– А не хочет ли кто-нибудь из уважаемой публики помериться силами с Черной Маской? – спросил ведущий.
– Давай, Иван! – подтолкнули Ивана приятели.
– Да брось!
– Ты же на поясах мастак! Давай!
Борец, скрестив руки на груди, спокойно ждал.
– Давай, Иван! Пускай знают наших! А-а, слабо тебе будет!
– Мне слабо? – нахмурился тот.
– Есть желающие? – повторил вопрос ведущий.
– Есть! – поднялся с места Иван.
Все взгляды обратились к нему. Девушка за кулисами в волнении прижала ладони к щекам.
– Не перевелись еще на Руси смельчаки! – иронически указал на него ведущий. – Ну что ж, прошу на арену!
Иван стал спускаться по узкому проходу между рядами. Он неловко ощущал себя под взглядами сотен глаз.
– Да это подставной! – громко сказал кто-то из зрителей. – Для смеха! Сейчас этот его по ковру размажет.
Иван резко оглянулся на крикуна, заиграл желваками. Он вышел на арену.
– Ну-с, господин хороший, представьтесь публике, – подошел к нему ведущий. – Кто таков, откуда будете?
– Иван Поддубный буду. В порту грузчик.
По залу пронесся смешок. Губы в прорези черной маски тоже сложились в усмешку. Этого для Ивана было достаточно: пока на него надевали кожаный пояс, он в бешенстве исподлобья смотрел на противника.
Они крепко взяли друг друга за пояса. Ведущий махнул рукой. Иван тотчас, как бык, пошел на противника, заставляя того пятиться. Потом рванул на себя, оторвал от земли, перевернул в воздухе и бросил на спину.
– Чего ж они хилые у вас такие? – крикнул он. – Давай двоих сразу!
Зал сначала ахнул, а затем разразился смехом и аплодисментами. Борец медленно поднялся и стащил с лица маску, недобро глядя на Ивана. Растерянный ведущий спохватился и поднял руку Ивана.
– Поклонитесь, – вполголоса сказал он. – Поклонитесь публике.
– Обойдутся, – коротко ответил Иван. Он освободил руку, снял пояс, бросил на арену и не оборачиваясь пошел к себе на галерку.
Девушка-гимнастка смеялась за кулисами.
– Я же говорил – подставной! – торжествующе доказывал соседям крикун на трибуне. – Они лучшего борца своего в зал посадили!
В толпе на выходе ведущий протолкался к Ивану.
– Господин… э-э, простите, запамятовал… – суетливо начал он.
– Поддубный.
– Да-да, конечно, извините. Позвольте вас на разговор…
Иван прошел за ним за кулисы, с интересом оглядываясь на клетки с дрессированным зверьем, разгримированных клоунов. Девушка-гимнастка издалека торопливо делала ему какие-то знаки. Иван улыбнулся и кивнул, не поняв.
Плотно закрыв за собой дверь кабинета, ведущий уселся за стол и указал Ивану на стул напротив. Иван сел, разглядывая афиши на стенах.
– Я – антрепренер Твердохлебов, хозяин этого цирка. Господин Поддубный, я человек прямой, начну сразу, без предисловий. Я хочу предложить вам контракт.
– И что я должен делать?
– Бороться, – развел руками тот. – Вы будете участвовать в чемпионате до его окончания. Тридцать дней, по одной схватке каждый вечер. За каждый выигранный поединок я буду платить вам, скажем, пятьдесят рублей.
Иван присвистнул.
– Да, кстати, – это за сегодняшнюю победу, – Твердохлебов протянул ему деньги. Иван с удовольствием пересчитал и спрятал в карман. – Так вы согласны?
– Еще бы! – усмехнулся Иван.
– Тогда распишитесь, пожалуйста, вот здесь, – тот подвинул к нему листок контракта.
Иван начал было выводить первую букву, но тут же оторвался, наморщив лоб.
– Какие-то проблемы? – тревожно спросил Твердохлебов.
– А вы всегда, как сегодня, начинаете? Не раньше?
– Нет, у нас вечерние представления. А в чем вопрос? – не понял тот.
– Так днем работа.
– Вы что, собираетесь целый день таскать мешки, а потом выходить на арену?!
– А что ж, хозяин меня даром кормить будет? – пожал плечами Иван.
– Ну-ну… – только и сказал Твердохлебов.
Иван старательно, корявыми буквами написал на контракте фамилию. Твердохлебов тотчас спрятал контракт в стол.
– Вот и хорошо, – сказал он. – Выходить вы будете не из-за кулис, а из зала, как сегодня. И еще такое условие – приходите в рабочей одежде, в рубахе, портах и босиком.
– Зачем это? – удивился Иван. – У меня и поприличней костюмчик имеется.
– Так интереснее для публики. И представлять я вас буду – портовый грузчик Иван Поддубный! Договорились?
Они встали, пожали друг другу руки. Твердохлебов пощупал его мускулы, постучал по груди и удовлетворенно качнул головой.
– И еще, Иван! – хозяйским уже голосом окликнул он, когда тот открыл дверь. – С этой минуты ты уже артист, а не человек из зала. В следующий раз – победишь ты или проиграешь – не сочти за труд поклониться публике!
Девушка-гимнастка ждала его на улице.
– Подписали?.. Ах, не успела я вас предупредить заранее, – огорченно качнула она головой. – Но вы хотя бы прочитали сначала?
– Зачем? На словах договорились.
– Ну нельзя же быть таким доверчивым! – всплеснула она руками.
– Казаки никогда бумагу зря не пачкали. Слово сказал – держи.
– Цирк – совсем другой мир, Иван. Жестокий мир. Здесь только то, что написано на бумаге, имеет цену. Твердохлебов наверняка и для вас какую-то подлость приготовил… Вы долго будете столбом стоять? – сердито сказала она. – Проводите меня до гостиницы!
– А можно? – не веря счастью, спросил тот.
– Нужно, – сдерживая улыбку, ответила она и взяла его под руку.
Некоторое время они шли молча по вечернему городу.
– А вот скажите, Мими… – начал Иван.
– Какая я вам Мими? – засмеялась она. – Маша. Я такая же Мими, как турок Ахмет-Паша или Дикий Горец.
– Так они что, не настоящие? – удивился Иван.
– Господи, Иван! – прыснула девушка. – Вы наивный, как ребенок! Неужели есть еще такие люди? Откуда вы?
– С хутора, с Кубани, – смущенно ответил он. – Вот, захотелось на мир поглядеть, где, как люди живут. Батя сперва слышать не хотел, чтоб меня отпустить. Он сам-то дальше ярмарки в уездном городке за всю жизнь не бывал. Говорил: казак из дома только на войну уйти может. Я слово скажу, он за нагайку хватается. Насилу уговорил – на год, на заработки.
– Как все похоже, – сказала Маша. – А нас шестеро сестер было. И мать в доме главная. Утром фортепьяно, днем французский, вечером вышивка под дамские романы вслух. В воскресенье в церковь, на ярмарку невест. И сиди жди, может, благородный посватается… Потом к нам в город Твердохлебов приехал. Я как в цирк первый раз вошла – так и пропала. Тайком по вечерам бегала – просто за кулисами воздухом этим подышать. Потом гастроли закончились. И я сказала себе: алле! Или ты сделаешь это сейчас, или не плачь потом!..
– Так и сбежала? – изумленно спросил Иван.
– Так и сбежала. Три года уже с цирком езжу.
– Скажите, а не страшно с такой высоты прыгать?
– Страшно, – просто ответила она. – Иногда так страшно, что с места двинуться не можешь. Тогда я говорю себе – алле! – Она вскинула маленький подбородок, как на площадке под куполом. – И прыгаю. Все очень просто: или ты можешь это сделать, или возвращайся домой вышивать подушки крестиком.
Иван в своей полотняной рабочей рубахе и портах и громадный Турок в расшитом блестками трико, ухватив друг друга за пояса, кружились по арене цирка. Турок был раза в полтора шире и тяжелее, он наваливался на Ивана, пытаясь задавить весом. У Ивана на шее вздулись жилы от напряжения, пот уже ручьями лился по лицу.
Публика – от галерки до почетной ложи – дружно болела за Поддубного, за своего.
Турок, как бы меняя захват, незаметно для зрителей вдруг сильно ударил Ивана плечом в лицо.
– Ты чего ж делаешь, сволочь? – сквозь зубы прошипел Иван, свирепея. Мельком оглянулся на судью – Твердохлебов делал вид, что ничего не замечает.
Турок еще раз ударил его плечом, потом, прижавшись голова к голове, вцепился в него зубами…
…Зрители одобрительно хлопали, не выпуская сигар изо рта, за своими столиками, расставленными вокруг ринга, потягивали пиво, свистели. Табачный дым слоями висел в полутемном пространстве дешевого клуба.
Смуглокожий атлет, пригнувшись, снова бросился на Ивана, ударил его головой в грудь. Поддубный отлетел в канаты, пружинисто оттолкнулся от них и, бешено раздувая ноздри, бросился на противника. Схватил его поперек тела, оторвал от земли, раскрутил вокруг себя и вышвырнул с ринга. Тот под вспышками фотокамер перелетел через канаты и рухнул под ноги зрителям, опрокинув стол с бутылками и стаканами.
Зал радостно взревел, зрители вскочили на ноги, чтобы разглядеть, как ворочается поверженный противник в осколках битого стекла, пытаясь подняться.
– Терри, – обернулся к компаньону Скотт. – Садись на телефон, переигрывай все обратно. Лучшие залы в Детройте и Чикаго. Заплати газетчикам, чтобы этот снимок, – кивнул он на ринг, – был на первой полосе каждой газетенки. И заголовок – что-то типа: «Русский медведь подмял под себя Америку!»… Да, и вот еще что! Я хочу спросить: ты с ума сошел, Терри? Немедленно сними ему люкс в нормальном отеле. И молись, чтобы пресса не пронюхала, что чемпион мира живет у нас в каком-то свинарнике. Как будет выглядеть моя фирма? Господи, неужели я один должен обо всем думать!..
Иван и Маша шли по набережной над штормящим морем.
– Вот такая цирковая жизнь, – вздохнула она. – Только начнешь любить этот город, привыкать к людям – и все, последний день, собирайся в дорогу… Неужели целый месяц прошел?..
Они остановились у гостиницы.
– До свидания, Иван… Завтра финальная схватка. Ни пуха тебе, ни пера!
Иван уныло кивнул.
– Не так… – со смехом передразнила Маша. – А – «К черту! Алле! Я все могу! Я самый сильный!»… – она потормошила его. – Я буду за тебя болеть. Буду держать пальцы вот так, – подняла она пальцы крестиком. – Да весь город за тебя болеет!.. Ну, до свидания?
– До свидания.
– До завтра.
– До завтра, – повторил Иван.