– Дорогая тетушка, – как бы невзначай проговорилась она за завтраком. – Вы больше каких композиторов жалуете, наших или немецких?
– Что это ты моими музыкальными вкусами озаботилась? – усмехнулась Удальцова. – На что тебе?
– Да так, – загадочно протянула Таня, глядя в потолок. – Вот, если б для Вас дивертисмент кто пожелал составить, то что бы пришлось ближе Вашей душеньке – музыкальный вечер из сочинений одного только, предположим, Чайковского? Или, скажем, Гайдна? Тогда можно позвать и скрипки, и альты.
– Так он австрияк вроде? – тетушка не сдавала позиций и в умильность семейной идиллии сразу не кидалась.
– Ma tante, ну, тогда может быть из Моцарта? – Таня начала раздражаться.
– Да, с языками у тебя дело обстоит явно лучше, чем с географией, – тетушка усмехнулась, намазывая масло на тонкий ломтик подсушенного хлеба, ей явно нравились подобные завтраки с редкими для их семейства мирными пикировками. – Что за всем этим, говори суть?
– Ну, что Вы, право, тетя, – делано ретировалась племянница. – Сразу как договор подписываете. Не с приказчиками же! Мы хотели сюрприз…
– Кто это «мы»? – насторожился оказавшийся сегодня дома Сергей, коим вопросом и сдал сестру с потрохами.
– «Мы», Сережа, это мы с тобой! – с напором, поддержанным приподнятыми бровями, обратилась в его сторону Таня. – Ну, помнишь, мы же говорили?
Сергей тут же собрался откреститься от ему не известного плана, но увидев поджатые губки сестры, промолчал, а тетушке загадочно улыбнулся, склонив голову набок, что можно было истолковать как угодно – и как плохую память, и как пассивную поддержку сестры, и как снисходительность к ее фантазиям.
– Ах, тетя! – Таня отставила свою чашку, и теперь, когда все положенные реверансы были совершены, с воодушевлением выдавала заготовленный заранее текст. – Грядет такое событие в нашей семье! Никак нельзя пропустить, сезон начинается, уже можно.
– Что можно? – не поняла Удальцова. – И что за событие? Не припомню, душа моя.
– Как же! – Таня вновь приподняла бровки. – Первый день осени – Ваш день, тетушка! Ваше рожденье. Сентябрь уже на носу, разве Вы забыли?
– Поди ж ты! – рассмеялась тетка. – Вот уж праздник нашла. Сроду в нашем доме его не справляли. То ли дело – именины. Это День ангела всегда с пышностью проводили, ты запамятовала. А то… Так, пустячок какой мне вручали, когда маленькие были, вот и все семейное торжество. Мы, Таня, всегда сезон в городе закрывали своими вечерами, а не открывали. Что это ты решила переиначить?
– Я, тетушка, сколь вечеров Ваших пропустила? – Таня вроде как пригорюнилась. – И этим маем я еще в Институте доучивалась, никак не успевала. А так хочется Вам радость устроить, я до весны не дотерплю, Вы столько для меня делаете, родная моя, любимая…
– Ну, будет, будет! – все-таки растрогалась Гликерия Ивановна. – А то сейчас поверю тебе, так обе разрыдаемся. Что ж! Осенний мясоед пришел, можно и повеселиться. Давай, собирай свой дивертисмент, хоть из русских, хоть из итальянских. Мне все в радость, что от души! Или ты надумала, кого из оперных звать?
– Нет, тетушка, – Таня сложила ладошки, как примерная девочка, радуясь, что затея ее удается. – Я придумала позвать тех, кто сам может музыкальный номер представить. А так как этот вечер Вам посвящается, то уж, если и звать кого, так только нашего круга, близких дому. А если из моих ровесников кого, то в сопровождении старших. Вот и хотелось бы узнать заранее, кого бы Вам приятно было у себя видеть?
– И стар, и млад? – тетушка улыбалась. – Это ты хорошо сообразила! Ну, прежде всего Анну Никитичну зови, она моя первая подруга, да и тебя в детстве пению именно она обучать начала, как помнишь. Может, дуэт с ней какой-нибудь нынче составите? Не смотри, что она старше меня будет, она еще, ого-го, в каком голосе! Ну, Никитку с Иваном Колывановых, наверняка, как думаешь? И тенора неплохие, да и родня все ж, хоть и дальняя. А дальше сама решай. Из твоих знакомцев позови обязательно тех, что тогда отписались с извинениями. Князя Урицкого с дочерями, да того седого господина приятной наружности. Полетаев, кажется? Вы еще с его дочкой вместе курс проходили. Ну, и с Богом!
Таня была довольна развитием событий и к присутствию нудной Лизы Полетаевой у себя в доме была готова еще с прошлого раза. Ничего, один вечер потерпит, зато ее отец – как раз тетушкиного круга. А вот Сергей, услышав знакомое имя, побледнел, и стал заранее думать, как бы изящнее отстраниться от Татьяниного «дивертисмента». В его планы встреча с Лизой не вписывалась никаким образом, и зачем она сестре, он вовсе не понимал. Ничего, время еще есть, он что-нибудь придумает. Таня начала кипучую деятельность, понимая, что та будет завтра же поддержана тетушкиными рассказами всем знакомым «по секрету» о том, какой подарок готовят ей благодарные племянники. Жизнь налаживалась.
***
Как только что-либо желаемое попадало Сергею в руки, он очень быстро к этому охладевал. Так случилось и с новой квартиркой. Оказалось, что коротать одному вечера довольно скучно, обслуживать себя самому довольно хлопотно, а нанимать самому прислугу – довольно накладно. Ночевать Сергей все чаще стал у тетушки, а пару раз в неделю заезжал и к Варваре. Так что записку барона он обнаружил лишь в субботу. Корндорф после угрозы дуэлью присмирел, вызывать раздражение Сергея опасался, по женским адресам искать его не смел и смиренно ждал ответного письма. Сергей назначил встречу в городе. Барон сидел за столиком кафе, не похожий на себя, с видом покорным и каким-то жалким. Жаловался на здоровье, но все никак не решался углубиться в тему, ради которой вызвал своего визави.
– Не тяните, барон! – Горбатову уже надоело выслушивать про ноющую боль в ногах и про поясницу. – Очередной сбор?
– Голубчик! Выручайте!
От барона такое обращение Сергей слышал впервые и усмехнулся:
– И как Вы себе это представляете? После всего произошедшего?
– Да уж, понесли мы потери, – вздохнул барон. – А все ж… Нехорошо бросать на полпути, как считаете? Хотя и людишки мои из Клуба побаиваются. Сомневаются. Желающих все меньше – из тех, кто жаждал, некоторые и по два раза уже поигрались.
– Ну, и успокоились бы на том! – у Сергея затеи гнома больше не вызывали былого энтузиазма, а страх был свеж.
– Во вторник. В моем собственном доме, – Корндорф мусолил перчатки, от его былого высокомерия оставались лишь жалкие крохи, со старичком явно что-то происходило помимо «сказочных» неудач. – Помещение в особняке приспособим! Благо, что реквизит удалось спасти тогда. И гостей разместим, места полно. Только молю! Выждите с сестрицей время, пока племянник выедет за ворота. Посидите в карете. При нем не могу даже предупредить вас заранее, но на договоренный вечер отошлю его под любым предлогом!
– Что за племянник взялся? – удивился Сергей. – Раньше Вы не упоминали.
– Менять надо программу-то нашу, – не слыша вопроса Сергея, размышлял Кондорф вслух. – Что бы еще такое изобразить? Вот Афанасьева на досуге перечитываю. Ищу. Может царь-девица? А? Вода с рук течет живая и мертвая. Шампанское бы приспособили! Или коньячок. Уж больно фактура хороша! Да и выдержкой Вашу сестрицу бог не обидел. Эх…
– Кто-нибудь еще из домашних может нарушить наше инкогнито? – сомнения Сергея так и не ослабевали, а вздохи барона их только усиливали.
– Никто, никто, уверяю, – приложил лапки к груди гном. – Слуги преданы мне, гости, сами знаете, какого ранга бывают.
– Рискованно, барон! – Сергей хотел бы закончить сношения со «сказочником» навсегда, нужды в деньгах сейчас сиюминутной не было, а опасность прошла так недавно и так близко, что уговоры барона действия своего не возымели. – Так, что за племянник-то у Вас объявился?
– Вот, объявился, – развел руками барон. – Молодой. Резвый! Покойная сестрица подсуропила опекунство. Трое нас было, да брат-то мой в Россию – ни ногой, никак не желает. Так что на мне здесь все! Да и старший я изо всех. Ну, да пару месяцев всего и осталось. Там избавлюсь от обузы. Племянник-то и чин офицерский уж получил. Вырос, бог дал. Да он и редко наезжает – все больше в полку, да в полку. Нынче вот задержался. Отпуск.
– Во вторник никак невозможно, – отказал Горбатов. – У нас семейное торжество грядет, сестра полностью занята его подготовкой. Так что, раньше будущего месяца и не мыслите.
– Что за торжество? – поинтересовался барон.
Сергей рассказал, не видя смысла скрывать то, что через пару дней появится в газетах. Барон внезапно воодушевился.
– Друг мой! А как бы нам с племянником оказаться среди приглашенных, не посодействуете?
– Да Вы с ума сошли! – опешил Сергей. – Как Вы желаете явиться перед сестрой? Без маски? Да она узнает Вас мгновенно – по росту, по голосу. Нет! Невозможно!
– Да пусть уж узнает, что там, – вздохнул гном. – Мне племянник всю плешь проел вашей фамилией, все просит знакомства, а тут случай. Вы уж посодействуйте, милый мой, прошу.
– Да черт Вас разберет! – вспылил Сергей. – То – тайна тайная, то «пусть»! Вы как-то сдали, барон. Поплохели. Даже выглядите как-то вон…
– Четыреста рубликов, – прервал его барон. – Оставляю вам с сестрицей тот удвоенный гонорар наперед, что и в прошлый раз. Эх, да что уж! Раз за апартаменты нынче платить не надо… Пятьсот!
– Идите Вы к дьяволу, – устало сказал Сергей. – Ладно. Попробую. Но это же не вечер по билетам, это суаре для близких и знакомых. Вечно Вы соорудите все, не как у людей! Это ж семейный праздник, подарок от нас тетушке! Ваш племянник-то хоть музицирует? Или, может, Вы сами желаете исполнить…
– Да кто ж нынче не музицирует, молодой человек! Скажу – так новейшее что выучит за неделю. Он на все готов, лишь бы в ваш дом попасть, я же вижу. Хотя – что ему там, не говорит.
– Хорошо, – Сергей встал из-за столика, не расплатившись, предоставляя это приглашающей стороне. – Наш разговор продолжим позже. Приглашения вам пришлют, а вот меня, увольте! Меня на том вечере Вы не застанете, с тетушкой я это сам улажу, а с вами встречаться на ее глазах не желаю. И не смейте узнавать сестру!