– Молодой человек! У нее уже перитонит, понимаете ли Вы, что это такое! Не мотайте головой, это был вопрос чисто риторический. Нужна срочнейшая операция, никаких гарантий я Вам дать не могу, все в руках божьих. Но, пока есть хоть какая-то надежда, надо бороться! Остается только молиться.
– Что он сказал? – заглядывая в глаза мужу, по-армянски спросила тетя Люся.
– Он велел молиться за нашу девочку, – отвечал тот, бледнея.
– Вы понимаете, что это не Россия, тут нет богаделен? – уже более спокойным тоном продолжал врач. – Я учился у Домбровского , видел подобное, но сам не оперировал ни разу. Возьмусь, конечно. Но! Операционная, анестезия, ассистенты. Тут за все надо платить.
Митя метнулся наверх, и через минуту в руках у доктора оказалась тряпица и все, что в ней оставалось. Митя подхватил девушку на руки и только спросил:
– Куда нести?
– В город! В город, молодой человек!
Тут же Тигран с Теваном разбудили соседей, и через десяток минут баркас был готов к отплытию. Сатеник спасли. Она долго и мучительно выздоравливала, но было ясно, что самое страшное миновало. Она теперь смотрела на Митю совсем другим взглядом, часто вздыхала, наблюдая из окошка, как он поднимается к себе наверх, и никак не могла забыть его крепких объятий, когда он нес ее на берег. А Митя ничего не замечал. Дядя Агаси в первое же утро после успешной операции сам поднялся к проспавшим до полудня друзьям.
– Низкий поклон вам, сынки. Теперь я ваш должник. По гроб жизни моей должник. И денежный долг отдам! Вы не раздумывая все достали, спасая мою дочь, я тоже долго раздумывать не стану. Все продам, а отдам. Живите сколько хотите, здесь, у моих родичей, у друзей моих родичей, везде, где меня помнят и знают. Вы теперь – члены моей семьи. Я все сказал.
Друзья, конечно же, не позволили дяде Агаси «все продать», понимая, что выложить такую сумму сразу он просто не может. Тем более, что восстановление здоровья Сате тоже требовало немалых затрат, а «кормить семью надо» и этого вовсе никто не отменял. И хоть за жилье им теперь платить было не нужно, перспектива возвращения домой отодвигалась на неопределенное время. Но приятели об этом не жалели. Сате уже часто напевала что-то в своей комнате, и ее ангельский голосок опровергал всю ценность денежных знаков. Во двор она пока не выходила.
***
Как часто бывает, друзьям помог случай. Как-то под вечер в ворота постучались – каким-то чудом их пристанище нашел Денисов, который до этого в гостях тут ни разу не был. Сославшись на спешку, он отказался от гостеприимных предложений хозяев, которые друга своих спасителей рады были бы угостить, чем могли, и поднялся на чердак к русским. Поговорить. Николай уже давно понял, что у Денисова есть сведения не только о местоположении всех соотечественников, но и вообще, он, скорей всего имеет и иные, скрытые возможности, кроме секретарства. Нечто подобное и вышло.
– Господа, – с порога, почти по-военному, начал переводчик. – Александр Иванович недавно делал запрос об усилении нашей эскадры в порту, и нынче пришел ответ. Удовлетворительный.
– Кто такой Александр Иванович, простите? – озадачился Митя. – И какое до нас касательство это может иметь?
– Погоди, Дмитрий, – отодвинул его на задний план Рихтер, догадываясь, что по пустячному поводу помощник драгомана вряд ли явился бы в их лачугу. – Я так понимаю, это российский посол. Надеюсь, Вы не выдали нам никаких государственных секретов, господин Денисов?
– Ну, что вы! – улыбнулся тот. – Эти перемены в скором времени будет лицезреть вся турецкая столица. Но у меня лично это вызывает легкую печаль.
Друзья переглянулись. Денисов продолжал говорить загадками.
– Позволите поинтересоваться, эта печаль имеет происхождением политическую основу? – спросил Николай.
– Никак нет! – отвечал Денисов. – Основа сугубо человеческая. Расставание. На смену вызванным военным кораблям те, что несли вахту до сегодняшнего дня, возвращаются нынче на родину.
Друзья переглянулись вновь, теперь с неясной надеждой.
– Вы провожаете кого-то из своих… знакомых? – попытался прощупать почву Николай.
– Возможно. Возможно и знакомых, – представитель посольства задумчиво рассматривал то свою безукоризненно начищенную обувь, то идеально отполированные ногти. – Сие зависит не только от меня, а и от их решимости. А вот с родным братом я прощаюсь, это точно, сегодня же буду на пристани при отплытии. Он у меня, знаете ли – капитан первого ранга. По долгу службы нам выпало много месяцев вместе, в одном городе. Нынче вот отбывает.
– Капитан? – переспросил Митя и ничего не понимая посмотрел на Николая.
– Нет ли у него в команде каких-нибудь вакансий? – спросил уже сияющий и более догадливый Рихтер.
– Нехватка матросов, знаете ли. Иной климат, слабые желудки. Конечно, не так, чтобы уж совсем нельзя было выйти в море, но есть, есть вакансия. И хоть устав не велит… Я тут, по случаю, рассказывал ему о своем новом знакомстве, о том, что Вы – будущий мичман. Он заинтересовался.
– А как же – карантин? – Рихтер уже, видимо, принял решение.
– У меня тут шлюп, если на сборы уйдет не более получаса, то – вперед! – Денисов вдруг сделался стремительным, упер руки в колени, а глаз его загорелся. – Отходят через два часа, я сам узнал только недавно. Ну?!
– А я? А как же я?! – почти плакал, уже начинающий прозревать Митя. – Я вот – будущий корабельный механик! И что же? Я тут что ли один должен… На чужбине…
– Кочегарка! – ткнул в него пальцем Денисов, уже полностью преобразившийся в начальника военного совета. – И до берега носа оттуда не казать! Ясно?
– Ясно, – расплылся в улыбке Дмитрий. – Да чего там, полчаса, мы уж, считай, что и собрались! Эх, золотой Вы наш человек!
Прощание было пронзительным и быстрым. Уже обнявшись со всеми во дворе, пожав руки, написав на клочке бумаги адреса в России, заручившись кивком Денисова, что он не оставит ученика на полпути, а возьмет на себя языки Мнацика, утерев слезы, набив котомки «чем бог послал» на дорогу, друзья вдруг заметили в проеме двери исхудавшую Сате. Ее темные глаза стали, казалось, еще огромнее и сейчас из них неудержимо катились крупные слезы.
– Уезжаешь? – по-русски спросила она одного Митю. – Не можешь остаться?
– Сате, дорогая, ты уже вышла! – Он бросился к ней и, взяв за кончики пальцев, помог переступить порог. – Ну, теперь мы уедем со спокойной душой! Будь здорова всегда. Будь счастлива! Мы всегда будем помнить всех вас.
Счастливый Митя привычно оглянулся на своего друга, как ребенок оглядывается на мать в поисках одобрения, и с удивлением увидел, что тот укоризненно покачал головой, а после опустил взгляд в землю. Митя стал думать – что же не так? Он обернулся и тут только заметил, что девушка плачет.
– Сате, милая, тебе больно еще? – с тревогой спросил он.
– Больно, – тихо ответила она. – И еще долго будет больно.
– Ну, что ты! – успокаивал ее Митя. – Доктор сказал, что у тебя все идет на лад. Скоро совсем поправишься. Мы еще не доплывем до дома, а ты уже будешь совершенно здорова! Обещаю тебе.
– Обещай мне, – она подняла на него взгляд и слезы застыли на длинных ресницах. – Обещай мне сейчас, что ты будешь счастлив там. Обязательно будешь счастлив! Мне это необходимо. Как жизнь.
Николай решил прервать душещипательную сцену и подошел ближе.
– Прощай, Сате, – он протянул ей руку и мягко улыбнулся. – Обещай и ты нам то же самое. Я в каждом письме буду спрашивать у Мнацика про тебя, а ты предавай нам с ним приветы.
– Пора, пора, господа! – вмешался Денисов. – Время не терпит!
***
В Одессе друзья сошли на берег без копейки денег, но это была уже сущая ерунда! Это была своя земля, родная, Российская империя. Оставалось только найти способ переправиться отсюда по домам. А пока жутко хотелось просто поесть, корабельный завтрак остался в далеком уже прошлом. Первым делом друзья пошли по базарам. Только что отстроенные павильоны Нового рынка отпугнули их своим великолепием и масштабностью. Лишь войдя под высочайшие своды, приятели застыли, рассматривая стеклянную крышу здания, и дождались того, что в их сторону направился, подкручивая ус, явный представитель торговой полиции. Но они быстро ретировались.
– Не боись, Колян! – оглядываясь, прибавлял шагу Кузяев, вида на жительство не имеющий. – Уж чего-чего, а базаров в Одессе не пересчитаешь. Хоть в торговых рядах, а хоть на конном или Греческом рынке пристроимся. Но начинать нужно с Привоза!
Это был зов судьбы. На Привозе они нашли не легкий заработок, не случайную кормежку, а самого «посланца» Фортуны. Да-да! Так бывает, когда сильная тяга к чему-либо выводит тебя на верную дорогу. Тогда все силы, коим есть или нет названия, как будто собираются вместе и содействуют скорейшему достижению цели. Потолкавшись всего лишь с четверть часа в шумной и разноцветной толпе возниц, торговцев и пришедших за выгодной покупкой горожан, прислушиваясь к напевным отголоскам сговора между ними, наслаждаясь радостью обретения родной речи вновь, друзья разобрали вдруг среди голосов знакомые интонации. Вернее, их узнал Митя.
– И что Вы мне суете этот ворох снулых бычков? Покажите мне одну рыбку, но чтобы она была красавица! Молто белло! Фреско! – мужчина спорил с продавцом.
– А на что Вам одна рыбка? Одна рыбка заскучает на Вашей сковородке! Берите всех! – продавец доставал из корзины блестящих рыбин и тыкал их хвостами почти в лицо покупателю. – И Вы не правы, они резвые и молодые, и только утром брыкались, как невеста на брачном ложе! Виваче и мобиле! Гляньте, гляньте!
– А что Вы кажете мне их с тылу? Вы покажите мне их в лицо! – торг продолжался. – И на что мне столько? Мы живем вдвоем с мамой.
– Что за Вашу маму, Лёнечка, то все знают, что она может получить радость, скушав три таких рыбки за один присест! Так что берите все пять!
– Дьяболо! Пять – это ни туда, ни сюда. Что это за число – пять? Это невозможно. Импосибль!