В тесном окопе началась рукопашная. Курбаши обернулся, выхватил из высокого ботинка казахский нож, нырнул под руку арабу и всадил острое, как бритва, лезвие ему под бронежилет. Воробей, как учили, встретил прыгающего наемника стволом в живот, торцом магазина в лицо, выстрелил в упор и дал очередь вверх, в следующего. Пиночет сцепился со здоровенным арабом, прижал к стене и, напружинив шею, ударил лбом в переносицу. Кровь брызнула ему на лицо, ослепленный противник осел, и Пиночет вогнал ему штык сверху в шею. Афанасий рубился заточенной саперной лопаткой. Хохол могучими ручищами насмерть обхватил хрипящего араба за горло. Лютый прикладом раздробил противнику челюсть, сам получил удар сзади и на мгновение поплыл, отшатнулся, прислонившись к стене окопа, растерянно озираясь кругом — на смазанные движением переплетенные тела, залитые по локоть кровью руки, оскаленные рты и горящие нечеловеческой ненавистью глаза, крик и мат на всех языках, тяжелое дыхание, лязг железа и стон затоптанных раненых…
Глава 17
Оглушительная тишина царила в ночных горах. Луна заливала мертвенным голубоватым светом разрушенную позицию с редкими островками уцелевшей кладки, тела убитых, разбросанные на всем пространстве от самых дальних окопов до каменной россыпи.
Пацаны сидели на дне окопа, курили, выдыхая вниз и сразу разгоняя дым ладонью. Хохол поднял ракетницу и выстрелил. Красный огонек повис над темным ущельем.
— Да без толку. Нет никого, — сказал Афанасий. — Ракеты побереги, может, пригодятся еще…
— Должны же они подойти когда-нибудь! Если на связь второй день не выходим.
— Эй, шурави! — раздался крик от камней. — Уходи! Я не стреляй! Живой уходи!
Хохол приподнялся и выстрелил на звук из подствольника. Граната разорвалась между камней. С той стороны ответили очередью. Трассеры прочертили темноту над кладкой, и опять все стихло.
— Слушай, а что они все из автоматов поливают? — спросил Лютый. — Мины-то, видно, кончились, но у них же гранатометов полно еще.
— Колонну ждут. На нас не тратят пока.
— Послушайте, а что, если действительно уйти по-тихому, пока темно? — спросил Воробей. — Вон по окопам — и вниз. Пока они хватятся… А мы навстречу пойдем, предупредим. Вызовут вертушки или «Град», проутюжат здесь все под ноль к чертовой матери!..
— Может, ты еще лапки поднимешь, Воробей? С белой портянкой пойдешь? — тихо спросил Хохол. — У нас приказ — держать высоту! — бешено заорал он, схватив Воробья за грудки и встряхивая. — До последнего! И они, эти пацаны, все, — указал он на мертвых бойцов, — они это понимали! А ты их тут бросить хочешь, да? Жопу свою унести? Нет, пернатый, будем держать! Зубами! Ты понял? И удержим, ты понял меня?!
Сразу несколько очередей ударили от россыпи, пули защелкали по камням над головой.
— Ты понял? — тише сказал Хохол. Он оттолкнул Воробья, перевел дыхание, хлопнул его по плечу. — Иди Андрюху смени.
Воробей, пригнувшись, подошел к пацану, стоявшему у бойницы уцелевшей кладки, взял у него бинокль.
Хохол прошел по окопу вдоль цепочки бойцов. Солдаты дремали, откинув голову, зажав автомат между ног. Курбаши сидел около парня с оторванной ногой, укутанного по горло душманским халатом.
— Холодно… Холодно… — монотонно повторял тот, зябко подрагивая всем телом.
— Потерпи еще чуть-чуть. Недолго осталось, — убаюкивал его Курбаши, с трудом открывая слипающиеся глаза. — Скоро наши придут… Вертушка за тобой прилетит, Ташкент повезет… Там хорошо… тепло… медсестричка в халатике…
Хохол вернулся на место.
— Сколько до рассвета?
— Часа полтора.
— Скоро начнут, — сказал он.
С первым рассветным лучом ударил взрыв, второй, третий, разнося по камешку то, что еще оставалось от позиции.
— Все, гранатами бьют! — крикнул Хохол. — Терпелка кончилась!
Бойцы привставали между разрывами, стреляли по приближающимся наемникам. Хохол вынырнул с автоматом, прицелился, и в этот момент прямо перед ним разорвалась граната, он отлетел к стенке окопа, схватился руками за лицо — между пальцев ручьем полилась кровь.
— Курбаши! — не отрываясь от автомата, крикнул Лютый. — Курбаши, сюда!
Он пробежал по окопу — Курбаши с перерезанным осколком горлом лежал поперек безногого парня.
Оба пустыми глазами смотрели в небо.
Арабы уже прыгали в окопы. Пацаны, пригнувшись, отступали в обе стороны, отстреливаясь из-за каждого утла. Лютый срезал в упор одного наемника, второго, потом выдернул чеку зубами и бросил за угол гранату. Чуть приподнялся и выглянул наверх.
Над извилистыми ходами, прорытыми на плоской позиции, тут и там мелькали каски бойцов и арабские платки. Никто не рисковал выскочить на открытое пространство, противники перестреливались через всю позицию, перебегая с места на место, по очереди выныривая по плечи с автоматом и снова приседая. Кувыркаясь в воздухе, перелетали из окопа в окоп в обе стороны гранаты.
Неожиданно из занятых арабами ходов вымахнул наверх Воробей и побежал к своим. Тотчас очередь прошила ему ноги, он упал, выронив автомат, и пополз, упираясь локтями.
— Давай, Воробей! — отчаянно заорал Лютый. — Давай! Сюда!
Еще несколько пуль попали в Воробья, он сел — один посреди голой позиции — и заплакал. Он сидел, сжавшись, прижав руки к груди, смотрел на своих и беззвучно плакал, как потерянный, забытый взрослыми ребенок.
— Сюда, пернатый! Ползи, Воробей! Сюда! — орали сразу несколько голосов. Бойцы встали, поливая длинными очередями ходы вокруг него, не давая наемникам поднять голову.
Арабские платки Мелькали над окопами, приближаясь к нему. Воробей по-прежнему, не оглядываясь, смотрел на своих. Потом отнял от груди дрожащие руки и протянул, как оправдание, на открытых ладонях гранату.
Раздался взрыв. Лютый заорал, выскочил наверх и кинулся вперед, стреляя от бедра, крича и не умолкая ни на секунду. Следом рванулись остальные — кто-то сразу падал, поймав пулю, другие бежали, расстреливая сверху мечущихся по окопам наемников, бросались на них с разбегу. Лютый спрыгнул вниз, араб бросил в ужасе автомат и побежал от него. Лютый догнал, повалил его и, не переставая орать в лицо оскаленным ртом, стал бить головой о камни.
Пиночет соскочил в окоп, наемник обернулся и выстрелил в упор. Пиночет качнулся, выронил пушку — и пошел на него. Араб, отступая, стрелял очередями — Пиночет, изрешеченный пулями, как робот, надвигался на него, ругаясь по-своему с выкаченными бешеными глазами, брызжа кровавой слюной с губ. Вцепился мертвой хваткой в горло, навалился на него, и только когда затих последний судорожный хрип, безжизненно обмяк и уткнулся головой ему в грудь.
Арабы не выдержали и побежали. Лютый дал очередь вслед, один взмахнул руками и повис на камнях.
Неожиданно наступила тишина. Лютый замер, затаив дыхание, прислушиваясь.
— Эй! — наконец окликнул он. — Есть кто живой?
— Я!
— Я здесь! — Над кромкой окопа показалась одна каска, другая, потом еще с другой стороны.
— Духов нет?
— С этого краю нет.
— Здесь тоже вроде…
Они, пригибаясь за камнями, оглядываясь, обошли разгромленную позицию. Земля сплошь была усеяна стреляными гильзами, покореженным оружием и телами убитых — своих и чужих. В дальнем окопе лежали несколько бойцов с задранными на голову тельняшками и вырезанными во всю грудь кровавыми звездами.
— Суки… — всхлипнул Афанасий. — Суки… Суки!! — в истерике заорал он и вскочил, поливая от бедра камни, за которыми засели арабы, крича что-то перекошенным ртом. С той стороны раздалась ответная очередь.
Лютый стащил его вниз, вырвал из рук автомат. Афанасий бился в истерике, кричал и рвался обратно, Лютый несколько раз с силой ударил его кулаком в лицо. Тот наконец затих и заплакал, обхватив голову и раскачиваясь вперед и назад.
— Кто старший остался? — спросил Лютый.
Бойцы переглянулись.
— Никого.
— Слушай мою команду! — крикнул он. — По порядку рассчитались с того края!
— Первый!.. Второй!.. — послышались голоса. — Третий! Четвертый!.. Пятый!.. Шестой!..
— Седьмой, — откликнулся Афанасий.
Лютый подождал еще, оглядываясь.
— Восьмой! — закончил он счет. — Я с Афанасием здесь, остальные обошли всех, собрали патроны, что осталось! Ловушки смотри в оба!
Бойцы начали обходить мертвых — сперва осторожно просовывали руку под тело, шарили там, потом снимали рожок с автомата, дергали затвор, выбрасывая патрон из ствола, обыскивали карманы и подвески. Духи время от времени постреливали, заметив движение. Пули высекали осколки из камней, били в мертвые тела.
— Вода, пацаны! Вода! — Кто-то из бойцов нашел у землянки резиновую флягу, торопливо открутил пробку, поднес ко рту.
— Не трожь! — крикнул Лютый.
Боец смотрел безумными глазами то на него, то на плещущуюся во фляге воду. Лютый подскочил, выхватил флягу.
— Отравить могли. — Он выплеснул воду на землю…
Потом в окопе они выщелкали патроны из рожков в каску и поделили на восемь.
— По двадцать на нос. Четыре гранаты. Еще шесть подствольных.
— Кранты, — спокойно сказал кто-то. — На один раз отбиться не хватит.
— Арабы бешеные…
Солнце зависло над высоткой, будто время навсегда остановилось в полдень. На всей позиции не было ни пятнышка тени. От раскаленной земли струился обжигающий легкие воздух. Один боец посматривал в сторону духов, остальные неподвижно сидели на дне окопа, привалившись спиной к стене, распахнув броню, закрыв лица полями панам, тяжело дыша пересохшим ртом.
— Чо молчат-то? Может, ушли? — не открывая глаз, спросил Афанасий.
— Да нет… сидят…
— Сколько времени?
— Хрен его знает. Часы стали…
— Они не уйдут, — сказал Лютый.
— Скорей бы уж тогда, — подал голос кто-то. — Чего тянут-то?..
— Ничего… — ответил Лютый. — Они тоже там на солнышке…
Боец присмотрелся в бинокль.
— Слушай, они там скучковались, человек пять. Может, достану из под-ствол ьн и ка?