***
– Да я ж не с тем к вам шел, – постепенно успокаивался Савва. – Я ж с предложением. Раз ты, Андрей Григорьевич, в городскую жизнь вернулся, то не примешь ли подарок для себя и дочки?
Полетаев, было, напрягся, так как из гордости не любил одалживаться, но после что-то вспомнил и, взглянув на Лизу, улыбнулся.
– Ну, излагайте, милостивый государь, чем удивлять станете?
– Э-эээ…Вот загвоздка какая, други мои, – начал Савва издалека. – Еще в Москве, еще на коронации я понял, как сложно в последний момент попасть ближе к царствующим особам, мне ж тогда мои принцессы всю плешь проели: «Покажи!» да «Покажи!». Я и озаботился заранее. Во все театры, на все три вечера пребывания Его императорского величества в Нижнем Новгороде, ложи-то и скупил. Еще в мае! Кто ж знать заранее мог, куда императору угодно будет вечером развлекаться поехать. Ну, думал, и мы за ним, вместе с семейством следом потянемся, или хоть со старшими.
– Так в чем дело-то, Савва Борисович, что переменилось? – Полетаев не мог пока понять, куда клонит Мимозов.
– Мои-то в Москве все остались. Не приняли бы вы с Лизой приглашение на завтрашний вечер, а то жаль – пропадут места-то!
– А-аааа, – протянул Полетаев, кое-что начиная понимать. – То есть теперь точно известно, куда царская чета последует, а в другие залы – не разорваться же, понимаю. Те ложи друзьям уступаете, так? Ну, думаю, Лиза, почему бы не съездить в театр, ты как?
– Я, папа, с удовольствием! А в какой, Савва Борисович?
– Так на выбор, Лизонька. Хочешь в ярмарочный, а хочешь – в новый. В новом-то ложи небольшие, на четверых. Вы ж не против будете, если и я к вам под крылышко тоже прилечу завтра?
– Господи, Савва! – Андрей Григорьевич всплеснул руками. – Ты еще спрашиваешь! Это ж ты нас одариваешь, это мы там сбоку пристроимся, спасибо тебе.
– Только вот что, – Савва многозначительно поднял брови. – Место-то, где государь объявиться может, так до сих пор никто и не знает. Уж я – куда он, за ним последую. Но и вам на всякий случай советую приодеться по придворному, чтоб значит, не ударить лицом-то. Вдруг чего!
– Папа! – Лиза обрадовалась завтрашнему выходу. – Я же смогу мое платье с незабудками надеть!
– Ну, вот и ладно, – радовался и Савва. – Другие ложи я тогда моему главному инженеру или его помощнику предложу. У них семейства!
– Тогда, конечно, в новый, Савва Борисович, – Лизе нельзя было отказать в прагматичности. – Зачем же нам вдвоем занимать лишние места, пусть уж хоть одно кресло только и пустует, раз будем Вас ждать!
– Так, может, я и на четвертое кресло претендента сосватаю, если не возражаете, – хитро прищурился Мимозов. – Приятель мой хороший. Тоже нынче тут, в городе. Мы с ним вместе из Москвы прибыли. Вы знакомы. Спрашивал про вас.
– Кто же это? – Лиза посмотрела на отца.
– Савва, еще раз говорю – ложа твоя, друзья твои, зови, кого хочешь! – улыбался Полетаев.
– Ну, и сговорились! – потирал руки Мимозов. – Сегодня закрутились – как с поезда сошли, так весь день и не присели. Завтра уж наговоримся! Лев Александрович это, Лиза. Хотел вам свое почтение еще сегодня засвидетельствовать, все порывался заехать, да на него дел, еще больше, чем на меня свалилось.
Савва не стал рассказывать Полетаевым, как час назад к нему ворвался Лева, потрясая какими-то конвертиками.
– Савва! Я только под вечер домой добрался, а оказалось – она мне писала! – орал он на друга. – Два раза писала! Звала, а я как алырщик последний – не явился. Что делать? Что делать теперь?
– Выпей наливочки, друг мой, – Савва только что переоделся в домашний халат и теперь сибаритствовал. – И успокойся. Кто «она», куда «не явился»?
– Савва! – Лева сел за стол и взъерошил себе волосы. – Ну, ты слушаешь ли меня? Она – это Лиза!
– Лизонька? – удивленно вскинулся Савва. – Наша Лиза? Дочка Андрея Григорьевича?
– Да! Да! Да! – Лева уже исходил нервами от нетерпения. – Она писала, может быть, хотела попросить помощи. Что там у них, не знаешь?
– Да слыхал нынче, что отец ее вроде в постриг собрался. Да не поверил. Думал, завтра сам съезжу, спрошу, – Савва тоже заволновался. – А уж, коли тебе писала, то может и так? Э-эээ.. И мне он перед отъездом какие-то странные вещи глаголил. Так что может быть, может быть… Поеду. Утром же и поеду!
– Какой «утром»! – Лева не собирался уходить вовсе. – Езжай сейчас же! Узнай все, узнай, не сердится ли она на меня. Узнай что надо. Помоги, в конце концов! Девочка же столько дней одна, а я!
– Ну, так и поезжай сам, раз тебя звали! – Савва был расположен к домашнему вечеру.
– Ну, что ты говоришь, Савва! – Лева даже хлопнул по столу ладонью. – Как я явлюсь? Под ночь? Зрассьте! Без повода, к девушке, про которую теперь точно знаю, что проживает она одна нынче. Это неприлично! А ты – друг дома. Ну, придумай что-нибудь, прошу тебя. Не сиди сиднем!
– Ох, Левка! Веревки ты из меня вьешь! – Савва отодвинул графинчик с рубиновой жидкостью и посмотрел на него с сожалением. – А мне без повода, значит, можно? Э-ээээ… Ну, ничего. Повод будет! – он позвонил в колокольчик и крикнул камердинеру: – Одеваться!
***
После грозы на Выставке, Сергей не хотел видеть не только Варвару, но и вообще никого. Он с удовольствием зарылся бы в какую-нибудь нору и там зализывал бы свои раны, а они были свежими и глубокими – во-первых, было уязвлено его самолюбие, он злился, что повел себя так по-глупому, не найдя нужных слов и позиций, чтобы не уронить себя перед этой гордячкой. Он оказался застигнутым врасплох, почему-то уверен был, что встреча их невозможна, не думал о ней вовсе. Не был готов. А Лиза оказалась выдержанней него, лица не потеряла, что злило теперь Сергея сильней всего. Он-то думал, что она будет страдать, плакать, увидев его, сгорит со стыда, взгляда не посмеет поднять. А тут: «Уходите тогда Вы!». Эти слова теперь, казалось, были написаны у него на лице и видны всякому!
Где его хваленое высокомерие? Это он теперь при встрече с ней глаз поднять не посмеет, чтобы снова не опростоволоситься. Черт побери! И еще этот град, так не к месту. И его испуг. Стыдно-то как, она же видела! И квартира его еще не готова, будет только через пару дней. Уехать бы туда!
Он придумал себе головные боли, чтобы Варвара не приставала к нему, и чтобы не отвечать на вопросы об утерянных документах. На ноге расползался синяк, что было очень кстати. Мамочкина теперь хлопотала над ним, считая, что он сильно пострадал от грозы, а виной тому ее поручения к нему. Сергей притворялся больным, а уходя мыслями в собственные переживания, стонал временами по-настоящему, от досады. Раздался звонок в прихожей, принесли записку, адресованную ему.
– Положи на тумбочку, потом прочту, – слабым голосом велел он Варваре. – И ты иди, отдохни. Я, может быть, подремлю, если голову отпустит. Иди.
Как только она вышла, он тут же распечатал конверт. Писала тетка. Не требовала в этот раз, но настойчиво просила появиться дома. У сестры случились какие-то еще неприятности, как он понял, и требовалось его присутствие. Сейчас это было ему на руку. Переночует пару дней у себя, хоть никто с опекой приставать не будет. А там, глядишь, и переедет на новый адрес. Он позвонил в колокольчик и велел Геле подать одеваться. Снова прибежала Варвара, но ей он, кряхтя как радикулитный дед, сказал что-то о семейном долге и вроде как через силу отбыл. Они договорились встретиться в четверг на его новой квартире. Делами пароходства в таком больном состоянии, конечно, заниматься не стоило. Все обождет!
Сестру он застал в слезах, что было редкостью неимоверной, плакала та только от обид. Оказалось, что на музыкальный вечер, сочиненный ею собственноручно, не явился ни один из приглашенных, хотя часть гостей, особо важных и значимых в городской элите, она объездила сама. Из них отписались с извинениями всего двое. Остальные даже не посчитали нужным оповестить о своем отказе. Таня прощалась со своей репутацией болезненно, осознав всю серьезность положения. Тетка даже не корила ее больше, видя искреннее расстройство племянницы. Что можно было предпринять еще?
Можно было уехать из города и подождать, пока все несколько забудется. Но уехать Таня могла только к отцу, а это для нее было еще хуже, чем сегодняшнее положение. Тоска. Гарнизон. Домашний арест. Можно было отправить ее в сопровождении брата за границу, но про эту возможность Удальцова даже не заикалась, понимая, что вдвоем они там накуролесят так, что и уезжать уж станет некуда. Москва? Петербург? Это требовало ее собственного присутствия рядом, а пока она никак не могла оставить дела в Нижнем. Стало быть, надо пытаться делать все возможное тут, что бы хоть как-то восстановить Танино реноме. Приезд императора был таким поводом.
– Изволь вывести сестру на люди, – обратилась Гликерия Ивановна к Сергею. – Я бы сама, да завтра я должна присутствовать на ужине у губернатора, отказать нельзя. Прошу тебя. Ты же можешь пожертвовать одним вечером и сходить в театр?
– Да, тетушка! – Сергей здесь головных болей не изображал, вид имел свежий и здоровый, даже бравый. – Я и сам собирался, за мной же всегда остается место в рядах, выкупленных нашим литературным клубом на сезон, но если надо…
– Надо, голубчик. Я взяла два кресла в партере. Послать завтра за тобой карету?
– Не стоит, тетушка. Если не возражаете, я переночую здесь?
– Да, бог с тобой, Сергей! Все комнаты твои за тобой, ты же сам ушел. А желаешь – возвращайся, я тебя никогда не гнала. Живи, сколько хочешь!
– Только пару ночей, тетушка. Скоро будет готова моя квартира. Служебная.
– Ты поступил на службу? – Удальцова удивилась не на шутку. – Где же?
– В одном крупном пароходстве, – скромно потупился племянник. – Управляющим делами.
– Ты-ыыы? – только и протянула тетка, но тут же собралась и сказала. – Ну, славно, славно.
***
Театральный зал сверкал огнями и отблесками. Публика сегодня была сплошь в бриллиантах и нарядах особо ослепительных. Все театры города, и новый не составил исключения, наполнились людьми, жаждущими встречи с высочайшими особами. Даже на галерке вы сегодня вряд ли заметили бы бедного студентика или затрапезную горничную. Казалось, зал заполен был одними только камергерами да придворными фрейлинами, из сундуков достали все самое представительное, богатая публика пошила себе наряды специально для этого случая. Лишь репертуар сегодняшнего вечера в новом театре оставлял малую надежду на то, что император выберет именно его для вечернего посещения. Постоянной труппы на театре до сих пор не было. Давали не одно солидное произведение, а набрали в кучу какую-то оперку, да еще пару драматических пьесок. Сборная солянка.