Хода на парадную лестницу не было – там толпились все не успевшие ретироваться участники событий. Танюша побежала по чужим коридорам, пару раз натыкалась на запертые двери, потом ей повезло – она заметила черную лестницу. Спустившись вниз, она вбежала в первую попавшуюся гостиную и бросилась к высоким стрельчатым окнам. Почти сорвав занавеси, она залезла на подоконник и попыталась справиться с неподдающимся запором. Послышались голоса, они приближались. Окно распахнулось, и холодный осенний воздух ударил ей по лицу. Таня взглянула вниз. Ничего, не высоко. И вот, когда спасение было уже так недалеко, она четко разобрала фразу, сказанную истерическим Васенькиным голосом:
– Идемте, идемте, господа! Прошу вас! Ищите, она должна быть где-то здесь. Она просто испугалась, господа! – он все не замолкал. – Не подумайте, господа! Она в нашем доме оказалась совершенно по иному поводу! Это… Это…
«Господи, где же барон?» – впервые как о спасении подумала Таня.
– Ее надо спасать! И я оказываю ей всяческую защиту и покровительство. Это достойнейшая барышня. Это… Это моя невеста, господа! Это дочь генерала Горбатова!
«Я погибла!» – поняла Таня и спрыгнула вниз, теперь от одного только стыда.
***
Ворота были распахнуты настежь и никем не охранялись. Таня выбежала в переулок. Ни Сергея, ни их экипажа не было. Она горько усмехнулась и тут только поняла, что все деньги, вся одежда – все осталось в особняке Корндорфа, а она стоит посреди улицы, ряженая как скоморох, причем с золотыми браслетами на руках и с драгоценным ожерельем на шее, что могло вызвать массу вопросов у той же полиции. Слава богу, уже стояли густые сумерки.
Стараясь идти, а не бежать, и вообще привлекать к себе как можно меньше внимания, Таня стала удаляться от ужасного места. И судорожно начала соображать, что же делать дальше? Ничего не придумалось более путного, чем ухитриться добраться домой. Дом – вот то место, куда человек возвращается отовсюду. Хорошо, когда у тебя есть дом. Если бы еще утром кто-нибудь произнес подобную сентенцию при Танюше, она, наверно приложила бы все свое остроумие, чтобы высмеять пошлую назидательную сентиментальность. Но сейчас она почти молилась, чтобы беспрепятственно добраться до тетушки. Врагами казались ей все – и сам барон, и его гости, и те, кто был властен устроить ей ночлег в участке. Но самым невыносимым испытанием казалось отсюда Васенькино заступничество.
Если бы можно было прямо сейчас уехать из города! Таня стала перебирать в уме все свои возможности и знакомства. Брат? Ну, и где он, брат? Отец? О, боже! Подруги? Друзья? Нет таковых. Она вспомнила последний визит Полетаевой, когда та забирала щенка. Они перекинулись всего несколькими фразами, из вежливости. Почему с ней нет нынче никого из сопровождающих? Папенька в деревне. А господин архитектор? Господин архитектор собирается покидать наш город, и занят хлопотами перед отъездом в Москву.
В Москву! Таня прикусила губу. Эх, если бы знать его адрес! Явилась бы сейчас прямиком к нему, вот такая – испуганная, расхристанная. Оставил бы у себя, он такой, не выгнал бы на улицу, напоил бы хоть чаем. Потом слезы. Потом утешения. Ничего! Утром бы женился, как миленький. Порядочный ведь человек!
Где бы ни был сейчас Лев Александрович, он должен был почувствовать, ощутить, всем существом своим испытать тягу и потребность – возблагодарить все силы земные и небесные, что адрес его был хотя бы этой барышне неизвестен. Довольно в его жизни и одного такого ночного визита! А был он уже в Москве. Таня об этом не знала и не догадывалась. Добравшись до особняка, сунув извозчику один из браслетов с руки, она прокралась на свою половину. Горничная доложила, что брат сегодня дома не ночует. Про одежду, увидев Танины горящие глаза, спросить ничего не посмела. Обещала разбудить барышню рано, как та велела.
Если не получилось с ночным визитом, то все еще можно наверстать днем – так решила Татьяна. Мысль о замужестве и отъезде с архитектором засела в ее головке, и казалась сейчас наилучшим из возможных исходов. Таня взялась действовать. Если домашнего адреса Льва Александровича она не знала, то хорошо помнила весенний визит к нему на службу. Она поехала на ярмарку спозаранку, пока еще тетушка не начала своего дознания. А она его начнет! Рано или поздно эта история дойдет до ее ушей, Таня не сомневалась. Она всю дорогу придумывала повод для встречи с Борцовым, понимала, что с ходу такое дело не провернешь, но, что времени у нее катастрофически мало. Будучи в нервном состоянии, она еще больше расстроилась, когда долговязый секретарь замогильным голосом сообщил ей о том, что господин архитектор получил расчет еще на прошлой неделе. И – адью! Это был крах.
Вернувшись домой, Татьяна поняла, что тетка уже знает, если не все, то многое. Злополучная пресса не пропустила такой лакомый кусок мимо зубов. Таня спросила у слуг про брата – Сергей по сию пору не объявлялся. Горничная стояла перед ней с таким побитым видом, что Таня поняла – не идти на половину тетки нельзя. Приволокут. И она, не раздеваясь, пошла. Как на гильотину. Тетушка сидела в кресле, рука с газетой опущена была вниз, почти до полу. Она лишь обернулась на открывшуюся дверь и сказала Тане:
– Садись.
Таня села напротив.
– Ну, что молчишь? – тетка подняла на нее полный боли взгляд.
Таня опустила глаза.
– Не знаю, как тебе удалось вляпаться в подобное, да и не хочу знать, – Удальцова смотрела не на племянницу, а в сторону окна. – Скажи мне только, Сергей причастен к этому?
Таня молчала.
– Вот пишут, – тетушка прищурилась, отыскивая нужную строку. – «…богатое убранство часовни наводило на мысли о порочном культе служения неведомому идолу…» И вот еще: «Гроб затмевал своим роскошеством все остальные атрибуты этого сатанинского действа»! Сатанинского!
Таня молчала.
– Тебя там не обижали, Таня? – тихим голосом спросила вдруг тетка, отложив газету.
Таня не выдержала и разрыдалась. Она мотала головой, как бы пытаясь успокоить тетушку:
– Нее-еееет! Пр-ооо-остите ме-е-ееня. Можете наказать, как хоти-ииите, я все стерплю! Только… Только!
Гликерия Ивановна легко поднялась из кресла, подошла к Танюше и прижала ее голову себе к животу.
– Ну, будет! Будет, детка. Цела и ладно. А наказание? О, Господи! – она отодвинула Танино лицо и, зажав в своих ладонях внимательно всмотрелась. – Пишут «романтическая история». Благородный офицер А. спас свою возлюбленную невесту Г. из рук сектантов. Какое тебе, Танечка, наказание похлеще Васеньки фон Адлера в мужья? Теперь уж ничего не попишешь. Уж решено все.
***
Таня вышла замуж совсем не так, как виделось ей в институтских фантазиях. Не было пышной церемонии, толпы гостей. Венчались даже не в главном соборе, а в каком-то пригороде. Тетка написала генералу, но тот, сославшись на вечную занятость и приведя доводом тот факт, что он уже наносил в этом году визит в Нижний Новгород, не явился. Прислал лишь словесное благословение да еще подарок к свадьбе – серебряный сервиз, похожий на тот, что Удальцова выиграла в лотерею на пикнике Мимозовых нынешним летом. И положил на Танин счет в банке пять тысяч рублей. Свадьба состоялась как-то скоропалительно, но первые дни в замужестве Тане, в общем и целом, понравились. Она не поняла особых восторгов, что описывались в романах при упоминании отношений возлюбленных: став женщиной, она не испытала ничего – ни разочарования, ни упоения. Было лишь немного смешно.
Значительней оказалось впечатление от самого положения замужней дамы! Поменялось отношение к ней – у лакеев, официантов, горничных. Тане очень нравилось, что все они обращались к ней теперь, добавляя к новой фамилии еще и титул. Тетушка сняла молодым апартаменты, и они наслаждались праздностью, пока не решится вопрос с наследством – теперь не надо было ждать дня рождения Васечки, семейное положение автоматически делало его взрослым и состоятельным членом общества. Дядюшка должен был отчитаться и передать ему дела, уже был назначен день оглашения. В доме у Корндорфа, по понятным причинам, после недавних событий, молодые жить даже не мыслили. Да старый барон и не предлагал. А у Таниной тетушки было и вовсе неудобно – жилье молодой жене все-таки, по всем канонам и традициям, должен был предоставить супруг, тем более, что его средства обещали дать простор любой фантазии молодоженов. Решили просто подождать, а после приобрести что-нибудь свое. За Таней недвижимости не дали, она оказалась не дюже выгодной невестой и могла гордиться тем, что ее выбрали по безумной любви.
Скандал с «сектанством» удалось довольно быстро замять, во сколько это обошлось Корндорфу – никто не знал. Но барон после этих событий утих, затаился, на людях появляться пока не смел и вел уединенный образ жизни. С племянником отношений не налаживал, на свадьбе не был. Сергей навестил его накануне открытия наследства фон Адлера – Модест Карлович был болен, лежал. Сергею надо было отчитаться перед ним об их делах по китайскому банку – ему удалось открыть там именной счет.
– Ну, как Ваша сестрица? – слабым голосом спросил барон. – Простила Вас за то, что Вы ретировались тогда с поля боя?
– Она полностью увлечена своим новым положением, – Сергей отводил глаза, вид старика был ему неприятен и даже страшен, так изменился тот в немощи. – Мы толком и не говорили с ней после того. А как Ваше здоровье? Что говорят врачи?
– Врачи! – хмыкнул барон. – Врачи интересуются в основном моим бумажником, а не мной. Говорят: «Старость». И тут же бодро добавляют: «Скоро пройдет!»
– Достанет ли у Вас сил говорить сейчас о делах?
Сергей изнывал от любопытства, не понимая, зачем барону доступ к новому банку, их десятки в городе – почему именно этот? Он, действительно, столкнулся с небольшими затруднениями – счета здесь открывались лишь тем, кто имел непосредственное отношение к строительству новой дороги. А частным лицам нужно было делать такой вклад, средств на который Горбатов в наличии не имел. Правда Корндорф подкинул ему для этих нужд некую сумму под расписку, но и ее нее хватало. Помогли связи Сергея – его помнили, и из посольства замолвили словечко в правлении.