Лиза молчала, а Сергей стал ухмыляться, теперь уже вполне осознано.
– А я-то думаю, за что меня преследует Громовержец? А это, оказывается, Лесная Царевна насылает на меня все мыслимые кары. Пощадите, владычица!
– Вольно же Вам ерничать! – подала голос Лиза. – А я все это время думала, что, может быть, что-то неверно поняла тогда.
– А поняв верно, Вы теперь испепелите меня молниями в горсть праха? – он распахнул пиджак, как бы подставляя грудь под удар кинжала. – Ну, же! Разите! Вы прекрасны, должно быть, даже в гневе.
– Вы похожи сейчас на шута, – Лиза опустила глаза, так ей было стыдно за этого, растерявшего все свое достоинство взрослого человека, которого не только гроза, но и неожиданная встреча с ней застала врасплох. – Прекратим этот разговор. Он мне неприятен.
– Величие. Выдержка. Сила духа, – Сергей перечислял Лизины достоинства, выпятив нижнюю губу, не желая уже отступать. – Право, Елизавета Андреевна, не делайте меня еще хуже, чем я есть на самом деле! Ну, хоть заплачьте что ли!
Лиза вскинула на него сухой и недоуменный взгляд, как бы спрашивая: «О чем заплакать? Почему?»
– Ну, обо мне! – отвечал Горбатов на невысказанный ею вопрос. – О сожалениях. О разбитой любви, черт побери!
– Это становится невыносимо, – отвечала Лиза. – Позвольте мне уйти. Вы сами знаете, что никакой любви не было вовсе! По крайней мере, с Вашей стороны.
Она попыталась миновать Сергея и выйти наружу, пусть под дождь, пусть на ветер, только бы не оставаться с ним больше рядом. Но он перехватил ее за руку.
– Ну, куда? Куда ты пойдешь? – Сергей злился и был почти страшен сейчас.
– Отпустите, мне больно, – сквозь зубы сказала Лиза, пытаясь изо всех сил сохранить спокойствие и рассудительность.
– Хочешь совсем меня растоптать? Унизить? Не оставляешь мне даже тени права считать себя мужчиной? Уйдет она! Под дождь? Под молнии? Ну, уж нет.
– Тогда уходите Вы! – у Лизы прорезался голос, сверкнули глаза, и внезапно все ее существо наполнила упрямая сила, как с ней иногда случалось в минуты выбора или волнений.
– А-ха-ха! – уже почти безумствовал Сергей, понимая, что он по всем параметрам проигрывает этой хрупкой девочке, исполненной гордости и достоинства. – А ведь ты даже ни разу не назвала меня по имени! Неужели это все было так неважно для тебя? Лиза? Моя Лиза!
Он стал склоняться к ее губам, единственным способом пытаясь доказать свое превосходство, сломить ее, заставить уйти побежденной.
– Не смейте! – выдохнула она ему в лицо. – Вы сами высказали требование забыть Ваше имя. Я всего лишь выполнила Ваше собственное желание. Оставьте меня теперь! Вы правы, правы! Ничего не может быть больше. И ничего не было! Пустите меня!
– Ну, уж нет, – Сергей все не выпускал ее запястий. – Нет, я все-таки поцелую Вас. Без любви. Из одного только желания. С тем и оставайтесь, владычица дубрав и перелесков.
Лиза застыла в его руках как жертва на заклании.
– Вы сильнее меня, – она смотрела теперь прямо в глаза Сергею. – И я не могу препятствовать Вам ничем, но я хочу, чтобы Вы знали – Вы противны мне. А теперь делайте, что хотите. Есть высшие силы, и они видят все.
– Лесная Царевна все-таки пытается угрожать бедному путнику, увязшему среди ее владений?
Сергей Горбатов отодвинул теперь Лизу на расстояние вытянутых рук, так и не коснувшись ее лица, и как бы раздумывал, продолжать начатое или сдаться. Раскаты грозы за стенами стали в этот миг почти непрерывными, молнии мелькали одна за другой и вдруг раздался странный звук, как будто кто-то кидался по окнам орехами. Стеклянная крыша над их головой была тут же пробита чем-то увесистым и осыпалась градом осколков к их ногам. Сергей отпрянул от Лизы, выпустив из рук, и стал отряхиваться от битых стекол, а она прикрыла лицо ладонями, опустив голову. Сергей с ужасом еще раз глянул на Лизу, распахнул дверь наружу и, уже выбегая прочь, обернулся и крикнул ей:
– Ведьма!
Лиза видела, как он поскользнулся на огромном куске льда, которыми теперь засыпано было все видимое перед павильоном пространство, припал на одно колено, встал, а потом, не отряхиваясь и не оглядываясь, почти бегом скрылся в грозовой пелене.
***
– Лиза! Лиза! – Андрей Григорьевич влетел в павильон Мимозова и, обойдя его весь, нашел сидящую в пустом кабинете дочь. – Ты ошиблась, детка? Не поняла, что это должно быть не здесь? Почему ты не пришла, все было так торжественно, царь с супругой подходили совсем близко.
– Я все поняла. Я просто опоздала, папа, – Лиза была спокойна и улыбнулась отцу. – Не переживай, это все не так важно.
– Как же не важно! – Полетаев искренне расстроился, что Лиза пропустила такую возможность. – Ведь дома ты так этого хотела! Что-то произошло, Лизонька? Ты была у своей преподавательницы? Там что-то тебе сказали? Что-то не так?
– Все так, папа. Она мною довольна. Ты застал грозу?
– Ах, да! Была же гроза! И град, – отец заволновался. – Ты попала под нее, Лиза?
– Нет, папа. Я переждала в одном из павильонов на пути. Платье только немного промокло…
– Ты поэтому не пришла? – сокрушался Полетаев. – Эх!
– Папа, папа, – Лиза уже почти смеялась над тем, как серьезно отец отнесся к ее почти детским желаниям. – Да забудем об этом. Расскажи лучше, как все прошло у вас?
Андрей Григорьевич сел за большой письменный стол. Наклонив голову, внимательно посмотрел на Лизу, понял, что она не успокаивает его, а, действительно, почему-то вовсе не расстроилась. Вся ее фигура, и поза, и взгляд были исполнены сейчас кого-то мягкого покоя, как будто она доделала долгую работу и теперь отдыхает.
– Все хорошо – встретили, показали, подарки вручили. Среди сопровождения издалека видел и министра финансов, и нашего Савву Борисовича, – Полетаев рукой погладил столешницу, потом поднял взгляд, наклонил голову к плечу и улыбнулся. – И еще целая толпа ходит за ними везде, глазеет.
– Ну, что, папа? – Лиза тоже наклонила голову на бок. – Поехали домой?
А уже вечером, когда они вместе ужинали, неожиданно в их доме возник Мимозов. Он шумно объявился в прихожей и, пока Егоровна встречала его, Полетаевы уже поняли, что за гость к ним пожаловал. И отец, и дочь были ему очень рады.
– Рад! Рад, что слухи оказались слухами, – с порога громыхал Савва. – Рад видеть вас, дорогие мои. Рад, что дома, что вместе! Рад, что застал.
– Савва Борисович, поужинаете с нами? – Андрей Григорьевич поднял брови на Егоровну, и та метнулась за прибором. – Присаживайтесь! Видал Вас сегодня в окружении! Ну, так Вам сам бог велел взлететь так высоко. Горжусь.
– Ох, суета сует все и прочая суета! – Савва рассматривал Лизу и чему-то улыбался.
– А что за слухи, Савва Борисович? – не стерпела она.
– Да про батюшку твоего, Лиза, – кивнул он в сторону партнера. – Да, раз оказалось – вздор, так что ж и повторять-то? Никто никуда не постригся, вон, сидит, по Выставкам ходит, императоров встречает. Все путем!
– Да, нет, не слухи, – переглянувшись с дочерью, честно отвечал Андрей Григорьевич, не считая нужным скрывать что-либо от человека, чьим мнением дорожил, которому доверял, и кого считал одним из близких соратников по жизни. – Только вернулся, многое передумал. Я потом все обстоятельно обскажу, как сам все до конца прочувствую. Нынче вот только вопрос, когда собрание созовем? Я там, в монастыре, кое-что из прежнего оборудования Товарищества обещал. Все равно же менять вот-вот станем. Так надо бы обсудить.
– Монахам? – Савва пододвинул к себе огромную чашку с чаем, которую ставили на стол специально для него. – Отдавай, не думай. После отчитаемся. Если что, я как благотворительные расходы на себя возьму. Нечего из-за ерунды собираться. Я ж, друзья мои, тут на пару деньков только. Вырвался. Потом обратно, к своим, в Москву.
– А как же завод, Савва? – Полетаев был удивлен, зная, что Мимозов не любит надолго оставлять производство, свое любимое детище.
– А что завод? – отхлебывал Савва Борисович богатырские глотки. – Там все уж по накатанной! Вот, думаю новое что затевать. Был бы сын взрослый, так самое время передавать заводик-то… Эх! Ничего, найду кому.
– А сам что же?
– Вот нынче с государем осматривали мы первый российский самодвижущийся экипаж! – мечтательно вспоминал Савва. – Вот это красота! За этим, я думаю, будущее. Вот взяться бы, да обскакать немцев, пока не поздно! А?
– Не мелок ли масштаб для Вас, Савва Борисович? – Полетаев был с заводчиком на «вы» на людях, и лишь в редкие минуты дружеский откровений переходил на интимное «ты». – После паровых-то турбин, после таких гигантов и перепрыгнуть на личные экипажи? Ваши-то агрегаты сейчас сотнями людей возят!
– А! – махнул рукой Савва. – Вчерашний день. Дизель – это сила! Не пойму, почему государю-императору вроде как скучно было? Неужели не виден размах?
– Да какой там размах? – Полетаев тоже скептически смотрел на новинку, еще раньше осмотрев на Выставке этот хваленый экипаж, похожий на его собственную коляску как две капли воды, видимо заказанный там же, в Петербурге. – Повозка повозкой, только что без лошади.
– Не скажи, брат, не скажи! – Савва огляделся. – Вот представь! Пройдут годы и, выйдя на улицы нашего города, ты их не узнаешь! Никаких извозчиков, каждый сам себя перемещать будет. Экипаж у тебя – ты будешь ездить в банк, да внуков за реку возить. У Елизаветы Андреевны свой будет, она с утра как встанет, так по салонам и поедет. Да-да! Не смейтесь. Супруг ее на службу укатит на своем экипаже. Кто куда хочет!
– Ну, Вы и фантазер, Савва Борисович, – смеялась Лиза, давно не испытывая такой легкости и радости от разговоров.
– И Егоровне экипажик выделим! – резвился Мимозов, когда няня внесла в столовую очередной самовар. – Пусть себе на базар правит, сигнал только ей погромчее поставим, чтобы курей на дороге не подавила!
– А ну, вас, не пойму, что и говорите! – махнула на них полотенцем Егоровна и гордо удалилась в кухню, дабы не попасть впросак.