерадостность. Мама так и излучала ее, и я буквально чувствовала – она проникает прямо сквозь кожу к моему израненному сердцу.
К тому времени, когда стемнело и мы стали готовиться ко сну, я начала разбирать диван в гостиной, решив лечь там. Мама мне не позволила.
– Не надо, Роуз. У тебя большая кровать, мы поместимся. – Она посмотрела на меня так внимательно, что казалось, заглядывает прямо в голову. – Сдается мне, тебе не помешает компания. Знаю, сейчас сложно уснуть, но ты всегда спала лучше, когда рядом кто-то бодрствовал. Я не сомкну глаз, пока ты не уснешь…
Я молча уставилась на нее. Да, я тяжело засыпала, все, что сказала мама, было правдой. Мне одновременно захотелось принять предложенную помощь и воспротивиться ей.
– Я больше не ребенок…
– Конечно. Но ты же позволишь мне такую малость?
Я не ответила, но схватила подушки, которые принесла на диван, и направилась обратно в свою комнату. Легла, мама устроилась рядом, мы включили светильники и взяли по детективу, что купили днем.
Бывали времена, когда я считала маму чересчур старомодной и строгой. Но повзрослев и выяснив, что жизнь сложнее, чем кажется, я стала больше ценить родного человека. По крайней мере, надеюсь на это. То, кто она есть, какая она… Случаются моменты, когда я понимаю, что мама нравится мне как человек, можно сказать, друг. В эти минуты я ясно осознаю: несмотря на все различия между нами, она удивительная. И чем старше я становлюсь, тем больше у меня таких озарений, тем больше я воспринимаю ее как Джилл, Дениз или Райю. Хотя она много лучше любой из моих подруг, ведь это мама, моя мама, женщина, которая любит меня больше всех на целом свете.
Что же еще особенного было в тот ее приезд ко мне…
Тогда я впервые поняла, насколько мне нравится этот человек, что сидел и читал со мной в постели. Я была благодарна ей – когда мне захотелось спать и я потянулась выключить светильник, она сказала: «Спокойной ночи, милая, я еще посижу», будто это была сущая ерунда, будто мама готова читать всю ночь и беречь мой сон, хотя я точно знала: она устала после долгого дня, проведенного вместе. Ее лицо выглядело утомленным…
Такую же усталость я вижу и сейчас, когда мама лежит в больничном кресле, откинув голову на изголовье. Томас снова присел рядом с другом, а мой отец отошел в кафетерий перекусить. Теперь мне хочется забраться к ней и читать, пока она дремлет, всегда быть поблизости, чтобы в минуты пробуждения, открывая глаза, мама бы видела: тот, кто любит ее, рядом, он бодрствует и следит, чтобы с ней все было хорошо.