***
Татьяна Горбатова, вернувшись домой после того, как Филька передал письмо Полетаевой и утверждал, что выглядит та помятой, но, в общем, целой и невредимой, не на шутку задумалась о себе. Так долго продолжаться не может. Не столь страшно, что сегодняшний день обошелся ей в копеечку, страшно то, что Сергей становится непредсказуем, а, значит, опасен. Что выкинет он в следующий раз? Сейчас у Тани не было нормального, по ее понятиям, гардероба, доступа к финансам и никакой личной свободы. Но, зато, присутствовали – отцовское имя и покровительство тетушки. К тому же, в немалой степени благодаря полученному образованию, она была вхожа в высшее общество города и имела хорошие знакомства. Плюс молодость, свежесть и личное обаяние. Но все это покатится под откос при первом же скандале, где будет упомянута их фамилия. Тетка отвернется сразу же! У отца своих денег – кот наплакал. Надо идти замуж.
Тут же вспоминались сегодняшние слова брата: «Женюсь – все сразу верну!». «Женюсь». Видимо, мысли их шли в схожих направлениях. По всем раскладам выходило, что надо ставить на эту карту, пока положение ее так выигрышно. И фамилию поменять, чтобы уж никак ее не могли связать с братцем, и денежки приобрести, и обеспечить себе некое приволье, выбрав мужа, которым можно было бы, если не вертеть, то хотя бы управлять. Но для этого надо было что-то делать. Танюша не стала дожидаться возвращения Сергея, лишь на судьбу уповая, моля, чтобы в этот раз все обошлось, и на следующее же утро отправилась подлизываться к тетушке.
– Где твой братец, Татьяна? – спросила все еще сердитая за коня Удальцова. – Он что, не ночевал дома?
– Не знаю, дорогая тетушка, – соврала Таня. – Но я бы не удивилась. Для взрослого молодого человека – не ночевать дома, это, кажется, нормальнее, чем ни с кем не встречаться вовсе.
– Что ты говоришь! Ты! Молодая девица! – возмутилась таким вольным допущением в разговоре тетушка.
– Об этом я и хотела поговорить с Вами, ma tante, – Татьяна теперь скромно потупилась. – У меня нет ни матери, ни наставницы. Вы – самая близкая моя родственница, тетя.
– У тебя есть отец! Вы, как будто, все время забываете об этом! – все еще раздраженно отвечала Удальцова.
– Это разговор не для мужчин, – потупилась, изображая смущение Татьяна. – Вы назвали меня молодой девицей, но я же помню, что все мои одноклассницы младше меня. А время так быстро летит! Я хотела говорить о моей женской судьбе, тетя. О выборе спутника, о семье.
– Тебе что, вскружил голову какой-нибудь фат, и я срочно должна отвести тебя под венец? – тетушка напускного целомудрия не замечала, пришлось сменить тактику.
– Я не такая дура! – отвечала ей Татьяна прямо.
Иногда такие выпады бывают самыми действенными. Во всяком случае, тетушке, по роду дел знакомой с различными формами общения, такая прямолинейная грубость, как ни странно, в этом случае, пришлась по нутру. Во всяком случае, она стала прислушиваться к словам племянницы внимательнее.
– И о чем же конкретно тогда разговор? – спросила Удальцова. – По всей вероятности, опять о деньгах?
– Нет! – отвечала Таня, вызвав удивленный подъем бровей у собеседницы. – Не о деньгах. А о больших деньгах! Я прошу Вас, тетя, как женщину деловую и рассудочную, рассматривать вынужденные траты на меня, как на коммерческие вложения. Мне нужно составить приличную партию, но для этого мне необходимо полностью обновить гардероб, делать выезды и приемы, бывать в обществе не только Ваших подруг по средам, но и молодых людей – офицеров, аристократов, неженатых представителей света. Тогда через год Вы избавитесь от обязанности содержать меня. Будем считать это взаимовыгодным предприятием?
– Слава Богу! – тетка откинулась в кресле и рассматривала теперь Таню как вновь увиденную. – Хоть одна, кажется, действительно – не дура!
– И хотелось бы обратить Ваше внимание на то, что наличие приданого сделает мой выбор гораздо шире! – совсем обнаглела Таня.
– Об этом подумаю позже, – тетка явно что-то прикидывала в уме. – А пока так. Сегодня же напишу твоему отцу. Зная, сколько тот будет искать отговорки, как раз к зиме он должен созреть! Сезон, ты, возможно, проведешь в обществе Москвы или даже Санкт-Петербурга, но представлять тебя в нем должен именно отец. Подумаю, кого можно задействовать из тамошних знакомых, чтобы разузнать обстановку заранее. Второе. Я поеду с тобой туда сама месяца на два раньше – там все и закажем, мода переменится, тратиться на это сейчас глупо. Да и я до окончания Выставки привязана к городу. Но и совсем сбрасывать со счетов нижегородское общество тоже не стоит. Я закажу тебе верховой костюм и пару выходных платьев. И надо тебе, действительно, начинать выезжать. Вот только сейчас лето, все на дачах.
– Велите Сергею сопровождать меня! – взмолилась Таня. – Пусть хоть в театр меня вывозит. Или на пикники, какой был у Мимозовых.
– Скажу. Но, надеюсь, с вашей стороны я могу не опасаться никаких выходок?
– Что Вы, тетя! Я буду слушаться каждого Вашего слова! Вы – ангел, благодарю Вас.
И Таня твердо решила, что ради всего этого стоит потерпеть, и полгода побыть примерной девочкой.
***
А в это время о «примерной девочке» вспоминали там, где этого можно было меньше всего ожидать. И разговор, начинавшийся почти невинно, вскоре зашел в такие кущи, что негоже в приличном обществе и упоминать. Началось все с того, что после обеда с капитаном, Сергей остался на палубе со своей трубкой. Спросив разрешения, к нему вскоре присоединился барон, все остальные разошлись – кто по месту службы, кто на отдых по каютам.
– Позволите составить Вам компанию, молодой человек? – спросил Корндорф у Сергея, уже усаживаясь в соседний с ним шезлонг.
– Пожалуйте, – не смог отказать Сергей новому знакомому из уважения к соединившему их обществу и преклонному возрасту собеседника. – Если Вас не смущает дым, милости прошу.
– Что Вы, молодой человек! Может ли вызывать отторжение запах благородного табака! Изысканность благовоний, таинство звуков и ритмов, магия ритуальных событий. Как многообразна зрелость! Эх, я и сам когда-то… – барон нарисовал в воздухе замысловатый вензель, видимо, долженствующий олицетворять его бывшие проделки и безумства. – Да-аааа. А нынче уж мало удовольствий посильно бренному телу. А о молодости, что говорить – ей доступно и подвластно все! Вы сейчас считаете, что по-другому и быть не может. Я знаю! Да и как можно сомневаться в этом, когда ночной ветер треплет кудри, вселенная распростерта перед тобой, а на ее авансцене под звон бубна пляшет молодая дева!
– Простите, мы с Вами раньше не встречались? – изумился Сергей так точно угаданной картине.
– А-ааа! – погрозил барон пальцем, прищурившись. – Сознайтесь, и Вы посчитали сейчас Модеста Карловича колдуном, молодой человек?
– Я привык думать, что мы живем в реальном мире, сударь. Двойные сущности, фантастические проявления – это уж как-то совсем по-Гофмановски, – засмеялся Сергей. – А что, многие считают?
– Кто говорит – «колдун», кто называет «волшебником», – задумчиво продолжал барон.
А Сергей подумал, что тот, скорее, смахивает на гнома-перестарка.
– Самому мне более импонирует понятие «маг», – продолжал рассуждения вслух представитель мистических миров. – В нем стержнем проходит возможность могущества. Состоятельности. «Я могу!» – вот какой девиз высек бы я на своем гербе!
– Да Вы – романтик! – Сергей гадал теперь, к чему ведет этот странный старикашка.
– Так вот, ближе к существу дела, – как бы прочитав мысли собеседника, свернул рассказ о себе любимом барон. – Мы не знакомы, и раньше видел Вас только я. Да-да! В ту ночь я был среди зрителей, наблюдавших созданный Вами образ Демона. И рукоплескал, поверьте!
– Благодарю! – Сергей обозначил легкий поклон. – Но какими судьбами Вас туда занесло? А! Наверно Вы сопровождали кого-то из своих детей?
– Детей я не имею, молодой человек. Да и вас там, как мне помнится, сопровождала дама, которая ни Вам, ни Вашей сестре родительницей не доводится?
– Вы и про сестру знаете? – приподняв брови, удивленно смотрел на барона Горбатов.
– Я знаю про вас всё! – продолжал мистифицировать Модест Карлович. – Тетка, ее состояние, отец видит только государеву службу, дети от него далеко, у вас с сестрой нет ничего собственного.
– Да как Вы смеете! – вскочил на ноги Сергей.
– Ах, как вспыльчива юность! – перешел на распевный тон Корндорф. – Вы совсем такой же, как отпрыск моей покойной сестры. Именно его опекуном я обязан состоять еще почти полгода до его совершеннолетия! Но, Вы! Вы, как мне кажется, старше? И должны были уже научиться выдержке и терпению, молодой человек. Особенно, в разговорах с представителями моего поколения…
– Я не намерен продолжать беседу в таких тонах с представителем любого поколения! – Сергей стоял теперь перед бароном, опершись спиной на фальшборт. – Обсуждение чужих финансов недопустимо в благородном обществе!
– Почему же, позвольте Вас спросить? – спросил барон с ехидством. – Для обсуждения подобных вопросов созданы целые сообщества и институции! Весь мир только и делает, что обсуждает чужие финансы в надежде сделать их своими.
– Что Вы хотите этим сказать? – немного утих Сергей.
– Присядьте, молодой человек. Не нависайте над стариком. Я хочу Вам не только кое-что сказать, но и предложить. Разговор не на одну минуту, – барон искоса посмотрел на Сергея. – Куда нам торопиться? Путешествие по водной глади располагает к беседе неспешной. Не так ли?
Сергей опустился обратно в шезлонг и стал вновь набивать трубку.
– Поделитесь со мной! Каковы Ваши воззрения на сей презренный предмет? – Корндорф продолжал говорить загадками.
– Вы имеете в виду деньги, сударь? – усмехнулся Сергей.
– Я думаю, более уместным в нашей беседе будет обращение ко мне «Ваше благородие», молодой человек.
– Тогда того же я потребую и от Вас! – Сергей не давал барону откусить палец, положенный ему в рот. – Я тоже дворянин!