– Все пройдет, Ваня, – мать погладила его по голове. – И синяки, и обиды. Все пройдет, Ваня, все забудется и быльем порастет… А слез стыдиться не надо, слезы душу лечат. Пойдем, – она взяла его за руку, и Иван покорно пошел за ней…
…Иван оторвал от подушки стриженную коротким седым ежиком голову. Стоящий над ним стюард в морской форменке еще раз потормошил его за плечо, продолжая говорить что-то по-английски. Иван покачал головой: не понимаю.
– Америка! – улыбаясь, повторил тот.
Поддубный вышел на палубу, уже запруженную пассажирами. На горизонте теснились небоскребы, а прямо над кораблем поднималась, уходила высоко в небо статуя Свободы.
1927 год. США
– Здравствуйте, товарищ Поддубный! – протолкался к нему сквозь толпу тощий гражданин в пенсне. – Извините, ради бога, господин Поддубный!.. – возбужденно заговорил он. – Господи, сколько же времени теперь нужно, чтобы выдавить из себя раба по капле, как говорил доктор Чехов! Чтобы забыть это плебейское обращение – «товарищ»! Чувствуете, Иван Максимович? – он глубоко вдохнул. – Неужели не чувствуете? Здесь даже воздух другой! Так пахнет свобода!.. Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ, и вы, оковы крепостные, и ты, покорный им народ!.. Господи, неужели это не сон? Неужели все позади – бесконечное унижение, нищета, воинствующие хамы?.. – он снял пенсне и вытер слезы. – Извините… Все позади, все забыть, забыть! Вся жизнь с начала! Вся жизнь – с чистого листа, в свободной стране, среди свободных людей!..
В толпе пассажиров Иван сошел на причал, постукивая тяжелой тростью, поставил чемодан, огляделся.
– Господин Поддубный? – к нему подкатился невысокий малый в котелке, преувеличенно бодро потряс руку. – С благополучным прибытием в Америку! – он говорил с сильным акцентом, иногда забавно коверкая и путая слова. – Я – Терри Коувел. Я говорю по-русски, если вы заметили, – захохотал он. – Хотя, наверное, хуже, чем десять лет назад. Если хотите – Тарас Ковалев, я из России. Вот мои компаньоны, – указал он. – Это – Брюс, – крепыш с широкими плечами и мощной шеей пожал Ивану руку. – Он бывший борец – не очень трудно догадаться, правда? – снова захохотал Терри. – А это – Скотт, хозяин нашей компании. Скажу по секрету, что под котелком у него вместо головы счетная машина. Сейчас мы едем в отель.
– Джаст э момент, – улыбнулся Скотт и жестом отозвал компаньонов в сторону.
– Терри, как ты договаривался с русскими? – зло прошипел он. – Они там в России с ума все посходили? Они прислали нам дедушку-пенсионера! – кивнул он на Ивана. – Что нам теперь с ним делать?
– Скотт, он шестикратный чемпион мира, – сказал Брюс.
– Когда это было? Двадцать лет назад? Да все равно, европейские титулы в Америке не стоят ни цента! Америка верит только собственным глазам!
Иван мельком оглянулся на них – все трое тотчас расплылись в широкой улыбке.
– Ладно. Имеем то, что имеем. Терри, бегом к ближайшему телефону – отменяй отель. Мы не можем тратиться на люкс, ему сойдет дешевая ночлежка в цветном квартале. Отменяй большие залы – будем выступать в рабочих клубах. Какое-то время публике будет забавно смотреть, как молодые американские волки рвут старого русского медведя. Потом посадим его на пароход и отправим обратно. И молись, Терри, чтобы мы вышли в ноль. Потому что убытки я спишу на тебя! – он двинулся к выходу.
– Иван! – окликнул Терри. – Иван!..
Поддубный смотрел на стоящий у причала пароход. Из грузового люка ползли вниз по конвейеру тяжелые тюки…
– Иван! – двое грузчиков подняли мешок с зерном. Иван, кудрявый, в полотняной просторной рубахе, принял его на плечи.
1897 год. Феодосия
Старый пароход стоял у причала, по шатким сходням вереница грузчиков несла на берег мешки, по трапу с поручнями спускались пассажиры.
– Цирк приехал! – восторженно крикнул кто-то. Грузчики побросали работу, сбежались смотреть, как чинно шествуют по трапу лилипуты, силачи; музыканты несли зачехленные инструменты, дрессировщица вела на сворке стриженых пуделей.
Между тем, на палубе раздались крики, ржание и стук копыт: конь пятился от узких сходней, вставал на дыбы. Наездник ожесточенно хлестал его кнутом.
– Перестаньте! Не бейте его! Он же боится! – худенькая девушка из цирковых бросилась на помощь. Наездник замахнулся и на нее. Иван вскинул руку – плетеный хлыст обвился вокруг запястья, – рванул на себя и легко, как карандаш, переломил толстое кнутовище. Наездник попятился.
Иван перехватил коня под уздцы, погладил по морде:
– Ну что ты, мой хороший? Ну, чего испугался? Давай вместе, – он присел, поднял коня на плечи и ступил на прогнувшиеся под тяжестью сходни.
Все, кто был на пароходе и на пристани, ахнув, замерли, следя за каждым его шагом. Иван спустился на причал и поставил коня на ноги.
Девушка подошла к нему. Она была на две головы ниже Ивана, большеглазая, коротко по-мальчишески стриженная и по-мальчишечьи независимая.
– Спасибо вам, – сказала она.
– Да не на чем, – пожал плечами Иван. – Казак коня никогда не ударит.
– А я-то думала, вы за бедную девушку заступились… – огорченно вздохнула она.
– Так я… Это… Ну да… – смутился Иван.
Она, улыбаясь, смотрела на него снизу.
– Приходите к нам на представление.
– Приду… А вы кто? – спросил Иван вдогонку.
– Я? Клоун, – обернулась она. – Разве не видно? – она скорчила физиономию и побежала догонять своих.
– Не девка – сорванец! – сказал кто-то из грузчиков, глядя ей вслед.
– Иван! А чо-то ты красный весь? С натуги, что ли? – Все захохотали.
– Смотри, Иван! Циркачки, они такие – сегодня здесь, завтра там. Голову закрутит – и поминай как звали!
– Чего встали! Работать кто будет? – сурово прикрикнул Иван, пытаясь скрыть смущение.
На дощатых трибунах собрался чуть не весь город. В центре – городской голова, полицмейстер, в первых рядах – господа с разодетыми в кружева дамами, купцы. Грузчики сидели на галерке, лузгали семечки и хохотали со всем залом над проделками клоунов.
Затем из-за кулис вышел представительный господин во фраке.
– Воздушная гимнастка – очаровательная мадемуазель Мими! – объявил он.
На арену выбежала затянутая в трико стриженая девушка. Иван завороженно смотрел, как она в лучах прожекторов летает над залом на трапеции, раскручивается на канате.
– А теперь, – зловеще понизив голос, объявил ведущий, – смертельный номер! Только для вас! Только сегодня! Полет под куполом без страховки! Слабонервных и впечатлительных просим удалиться из зала!
Под тревожную дробь барабана девушка обвила рукой канат и поднялась на маленькую площадку, закрепленную под куполом. Напротив нее чуть покачивалась трапеция. Она постояла немного, сосредоточенно глядя перед собой, затем решительно вскинула подбородок, оттолкнулась, вытянулась в высоте и под громкий вздох зала перелетела на трапецию. Иван хлопал громче всех…
– Господа и дамы! Уважаемая публика! – снова вышел на арену ведущий. – По традиции сегодня мы начинаем чемпионат по борьбе на поясах. Чемпионат продлится до конца месяца. Условия просты: каждый вечер борются четыре пары, проигравшим считается тот, кто коснется ковра какой-либо частью тела, кроме стопы ног. Ровно через тридцать дней, в последний день наших гастролей, состоится финальная схватка, победитель которой получит главный приз – пять тысяч рублей! Не пропустите ни одной схватки, господа! А теперь я представляю участников…
Оркестр, фальшивя, грянул бравурный марш.
– Проездом из Парижа – Базиль де ля Тур!
Из-за кулис выбежал высокий гибкий атлет и тотчас начал раздавать налево и направо галантные воздушные поцелуи. Дамы ахнули от восторга.
– Турецкий гигант – Кара-Ахмет-Паша!
Появился грузный турок в феске, сложил ладони и поклонился на четыре стороны, бормоча невнятную молитву.
В этот момент за кулисами раздались жуткий вой и рычание. Ведущий опасливо отодвинулся подальше, прижал палец к губам:
– Дикий Горец, имя которого я не могу произнести, чтобы не потревожить дух его предков!
На арену выскочил обнаженный по пояс горец, обвел первые ряды кровожадным взглядом и принялся, рыча, рвать зубами кусок сырого мяса. В зале послышался визг впечатлительных дам.
– Он не понимает ни одного слова по-русски, поэтому объясняться с ним приходится жестами, – ведущий указал Горцу на публику и строго погрозил пальцем, запрещая употреблять в пищу зрителей. Тот с сожалением кивнул. – Наш загадочный гость, путешествующий по России инкогнито, – продолжил ведущий, – Черная Маска!
Вышел борец в натянутой на голову черной маске с прорезями для глаз и рта и высокомерно скрестил руки на груди.
– Скажу по секрету, что никто из нас не видел его лица, – поделился с залом ведущий. – По условиям контракта он снимет маску только в случае поражения…
Выйдя за кулисы, «горец» отшвырнул кусок мяса и принялся с отвращением отплевываться, вытирая губы.
– Надоело мне это! – в сердцах сказал он. – Почему я не могу быть французом? Ну хоть немцем, на худой конец?
– Рожей не вышел, – ухмыльнулся Базиль. – А знаешь, я слышал, хозяин тебе гонорар хочет урезать. За бесплатное питание, – захохотал он, дружески обнял горца, и они ушли в глубину закулисья.
Девушка-гимнастка в щелочку кулис оглядывала публику. Нашла Ивана на галерке, улыбнулась. Ведущий, на секунду отлучившийся с арены промочить горло коньяком из спрятанной под фраком фляжки, мимоходом бесцеремонно ухватил ее сзади за обтянутую трико талию. Девушка брезгливо отбросила его руку, замахнулась.
– Тпру-у! Стоять! – насмешливо процедил он. Распахнул кулисы и с картинной улыбкой объявил: – Ну что ж, господа, мы начинаем!
Девушка с бессильной ненавистью проводила его взглядом.
Иван с друзьями азартно наблюдали за первой схваткой, кричали вместе со всем залом, свистели в два пальца.
Черная Маска с противником кружились по всей арене. Наконец, борец в маске под аплодисменты опрокинул соперника на ковер. Ведущий поднял его руку в знак победы.