После паузы звучит негромкий ответ:
– Слуги в летнем дворце часто шептались у вас за спиной.
– Выходит, знали все, кроме меня.
Мой страж оборачивается ко мне:
– Это не должно быть для вас бременем: даже у правителя куча детей от наложниц, не говоря уже о рядовых дворянах. В Поднебесных Землях бастарды – это норма.
– Для меня это не бремя. Это бремя для моих сестер и моей матери.
– Вы продолжаете называть ее матерью, – замечает Чэн.
– Другой я не знаю. Насчет Нао ты, кажется, тоже сразу все понял…
– Я видел вашу сестру лишь однажды – перед самым ее отъездом во дворец Дэй’Лан’Чжу, около шести лет назад. И взгляд, который она бросила на вас, когда вы этого не видели, забыть невозможно.
Смотрю ему в глаза:
– И ты не рассказал мне об этом, потому что пожалел меня?
– Как вы это себе представляете? – склонив голову, отзывается Чэн. – Что я подхожу к десятилетнему ребенку и сообщаю, что он – ненавидимый всеми плод внебрачной связи?
Все верно, для него я была ребенком.
И до сих пор, до сих пор я ребенок для Чэна: он слишком долго наблюдал за всеми моими проказами, чтобы сейчас увидеть во мне нечто иное…
Поджимаю губы и несколько минут иду молча, пытаясь понять свои чувства.
В итоге говорю совсем о другом:
– Нао ненавидит меня, потому что считает, будто мама страдает из-за меня.
– Ваша мать страдает от того, что не ее дочь станет Святой при правителе. В ином случае ей было бы плевать на вас: живя во дворце под присмотром сестер, вы никак не влияли на ее власть.
Резко отрываюсь от своих мыслей и устремляю взгляд на Чэна. Он трактует мой порыв верно:
– Будете защищать ее?
Медленно сдуваюсь, понимая, что он прав.
– Я никогда не думала об этом с такой стороны. Титул Святой со мной никогда не обсуждался. Сестры с детства изучали основы техники работы с духовной энергией, но меня в эти вопросы не посвящали. Я думала, что у меня и вовсе нет дара, как и у большинства из них, но потом, пару лет назад, произошел тот случай с пташкой…
– Думаю, все произошло намного раньше.
– Почему? Откуда тебе знать?
– Вспомните, как и когда вас впервые строго наказали? – проигнорировав мои слова, неожиданно спрашивает мой страж.
– Восемь лет назад я убежала за пределы дворца, чем навлекла на себя гнев сестер. Тогда мою старую няню выпороли розгами в назидание мне – у меня на глазах.
– Вы сочувствовали ей?
– Конечно, сочувствовала! – обхватив себя за плечи, отвечаю я. – Мне было очень плохо. А когда она умерла в моих покоях…
– Что за история?
Как всегда – бестактно. Но, кажется, я уже привыкаю…
– После наказания няня Жунг отвела меня в покои и хотела уйти, чтобы промыть свои раны, но я попросила ее остаться со мной. Мне было страшно, и я боялась оставаться совсем одна. Она просидела со мной весь вечер и всю ночь, держа меня за руку. Но, когда я проснулась на следующий день, она была уже мертва. Сестры сказали мне, что она умерла от заражения крови и что это произошло из-за меня.
Чэн устремляет взгляд в невидимую точку прямо перед собой.
– Сколько ударов получила ваша няня?
– Пятьдесят…
– После такого не живут.
Бросаю на него озадаченный взгляд, но не успеваю ответить: перед нами резко открывается вид на холмы вдалеке и на широкую тропинку внизу.
Лес остается позади.
– Надо как-то спуститься отсюда.
Озираюсь, не понимая, как мы преодолеем этот склон с лошадью.
– Здесь есть что-то вроде протоптанной тропы, – замечает Чэн где-то справа от меня.
И как он успел ее найти? Такой шустрый.
Осторожно спускаемся, сосредоточившись на единственной цели: не соскользнуть с крутого склона. Я-то помогаю себе руками, цепляясь за траву и корни, но Чэн еще и лошадь ведет под уздцы! Поражаюсь его сноровке.
– Вот это да! – Уже внизу поднимаю голову и смотрю на то место, откуда мы спустились. – И как…
Замолкаю, узрев картину маслом: Чэн нежно гладит довольную лошадиную морду.
– Хорошая моя…
И почему мне становится немножко завидно?
Я же не хочу оказаться на месте лошади?
Отрываюсь от этого зрелища и осматриваюсь по сторонам.
– Чэн, там какая-то повозка!
– Натяните капюшон, – спокойно советует страж и делает это сам.
– Мы не будем прятаться?!
Все же не так далеко от города ушли.
– Вряд ли среди сена прячется стража Дэй’Лан’Чжу, – успокаивает меня Чэн, направляясь вперед. – К тому же повозка выглядит старой и потрепанной и явно принадлежит какому-то крестьянину.
– И как тебе это удалось увидеть?
Прикрыв глаза от солнца, я пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь, но терплю поражение.
Через двадцать минут спокойного шага мы нагоняем повозку. Она действительно старая и потрепанная, а запряженная в нее лошадь едва переставляет копыта и, кажется, вот-вот рухнет на землю.
– Вашему животному необходимо попить воды, – говорит Чэн, когда мы оказываемся рядом с хозяином повозки.
Осунувшийся мужчина лет пятидесяти, ведущий лошадь под уздцы, поднимает голову и через силу произносит:
– Нет времени на остановку, нам нужно добраться до деревни…
– Если оно упадет без сил, вы точно никуда не доберетесь, – замечает Чэн.
– Нужно… быстрее… – выталкивает слова мужчина.
– Он сейчас сам упадет! – восклицаю я.
Так и есть – ноги мужчины подкашиваются, но Чэн успевает подхватить его за локоть.
– Они оба без сил, – говорит он, – что хозяин, что животное.
И вдруг я вижу под тканью на повозке маленькую ручку.
– Чэн! Тут ребенок!
Мой страж усаживает мужчину на землю рядом с колесом.
– Думаю, они шли в ту деревню, – протягивает Чэн.
– Мы можем им помочь? – поднимаю я на него взгляд, полный надежды.
– Если вы этого хотите, – бесстрастно отвечает он.
– Хочу! – твердо заявляю я.
Глава 13. Время помогать
– Прости, подруга, это временная мера. Я обязательно сниму с тебя все это, когда мы доберемся до деревни, – произносит Чэн, впрягая в повозку нашу лошадь.
А я вглядываюсь в лицо ребенка:
– Это девочка, и у нее жар.
– Вы можете заразиться, кириса, – предупреждает Чэн, заглянув через бортик.
– Не заражусь. Я в жизни ничем не болела, – возражаю я, промокнув лоб девочки тряпкой, смоченной в воде. – Лучше затащи этого человека на сено: сам он вряд ли сможет идти – а если и сможет, то сильно нас затормозит. Ребенку срочно нужна помощь.
Неожиданно маленькая ладошка обхватывает мою. Смотрю девочке в лицо:
– Ты очнулась?
– Мама… – выдыхает та.
– У нее бред, – заключает Чэн, затем забрасывает бесчувственного мужчину на сено рядом со мной. – Ладно, поторопимся.
Всю дорогу до деревни я не отпускаю руку девочки, постоянно зовущей маму. Крестьянин, который оклемался через час поездки, кривится, услышав это обращение, и отворачивается.
– Что с ней?
– Простуда ушла глубоко внутрь. У дочки сил не хватает справиться с недугом. Я ездил в город: хотел найти хорошего лекаря – но они ломят такую цену, что мне даже на простое лекарство не хватило, не говоря уже о необходимом. Теперь успеть бы доехать до дома, чтобы жена успела проститься…
Чэн подает голос с козел:
– В вашей деревне нет травников?
Мужчина переводит взгляд на свою лошадь, которая идет следом, привязанная к повозке, и опускает голову.
– Травник-то был. Но его забрали к себе господа. За талант им приглянулся, – неохотно бурчит он.
– Господа? Какие господа? – интересуюсь я.
Крестьянин хочет ответить, но Чэн опережает его:
– Моя подруга не из этих мест, она не знает здешних порядков.
Теперь мужчина глядит на меня со смесью враждебности и легкой озадаченности:
– А… Издалека, наверное, едет…
– С самого края Поднебесных Земель, – подтверждает Чэн.
– Господа – это верные подданные нашего правителя, – говорит крестьянин. – Совет местного дворянства поручил им собирать налоги и следить за землями.
– А почему вы не обратились к ним за помощью? – спрашиваю я, погладив девочку по голове. – Если они забрали себе травника, то должны были отправить к вам кого-то вместо него.
Отец ребенка хмурится:
– А ты действительно с границ Поднебесных Земель?
– Да, – хлопаю я ресницами.
– Им плевать на мои нужды, – холодно бросает он, – на нужды всех людей. И никто у них не болеет – им просто нравится, что в поместье есть свой лекарь.
Опускаю взгляд на девочку, воздерживаясь от комментария.
Но, если такие «господа» сплошь и рядом, неудивительно, что те бедные люди из поселения близ Города Среди Холмов выглядели такими отчаявшимися.
В летнем дворце всегда была еда и всегда была вода. Мы не испытывали никаких лишений. И не знали, каково испытывать их.
А также не знали, что кто-то может их испытывать.
Какими же слепыми мы были!
Или слепой была только я?
– Мы поговорим с вашими господами, – негромко обещаю я.
– Кир… – Чэн резко оборачивается ко мне, но вовремя замолкает.
– Меня зовут Аи, – поднимаю я взгляд на мужчину, – и я даю тебе слово – твоя дочь выживет.
– Кир… Дэй… Аи! – в итоге выдавливает из себя Чэн. – Это несколько выходит за рамки наших полномочий.
Внимательно наблюдая за реакцией мужчины, вижу, что мои слова его не впечатляют. Он не готов довериться незнакомой парочке, с чего-то решившей подбросить его до его же деревни.
Но я не намерена сдаваться.
Не выпуская детской ладошки из своей руки, перебираюсь на самый край повозки и, приподнявшись на коленях, шепчу Чэну на ухо:
– Мое имя может послужить нам хорошую службу. Вряд ли мама рискнет объявить на всю страну, что я вне закона. Это сильно ударит по ее репутации, а ты сам говорил, что она дорожит своим влиянием в Поднебесных Землях.
– Сейчас это может нам помочь, – тихо отзывается Чэн, не поворачивая головы, – но, когда вы уедете, все вернется на круги своя: сюда прибудут люди Дэй’Лан’Чжу и сведут на нет все ваши старания. Лучше приберечь ваше имя для более серьезных случаев.