Девятая рота. Дембельский альбом — страница 29 из 45

— Олег! Беги! Засада!

Олю опера Устрялова держали в другой комнате. Причем держали в буквальном, а не в переносном смысле. И, когда Лютый позвонил, как раз пытались зажать ей рот. Но она чуть ли до крови укусила одного из них за ладонь, и закричала, чтобы предупредить Олега. А он, услышав этот крик, и не подумал убегать, а наоборот — несколько раз с разбегу ударил в дверь стопой, чтобы ее выбить.

— Откройте, суки! — ревел Лютый.

Но раскрылась сначала другая дверь — квартиры напротив. И оттуда вывалили, как стадо, шестеро бугаистых оперов. На лестничной площадке завязалась драка. Кого и куда он бил, Лютый не разбирал. Просто отчаянно рубился в этом ограниченном пространстве. Недолго, правда. Эти шестеро оказались мастерами своего дела и уже через несколько секунд скрутили Лютаева, заломили ему руки за спину. На запястьях его щелкнули наручники.

— Пиздец тебе, сынок, добегался, — сообщил один из них.

— Да пошел ты… — огрызнулся Лютый.

— Открывайте! Он готов!

Только теперь дверь квартиры, где жила Кристина, отворилась. Олега впихнули в прихожую.

— Руки, падлы, убрали! — орал Лютаев в пол, потому что его вели в согнутом положении. — Я вас все равно всех перемочу! Твари поганые! Девок не трожьте, суки!

Олега еще в детдоме учили старшие пацаны: «Смотри, щегол, пойдешь воровать, попадешь к ментам, молчи, как партизан на допросе. Ни в чем ни за что не признавайся, даже если тебя взяли с поличным. Первая заповедь вора: чистосердечное признание — добровольный шаг к тюрьме».

Этой заповеди он решил следовать и сейчас. К тому же он был уверен: ментов честных и порядочных не бывает в природе.

— Олег, — Устрялов доверительно заглянул ему в глаза. — Я только добра тебе хочу, поверь! Обещаю: с Кристиной и Ольгой ничего не случится…

— Хватит мне тут байки травить! — хмыкнул Лютый. — Добра вы мне хотите? Не смешите меня! Чего вам вообще надо?

— Куда пропал Быкалов? Его нет в городе.

— А я почем знаю, куда он пропал? Мне Быкалов не докладывает, куда ходит!

— Перестань. Нам все известно!

— Ой, гражданин начальник! — с сарказмом воскликнул Лютый. — Я эту фразу слышу в каждом втором кино про ментов! Что вам известно?

— Ну, например, то, что ты вместе с Быкаловым был сегодня днем в его клубе, в «Амальгаме».

— Это что, преступление? — Лютаев изобразил на лице искреннее недоумение.

— Сотрудники клуба показали, — продолжал мент, не обращая внимания на вызывающе издевательский тон Олега, — что вы вместе с Быкаловым встречались в его кабинете. Потом, правда, Быкалов куда-то уехал на своем «мерседесе». Но ведь и ты пропал! — Устрялов хлопнул себя по коленке. — Никто не видел, куда и когда ты из клуба вышел, даже охрана! Такое бывает? У тебя что, шапка-невидимка?

Лютый понял: сотрудники «Амальгамы» дали информацию, что Быкалов до какого-то времени находился там, а потом спокойно уехал. Конечно, они видели и драку, и то, что его избили и закинули в багажник мерса. Но ни один из них не решился рассказать об этом подполковнику милиции. Кто же станет подставлять великого и ужасного Быкалова? Это, как говорится, себе дороже…

— Так я не врубился, — решил уточнить Устрялов. — Быкалов из клуба уехал, а ты там остался?

— Ну, остался… — пожал Лютый плечами: почему не поддержать выгодную ему версию?

— А потом куда делся? Испарился?

— Почему испарился? Вышел нормально, как все, своими ногами. Просто люди в клубе, наверное, не обратили на меня внимания. Примелькался — бывает…

Устрялов попытался связать концы с концами: Быкалов уехал в «мерседесе». Лютаев из клуба исчез так, что никто этого даже не заметил. Но того же Быкалова — а он фигура в городе заметная — до сих пор не могут вычислить. А у Лютаева в кровь сбиты кулаки и ссадина на голове от удара твердым тяжелым предметом.

— Слушай, Олег, — подполковник перешел на доверительный тон. — Прошу тебя, кончай мутить. Мне в этой истории, в сегодняшней вашей встрече с Быкаловым ни черта не понятно. Объясни толком, куда поехал Быкалов? Куда он так загадочно пропал? Как тебе удалось незаметно исчезнуть из «Амальгамы»?

— Никуда я не исчезал, говорю же! Просто погулять вышел!

— Хорошо погулял, как я вижу! — Устрялов встал со своего места и принялся ходить вокруг сидевшего на стуле Олега, внимательно рассматривая его. — Весь в кровищи, кулаками махал, судя по всему, будьте нате, да и башка разбита на хер. Кто это тебя так?

У Олега был нормальный ход: рассказать все от начала до конца, как его вывезли в пролесок на берегу Енисея, как заставили копать могилу и пытались убить, как он сам перебил всех, включая Быкалова. Окажись Устрялов честным ментом, Олегу Лютаеву ничего бы не грозило. Все случившееся рассматривалось бы с точки зрения Уголовного Кодекса как вынужденная самооборона.

Вот только в честных ментов Лютый верил не больше, чем в Деда Мороза. Еще в детском доме ему напрочь отбили эту веру патрульно-постовые сержанты, избивавшие беглых детдомовцев, когда они убегали, чтобы немного заработать на хлеб.

— Я повторяю свой вопрос: кто тебя так отделал? — продолжал давить Олегу на психику Устрялов.

— Так ваши же менты, гражданин начальник. — Лютый включил дурака, решив, что в этой ситуации это лучшая форма защиты. — Только что на лестничной площадке они меня отметелили, как гестаповцы. Хулиганы какие-то, а не менты. Человек пять… или даже шесть. А что я мог сделать? Обещаю опознать участников хулиганского нападения при очной ставке.

Устрялов понял, что Лютый решил уйти в полную несознанку. Теперь из него ни хрена не выбьешь. Олег не замедлил подтвердить его предположения:

— Зря время теряете, гражданин начальник. Вы меня тут хоть каленым железом пытайте, хоть посадите на бутылку, как у вас это принято, я другого вам ничего не скажу.

— Анатолий Петрович! — В комнату вбежал встревоженный сотрудник милиции. — Подполковник Кормухин приехал!

Кормухин ворвался на кухню, как ураган и с ходу пошел в атаку:

— Здорово, Лютаев! Я с Енисея. Отдыхал на берегу неподалеку от плотины ГЭС… Лесочек небольшой такой, глина с отпечатками протекторов… Знакомое местечко?

Лютый внутренне напрягся и упрямо стиснул зубы. Кажется, дело принимает плохой для него оборот.

— Денис, не пори горячку, — обратился к Кормухину Устрялов. — Может, сначала отдельно поговорим?

— Зачем отдельно? — возбужденно воскликнул фээсбэшник. — Не надо отдельно, здесь все свои! Я раскопал, где Быкалов!

У Лютого внутри все оборвалось. Пора сушить сухари. Все-таки суждено ему, значит, топтать зону и тюремные коридоры. Ладно, и тюрьма для людей. Он с отсутствующим видом отвернулся от ментов.

А Устрялов никак не мог прийти в себя от удивления.

— Да ты что? Как раскопал? В смысле, нашел?

— Нашел, нашел. И откопал. Причем, заметь, без головы. Башка у него отрублена! — радостно сообщил Кормухин: еще бы, сбылись самые смелые его ожидания. — Лежит себе в ямке, и на нем еще три трупа, его телохранители. А «мерседес» его, судя по всему, под берегом стоит, воды нахлебался и утонул. Как ты думаешь, Олег, чья это работа, кто бы это все мог сотворить? — спросил Кормухин, вопросительно глядя на Лютого.

— А чего вы на меня так смотрите? — спокойно спросил Олег: он уже взял себя в руки.

— Да нет, ничего, — Кормухин заговорил спокойнее. — Мне действительно интересно знать, кто мог с такой изощренной жестокостью замочить Быкалова и его людей.

— Предположительно какие усматриваешь мотивы преступления? — спросил его Устрялов.

— Предположительно — бандитская разборка. Криминал же со всех сторон к Красноярскому алюминиевому заводу рвется. Вот за этот завод, я так думаю, они и рвут друг другу глотки. Нормальная версия? — Кормухин посмотрел почему-то сначала на Лютого, и только потом перевел взгляд на Устрялова.

— Да, может быть и такое, — согласился мент и спросил шутливым тоном: — Ты в этом деле сам не участвовал случайно каким-то боком? А как ты вообще на этом бережку оказался?

У Олега болезненно сжалось сердце. Неужто Пахомыча взяли на берегу с его сумкой и документами? Надо было все-таки дождаться старика.

— Как вышел на бережок? — переспросил Кормухин. — Это, коллега, результаты глубокой оперативной разработки организованной преступной группировки гражданина Быкалова.

— Не хило госбезопасность копает, — с завистью сказал Устрялов.

— А ты думал!

— С этим теперь что делать? — Устрялов взглянул на Олега.

— Для начала сними с него наручники, — посоветовал Кормухин.

— Не понял! — растерянно уставился на него Устрялов.

— Я говорю: наручники сними! — Кормухин чуть-чуть повысил голос. — Не видишь — человек страдает! Неудобно ему…

Устрялов позвал оперативников, и уже через пару секунд Олег, морщась от боли, растирал ноющие после железных тисков запястья.

— Ребята, оставьте нас на минутку, — попросил Кормухин своих оперов.

В комнате остались трое — Лютый, Кормухин и Устрялов. Кормухин закрыл дверь поплотнее.

— У нас на тебя ничего нет, к сожалению, — произнес он, обращаясь к Лютому. — Ни в салоне мерса, ни в багажнике не обнаружено следов твоего пребывания. А вокруг раскопа как будто стадо слонов летку-енку танцевало. Так что не было тебя на том бережку. Ты меня хорошо понял, афганец?

— Пахомыч? — вырвалось у Лютаева. — Где он? Что с ним?

— Жив-здоров, что ему сделается, — успокоил его Кормухин. — С ним все в порядке. Так вот, мне старик рассказал, что ты собираешься в Чечню. Понимаю, тебе война нужна. На чьей стороне воевать собрался?

— На нашей, на чьей же еще? — перешел на крик возмущенный Олег.

— Не ори, не в лесу находишься, — невозмутимо продолжал Кормухин. — На нашей — это правильно. Значится, так: восстановишься в армии…

— Как? Каким путем?

— Я помогу.

— Да у меня есть военный комиссар знакомый! — подал голос Устрялов. — Друг детства.

— А как же Оля? — Лютый даже не спросил, выдохнул из глубины души свою боль.