– Но у Адди же выпускной из средней школы!
– Знаю.
– Может, он тебя удивит, – улыбается папа.
Он всегда был оптимистом.
Наши с Люком отношения, мягко говоря, несовершенны. С тех пор как он завел второго ребенка, внимания Адди достается меньше. Но мы все еще вместе плетемся вперед, изо всех сил стараемся быть для нашей дочери хорошими родителями, поддерживать ее, а порой и друг друга. И все же утверждать, что его отлучка не дарит мне некую свободу, – неправда. Без Люка я могу быть такой матерью для Адди, какой сочту нужным. Да, эгоистично, да, дочери тоже требуется присутствие в жизни отца – хотя бы такое, – но уж как есть. Иногда я счастлива, что Люка нет рядом.
Оркестр средней школы снова исполняет торжественный марш. Дети занимают места на трибунах у сцены.
Мои глаза прикованы к Адди, она садится во втором ряду на четвертое место слева, возле своей лучшей подруги Евы.
Папа качает головой.
– В жизни бы не поверил, что мне понравится такая стрижка, но ей и правда идет.
Адди отрезала волосы, оставив на голове лишь пару дюймов. Я была категорически против, но все же разрешила, и дочери прическа к лицу. Люк эту стрижку терпеть не может.
Директор Гонсалес просит всех садиться, и родители автоматически повинуются, словно они тоже ее ученики. Джилл склоняется ко мне.
– Обалдеть, мы у Адди на выпускном! А ведь я ее помню крошечной Булочкой!
Я киваю и бросаю взгляд на отца. У того уже глаза на мокром месте. Если начну говорить – тоже расплачусь, и Адди мне потом задаст! Но если бы я могла, то сказала бы Джилл, что не представляю мир без моей дочери. Как подумаю, что все могло так обернуться… По щеке у меня бежит слеза, и я стираю ее ладонью.
– Томас придет на вечеринку? – спрашивает Джилл.
На столе высится торт. Шоколадный, без глазури – дочь ее не любит, – только тонкий росчерк лимонной строчкой, которая гласит: «С выпускным, Адди!».
Я разместила торт в самом центре среди прочего угощения: с одной стороны – печенье, брауни и капкейки, с другой – чаши с салатом и пастой, любимые фрикадельки моей дочери и большое блюдо с маминой брачиолой. Я потратила на нее не один час, Адди ее тоже обожает.
– Нет. – Меняю местами салат со шпинатом и пасту с брокколи, сама не знаю зачем. – Адди расстроится.
Джилл берет меня за руку, мешая переставить еще одну тарелку.
– Все отлично, хватит суетиться. Стол выглядит потрясающе.
Я отдергиваю руку.
Подруга права. Все так и есть. Сбоку у стены – большой шкаф, красивый в своей простоте, перевязанный ярким розовым бантом огромного размера. За ленту воткнута открытка. Это подарок дедушки в честь перехода в старшие классы. Замечательно подходит к остальной мебели, которую папа и Адди сделали сами для ее комнаты. Дочери очень понравится.
Джилл и я идем в кухню. Подруга откупоривает одну из бутылок белого вина, купленного для родителей, которые придут на вечеринку. Джилл разливает его по бокалам и один передает мне.
– Я думала, у Адди с Томасом налаживаются отношения.
Делаю глоток, наслаждаясь прохладным, терпко-сладким вкусом.
– Ну… да. Гораздо лучше, чем было, поначалу-то вообще ужас что творилось, сама знаешь. Но за последние несколько месяцев ситуация улучшилась. Я догадывалась, что так будет. Они поладили, Томас очень терпеливый. Уж точно терпеливее меня, окажись я на его месте и попытайся подружиться с чужим ребенком.
– Да уж, точно, – смеется Джилл.
Я проверяю телефон – не написал ли Люк, но от него все еще ни слова. Вздыхаю, покручиваю бокал в руке.
– Если Люк не явится на вечеринку, он разобьет Адди сердце.
Раздается звонок в дверь – и тут же пиликает мой телефон.
– Я открою, – предлагает Джилл.
Хватаюсь за сотовый:
– Люк!
– Еду! Скоро буду. Адди меня уже ненавидит?
– Конечно нет. – Ну, может, немного. – Она будет счастлива, когда ты придешь.
– И устрою профессиональную съемку ее друзьям.
Я улыбаюсь.
– Ей это понравится.
Очень понравится.
– Она меня когда-нибудь простит?
– Да.
Это и правда так.
– Хорошо.
Слышу, как Люк нажимает на клаксон автомобиля.
– Езжай осторожнее!
Мы кладем трубки.
Ты нужен дочери, Люк, думаю я. Мы оба ей нужны.
Это ведь никогда не изменится? Даже если сейчас моя дочь этого не осознает и с наслаждением закатывает при родителях глаза. Надеюсь, Адди всегда будет необходима ее мать, потому что мне самой это необходимо. Наверное, все мамы такие. Мои глаза наливаются слезами, и я утираю их ладонью.
Моя точно была такой.
15 августа 2006 года
Роуз, жизнь 9
Люк стоит с моей стороны кровати, куда обычно никогда не подходит. В руке – банка с витаминами для беременных. Он показывает ее мне.
Шагаю ближе. Старательно делаю вдох, потом выдох.
– Да, я перестала их принимать…
Люк разочарованно опускает плечи.
– Роуз. Ты обещала.
– Люк, я…
Но он не закончил.
– Ты обещала и соврала.
Я смотрю на него: он стоит ссутулившись, весь – воплощение жертвы. Словно я причинила ему боль.
– Серьезно, Люк? Соврала? Напомни-ка мне об обещаниях, которые нарушил ты. Припоминаешь что-нибудь? Может, ты меня обманывал?
– Роуз… – Он тяжело вздыхает. – Не будь такой…
– Какой? Такой, как всегда? Я была с тобой честна. Предупреждала чуть ли не с первого свидания, что не хочу детей. И много раз повторяла. И что же ты говорил в ответ?
Снова вздох. Еще более тяжелый. Муж будто уменьшается на глазах; он садится на край кровати.
– Роуз…
– Мы же договаривались, Люк, – напоминаю я. Вся я, все мое тело словно пульсирует, кажется, оно даже раздувается, заполняя комнату. – Всякий раз, когда я напоминала тебе, что не хочу детей, ты отвечал, что тоже их не хочешь. И никогда не хотел. Снова и снова ты это повторял, потом мы прошли по чертовому проходу и поженились. Так кто из нас врал?
– Я не врал…
– Хватит. Просто хватит впаривать мне чушь, я от этого устала. Устала от обвинений в том, что разочаровала тебя и всю вашу семью. Устала думать, что я какая-то неудачница, ужасный человек, эгоистка, жуткая сука. – Я замолкаю, чтоб перевести дух. На лице Люка потрясение, будто я его ударила. – А тебе не приходило в голову, что ты меня подвел? Что это ты уничтожил наш брак?
– Роуз, так нечестно.
Горько смеюсь. Я подхожу к мужу, сверху вниз смотрю на него: от изнеможения он рухнул на кровать. И я тут же все понимаю.
Люк поднимает голову, смотрит мне в глаза, в них – отголоски страха.
– Все это время ты и твоя семья меня терзали, рассказывали, как я буду до конца жизни жалеть, что не родила. Что я ужасный человек, мерзкая эгоистка, которая разрушила твою жизнь… Я все принимала за чистую монету. А на самом деле правда в том, что это ты разрушил мою жизнь.
– Роуз… – напряженно, почти пронзительно вырывается у Люка.
Я наклоняюсь, обхватываю его лицо ладонями и целую в лоб. Муж моргает, в замешательстве смотрит на меня. Отнимаю ладони, выпрямляюсь, поворачиваюсь и иду к выходу из спальни, прохожу через гостиную к шкафу в коридоре, где мы держим чемоданы. С трудом достаю самый большой, мы еще всегда шутили, что в нем можно унести труп. Чемодан ударяется о дверцу шкафа и с грохотом опускается на пол.
– Роуз? – снова зовет меня Люк.
Я поднимаю чемодан и качу назад в спальню, прямо к комоду, где хранятся мои лифчики, белье и носки, и начинаю укладывать вещи.
Стопки бюстгальтеров перемешиваются с пижамными майками, но мне плевать. Я будто машина: поворачиваюсь то в одну, то в другую сторону, снова и снова, согнутые руки – погрузчики, которые опустошают контейнеры прошлой жизни, моего брака.
Вижу приближающиеся босые ноги. Ноги Люка.
– Что ты делаешь?
Я волоку чемодан по полу к шкафу, открываю дверь и начинаю снимать с вешалок вещи, бросать их прямо на нижнее белье и майки, теплые пижамные штаны, цветные носки с изображением собачек. Свитера, футболки, платья.
– Я задал вопрос.
– А на что это похоже, Люк?
– Что ты задумала? Переночуешь у Джилл? – с надеждой спрашивает он.
Не хочу зря обнадеживать его, поэтому говорю правду:
– С меня хватит. Я тебя люблю, очень люблю и всегда буду любить, но уничтожить мою жизнь не позволю.
– Серьезно?
Застегиваю чемодан. Звук получается громкий.
– Да, серьезно. Я ухожу и не вернусь. – Набираю побольше воздуха в грудь и все же произношу: – Я больше не могу. Все кончено.
Облегчение, будто крылья, приподнимает меня над землей, все тело словно становится легче и парит, гравитация больше надо мной не властна. Плечи расправляются, вытягивается шея, подбородок устремляется вверх.
Вопрос, стану ли я матерью, а если да – то когда именно, и что, если нет, тесно связан с вопросом о том, какая я женщина. Хорошая или плохая, реализовалась или нет, эгоистка или альтруистка, счастливая или наоборот – все это переплетено с браком, работой, разводом. В итоге образовался непомерно тяжелый валун, а я, как Сизиф на каблуках или в беговых кроссовках, офисной одежде, пижаме или джинсах, толкала и тянула его годами.
И вот я отпихнула валун от себя – совсем легонько – и наблюдаю, как он катится со скалы и вдребезги разбивается в овраге.
Могла бы вообще его не тащить.
Поднимаю чемодан, вытягиваю ручку, наклоняю и качу к выходу. Люк в шоке идет за мной, тяжелая поступь будто отражает всю степень его потрясения.
– Прощай, Люк. Надеюсь, ты найдешь женщину, которая станет матерью твоих детей и сделает тебя счастливым.
С этими словами я открываю защелку и выхожу за дверь.
23 августа 2024 года
Роуз, жизни 1–3, 5–9