Охота на людей продолжалась более двух суток с полнейшего попустительства полиции, которой властями было запрещено вмешиваться в происходящее. Наш друг считает, что только угроза российского посла о применении орудий стоящей на рейде эскадры, возымела действие, после чего был отдан приказ о прекращении беспорядков. Денисов посетил дом, в котором мы с тобой жили, сразу после того, как этот ужас окончился.
Я не буду пересказывать тебе те кровавые картины, которые он застал, переправившись через залив. Скажу лишь, что не щадили и женщин. Во дворе были обнаружены им тела пожилой женщины, двух мужчин и подростка. В доме – еще двух женщин. Тел молодых девушек он не видел ни там, ни по пути к пристани. Так что узнать ни о судьбе нашей дорогой Сатеник, ни о том, удалось ли спастись хоть кому-то еще из этой большой гостеприимной семьи, не представляется возможным. Прости за дурные вести.
Скорбящий вместе с тобой,
твой друг Николай Рихтер»
***
– Что это? – Лиза не могла заплакать, ее лишь слегка мутило, а ум отказывался понимать прочитанное. – Папа! Что это?
– О, Господи! – Полетаев тер лоб. – Я знал, Лиза. Уж несколько дней как знал. Но, когда в газетах, это как-то…
Андрей Григорьевич повернулся и вышел из гостиной, где Егоровна уже подмела осколки, и все собрались здесь, оставив задремавшего после лекарств Митю одного.
– Что за год! Что за многострадальный год выдался нынче! – сетовал Савва. – То давка та у нас весной, то японцы эти несчастные летом. То теперь это вот! Уму непостижимо!
– Вы сравнили тоже, Савва Борисович, – Наталья Гавриловна утирала редкие слезы платком. – В Японии божье провидение, стихия . А тут!
– А! И там и там боль, – махнул рукой Мимозов и, оборотясь лицом к окну, стал взывать неизвестно к кому: – Люди! Опомнитесь, люди!
Вернулся Полетаев с журналом в руках.
– Вот. Перепечатка из русской газеты «Новое время». Где же это? А, вот! Корреспондент пишет: «…европейцы в Константинополе теперь не едят рыбы. И мне босфорская рыба противна: она слишком жирна…»
– О чем это? Причем тут рыба? – снова переспросила Лиза.
– Это о том, Лизонька, что тела сбрасывали прямо в море, – ответил ей за отца хмурый Савва.
– О, боже! – Лиза все-таки расплакалась и убежала к себе.
– Ну, други мои, – Савва вздохнул и встал. – Что бы там ни было, а жизнь не останавливается. Оглашение уж началось. Мне надобно ехать!
– Я остаюсь с сыном, – Наталья Гавриловна посмотрела на Андрея Григорьевича. – А вы поезжайте вместе.
– Нет, нет, – Андрей Григорьевич тоже встал и подал Мимозову руку. – Я позже, с дочкой.
Савва Борисович уехал.
– Как твое сердце, Андрюша? – спросила Наталья Гавриловна, как только они остались вдвоем.
– Хорошо. Все хорошо, Наташа, не волнуйся, – грустно улыбнулся ей Андрей Григорьевич. – А когда ты рядом, мне кажется, что и вообще ничего случиться не может!
Они обернулись на шорох – в дверях стояла Лиза и, облокотившись на косяк, внимательно смотрела на них. Так же беззвучно за спиной у нее возник Дмитрий.
– Митя! Зачем ты встал? – всполошилась мать и вскочила навстречу сыну.
– Мама, мне надо ехать, – чуть слышно произнес он, Лиза обернулась и смотрела на него через плечо.
– Как ехать? Куда ехать? – растерялась Наталья Гавриловна. – Мы же решили остаться тут? Андрей Григорьевич все нам расскажет! Ты слаб сейчас.
– Мама, мне нужно в другой город. Сейчас. Сегодня! – Дмитрий облокотился рукой выше головы Лизы.
– В какой город? – беспомощно посмотрела Наталья Гавриловна на Андрея Григорьевича, будто ища поддержки. – Иди, ложись, у тебя, наверно сознание помутилось от капель? Сейчас пройдет.
– К ней? – коротко спросила Лиза и, увидав ответный кивок, проскользнула под его рукой в коридор.
– Мама, дай мне, пожалуйста, денег, мне надо в Макарьев, – в голосе Мити звучало деланное спокойствие, в любой момент готовое сорваться.
– Митя, Митя, – мать теперь уговаривала его как маленького. – Не надо поспешных решений, сын! В таком состоянии совершаются самые необдуманные поступки. Остынь. Переживи все, а потом…
– Мама! Какие поступки? – Митя снова схватился за виски. – Мне просто нужно быть там, и всё!
Лиза проскользнула у него под локтем в обратную сторону и протянула деньги, взятые у себя из «волшебного конверта».
– На, тебе же понадобится? Ты же за день не обернешься? – спросила она, пропустив весь разговор до этого.
– Лиза! Я ничего не понимаю! – Наталья Гавриловна облокотилась на стул, стоящий у нее за спиной. – Ты разве не видишь, в каком он состоянии? В чем ты ему потакаешь, девочка?
– Лиза, действительно, – вступил Полетаев. – Позволь решать матери.
– Ну, как вы не понимаете! – Лиза топнула ножкой. – Я бы тоже! Мне бы тоже нужно было… Сейчас, когда такой страх! Неужели вы не понимаете, что ему нужно просто увидеть ее. Убедиться, что она есть, что она жива. И всё!
Взрослые переглянулись и одновременно потянулись за кошельками – Наталья Гавриловна обернулась к своей сумочке, лежащей на комоде, а Андрей Григорьевич полез во внутренний карман сюртука. Митя посмотрел на все это, грустно улыбнулся и, поцеловав Лизу в макушку, взял деньги у нее.
– Спасибо! – сказал он, обращаясь ко всем, троим, разом. – Какие вы все… Мы все…
Наталья Гавриловна молча села, а Андрей Григорьевич подошел, встал у нее за спиной и положил ладонь ей на плечо:
– Все будет хорошо, Наташа.
– Папа! – Лиза всхлипнула и улыбнулась одновременно, слезы переполняли глаза и катились вниз, а она совершенно некультурно утирала их пальцами. – Папа, может, встретив человека, с которым тебе хорошо, не стоит искушать судьбу?
– Что ты, дочь? – Полетаев отдернул руку от плеча Натальи Гавриловны и отрицательно покачал головой, как бы желая остановить то, что собиралась сказать Лиза дальше.
Митя, уже было вышедший в коридор, заинтересовался, заинтригованный вернулся и стоял у Лизы за спиной, хотя она его и не видела сейчас.
– Папа, помнишь, ты говорил, что судьба умнее нас?
– Не помню, дочь.
– Помнишь, ты говорил, что не стал тогда Мите крестным, а, значит, мы можем пожениться?
– Ну, Лиза, мы вроде бы закрыли сегодня эту тему? Ну, прости, если это было жестоко. Простите, дети.
– Папа! – Лиза все-таки заметила Митю и, ища у него опоры, взяла наощупь за руку. – Но, папа, если нам можно, то почему вам нельзя? Обвенчайтесь. Вы же расцветаете оба, когда вы вместе! Митя?
– Лизавета! А ты – голова! А что, и вправду – женитесь!
– Бог знает, что ты говоришь, девочка! – воскликнула Наталья Гавриловна и спрятала лицо в ладонях.
– Наташа! – у Полетаева дрожал голос. – Ты же знаешь, что устами младенца… А что бы ты ответила, если б я сказал, что моя дочь мудрей меня?
– Андрюша!
– Ты выйдешь за меня?
– Да вы с ума сошли что ли! Господь с вами!
– Я теперь беден, – продолжал Полетаев. – Если тебя мучают сомнения сословного плана, то… То это все ерунда! Это я теперь буду просить у тебя милости и убежища. Пустишь под крыло?
– Андрюша! Ну, что ты говоришь! – вся пунцовая сидела Наталья Гавриловна. – Сейчас ты поедешь на оглашение, а уже завтра восстановишь все свои дела. Я верю в это! Так должно быть!
– Как должно быть, так и будет, – Полетаев смотрел ей прямо в глаза. – А вот и ответь нам, пока еще ничего не решено. Ты согласна? В горе и в радости, в богатстве и в бедности? Или только в бедности?
– Андрюша, ну, ты же знаешь, что с тобой… – она запнулась.
– Ты бы согласилась стать моей женой?
Митя и Лиза, стоя в дверях, затаили дыхание.
– Ты же знаешь, Андрюша, – еле слышно прошептала Наталья Гавриловна. – Я была бы счастлива…
***
Лиза осталась дома с причитающей от счастья Егоровной и растерянной от того же самого Натальей Гавриловной. Полетаев поехал в собрание один, оставив женщин успокаивать друг друга. Он опоздал намного и, войдя в зал, поискал глазами знакомых. Свободных мест не было. Он встал у стены и заметил обернувшегося к нему Савву, тот сидел далеко, между Львом Александровичем и четой Вересаевых. Оглашали дипломантов второй степени. Значит, и денежные премии, и похвальные отзывы, на один из которых так надеялся председатель Товарищества Полетаева, уже отзвучали. Он кивком спросил у Мимозова: «Как наши дела?», тот покачал головой из стороны в сторону, Полетаев грустно улыбнулся и развел руками.
Вскоре пошли медали. Награжденных было много, и хотя сегодня оглашали только лишь нижегородцев-победителей, но их все равно было такое количество, что одно только перечисление призеров шло торжественно, но очень медленно. Долго хлопали с трудом пробирающемуся по плотному ряду сидящих участников Савве Борисовичу – его турбины взяли серебряный приз. На золотых медалях Андрей Григорьевич не вынес духоты собрания и долгого стояния на ногах, и вышел из общего зала в вестибюль. За низенькими столиками сидели кое-где люди, перед ними были разложены бумаги, видимо, с пылу, с жару, заключались выгодные договора и сделки. В зале и в коридорах Андрей Григорьевич заметил много знакомых юристов и стряпчих, они сегодня были тут нарасхват! Полетаев порадовался за удачу других.
А в зале, под тихий смех, крупный Савва стал снова пробираться к выходу, хотя никто его более за наградой не вызывал. Он шутливо поклонился публике, хотя ужас как не любил попадать в смешное положение и быть центром такого сорта внимания. Он вышел из зала вовсе, но Полетаева в фойе уже не нагнал. Утерев лоб, Мимозов неспешно возвращался, когда заметил того самого пайщика их Товарищества, который так активно пытался недавно проворачивать сделки с англичанами. Похоже, что сейчас, тот продолжал начатое, потому что господин, что-то настойчиво ему втолковывающий, сухощавый, с рыжеватыми прямыми волосами, очень смахивал на сына туманного Альбиона. Незаметно подойдя поближе и прислушиваясь к речи незнакомца, Мимозов удостоверился в своих подозрениях, уловив явный акцент у говорившего господина.