– Скажете тоже! – фыркнула Катька. – Ну да, перешли, но совсем не на такой, как вы подумали.
– А я ничего такого не подумал.
– А вот я уже представила себе. – Катька мечтательно вздохнула. – Дамир Кирмитович признался мне, что я ему по душе. Говорит, я как черкешенка. Видимо, гордая и неприступная, словно гора Арарат.
– Арарат вообще не там.
– Но я сказала, что работа прежде всего. А там посмотрим. Валентин Петрович, вы же все обо всех знаете! Мне уже следует бежать от него, роняя тапки, или можно немного… увлечься?
Климанский усмехнулся:
– Во-первых, не все и не обо всех. Во-вторых, если бы интерес Дамира Кирмитовича чем-то вам грозил, я бы вас к нему не подпустил на пушечный выстрел, и гори он синим пламенем, этот проект. Вон Хасанов бы взялся или Шапиро… Но даже ваш дедушка собирался вас познакомить: может, с дальним прицелом, а может, и нет…
– Интриганы, – пробормотала Катька. – А меня спросить?
– Ну, мы бы спросили: Катерина Филипповна, готовы ли вы приехать на партнерский ужин? А уж дальше бы…
– Сводники!
– Никакие мы не сводники. Мы просто жизнь повидали. Если у меня жены нет и у Филиппа Ивановича не сложилось, это не означает, что вам своего человека не найти. А помочь – это мы завсегда.
– Скучаете по нему? – спросила Катька.
Валентин Петрович помолчал и ответил ровным голосом:
– Бесконечно.
Детский дом оказался из тех, что поприличнее: чистенький, небогатый, но с атмосферой нормальной, не казенной. Вот говорят ведь: казенный дом – но многие первое слово оставляют, а о втором забывают. Здесь было наоборот. Да, стены принадлежали государству, воспитатели получали небольшие зарплаты, но домашняя атмосфера чувствовалась. Коридоры чисто выметены, на стенках детские рисунки, цветы какие-то немудреные расставлены в кадках (котам наверняка пришелся бы по вкусу развесистый фикус), а из столовой тянет выпечкой. Детей, конечно, уже отправили спать, чтобы не крутились под ногами и не мешали, но Катька представляла, насколько им любопытно.
«Я вам нарисую самых лучших котов, – мысленно пообещала она детям. – И сказку нарисую, и надежду. Чтобы вы знали: в жизни больше хорошего, чем плохого. Иногда кажется наоборот, однако обманываться не стоит».
Расписывать предстояло стену в холле. Коты уже изнывали в переноске, и по договоренности с директором художнице и помощникам выделили ближайший класс; там можно было оставить вещи, вынуть из мешка лоточек и выпустить Фреда и Джорджа. Коты оказались чистюлями и немного брезговали метить пеленку, которую старательно стелила им Мария Михайловна. Лоточек, хоть и в непривычном месте, всяко лучше.
Валентин Петрович поставил котам плошки; Катька думала, что от стресса животные есть не станут, но куда там! Настоящий аппетит никакими фотосессиями не перебьешь. Подъехавший фотограф посмеялся, поснимал ужинающих котиков, потом Катьку у стены, потому Катьку с Дамиром и отбыл. Валентин Петрович ловко упаковал Фреда и Джорджа обратно в переноску, распрощался и пообещал забрать Катьку в пять утра.
– Я могу сам отвезти Катерину, – сказал Шагдетов.
– При всем уважении, Дамир Кирмитович, вы тоже будете не выспавшись. А наш водитель – будет. Всего хорошего.
И, не дав Шагдетову возразить, Климанский отбыл. Дамир проводил его взглядом, усмехаясь.
– Какой у тебя… цербер. Откуда твой дедушка его взял?
– Просто познакомились на какой-то выставке. Валентин Петрович по образованию экономист, скучал в конторе, дед его и сманил. Денег они поначалу больших не зарабатывали, да и теперь мы не миллиардеры, но дедушка никогда не гнался за сказочным богатством. Ему хватало, чтобы жить так, как он хочет, и на меня, и на остальных немножко, а больше и не нужно.
– Интересный тип. Я бы предположил, что он работал на КГБ, но раз ты говоришь – экономист…
– Если работал, то не скажет. Я теперь буду делать набросок, Дамир. Я работаю под музыку. – Катька воткнула наушники в телефон. – Тебе будет скучно, наверное.
– Это я сам решу, – сказал Дамир, устроившись на жестком школьном стуле. Катька пожала плечами: не хочет уезжать, как хочет. Она надела наушники, включила «Би-2» и взялась за ящик с кистями и красками. «Я всегда испытываю счастье там, где я могу быть настоящим…» Музыка привычно лилась вокруг, и Катька сразу забыла о Шагдетове – осталась только белая стена, где должен был возникнуть рисунок…
К половине пятого утра весь набросок был готов. К счастью, Катька еще в юности немало порисовала на стенах, даже увлекалась какое-то время граффити и пробовала аэрографию, а потому подобная роспись не была для нее в новинку. Наоборот, оказалось приятно вспомнить старые навыки и увидеть, что они вовсе не забылись. Контур рисунка проступил на стене, и Катька не сразу заметила, что кто-то трогает ее за плечо. Дамир, конечно.
– Скоро нужно будет уезжать, мы сможем продолжить завтра. Очень красиво получается, Катя.
– Спасибо. – Она постояла, глядя на работу. – Интересно, как бы все выглядело, если бы это рисовал дед… Впрочем, что это я, есть же его наброски. Может, следовало…
– Нет, – сказал Дамир. – Все идеально.
У Катьки сил не осталось с ним спорить. Добраться до дому, спать и снова в колесо. Беги, белочка, беги. Впереди еще долгий путь.
Глава 16
Катька понимала, что этот проект надо пережить. Просто сделать его не получится.
Конечно, Валентин Петрович и пиарщики, нанятые Шагдетовым, наделали шуму. Поддержка мэрии Москвы тоже оказалась не лишней: рекламные растяжки над основными магистралями города, украшенные мордами близнецов тумбы… Соцсети бурлили, причем бурлили разнообразно. Кто-то кричал: «Лучше бы дали денег детям!» Кто-то возражал, что для сбора денег детям это все и происходит. На Катьку и ее команду работал тот факт, что налогоплательщикам эта акция ничего не стоила, ее финансировало вполне себе частное лицо – Шагдетов, а значит, и причин возбухать было меньше. Общество защиты животных раскричалось, что бедных котиков эксплуатируют и угнетают; Климанский попросил представителей приехать и оценить психологическое состояние бедных котиков. Общественные деятели не поленились, приперлись на роспись второго объекта – школы, оценили абсолютное спокойствие возлежавших рядом с Катькой котов, жирненькие бочка, повздыхали и убрались восвояси. Правда, потом написали в «Инстаграме», что коты перекормленные, но на это даже отвечать не стоило.
Коты, кстати, еще заметнее схуднули и адаптировались к поездкам. Теперь Катька могла спокойно выпускать их не в закрытом классе, а прямо рядом с собой; Фред и Джордж никуда не убегали, спали тут же, на расстеленном одеяльце, или втихаря воровали кисточки. За кисточки Катька их ругала, за примерное поведение хвалила. Она могла не беспокоиться о том, что коты куда-то убредут, потому что за ними приглядывал Шагдетов.
Дамир сдержал свое обещание и каждую ночь во время работы присутствовал: не мешал, помогал чем мог, подавал Катьке кисти и краски, если она просила. Иногда та слушала музыку, а иногда снимала наушники и просила Дамира что-нибудь рассказать. Он рассказывал так хорошо, что эти истории вплетались в рисунки, всплывали мелкими, практически незаметными акцентами и оставались в росписях навсегда…
– В прошлом году, когда в России проходил чемпионат мира по футболу, все рестораны, конечно, сделали очень большую выручку, – неторопливо говорил Дамир, и Катьке казалось, будто он не о своем бизнесе рассказывает, а тянет очередную сказку Шахерезады. – Но и работали мы практически без закрытия. Так-то до последнего клиента, а что делать, если клиенты не заканчиваются? Бывало, я и сам вставал за бар, работал официантом, даже посуду один раз мыл. Обычно владельцы этим не занимаются, не снисходят, но это мои гости ко мне пришли – как тут спокойно домой уйти? Случались моменты, когда у нас гости бежали обнимать всех и каждого, чуть ли не целоваться лезли, когда их команда забивала или выигрывала… Был у нас во время чемпионата один завсегдатай в Костянском переулке, приехал из Австралии, приходил к открытию, уходил с закрытием заведения, постоянно пил две пинты пива, требовал картофель фри. Мы ему жарили картошку по-нашему, он нахваливал. А после семи часов вечера покупал банку колы и из-под полы подливал туда виски, мы делали вид, что не замечаем. Этому господину было около восьмидесяти лет, и он в какой-то момент стал нашим талисманом заведения. К нам приходили пообщаться с ним, он рассказывал множество историй – например, о том, как его друг в Австралии нанимал себе переводчика, чтобы поговорить с англичанином, ибо не мог его понять, и переводчиком оказался бывший русский.
Катька смеялась и вырисовывала Фреду усы.
– Один раз пришлось мне разнимать драку немца и мексиканца, был матч между их командами, но ближе к закрытию они оба пили водку и пытались петь «Катюшу» – официанты помогли им выучить слова… Был момент, когда я работал уже восемнадцатый день подряд и в шесть вечера решил пойти домой, ибо сил не было. Но на выходе из заведения меня поймали датчане, которые часто у нас сидели. В тот день их команда победила, они не отпустили меня, и пришлось сидеть с ними праздновать. Вправду не отпускали, физически. Стоило встать – и тянули обратно за стол.
– Ты же привык пировать неделями, – поддевала его Катька.
– Но не с датчанами, которые лыка не вяжут, зато висят на мне, как груши на дереве. У нас, если человек выпил слишком много вина, он просто культурно падает под стол и никому не мешает!
Самыми трудными оказались два объекта. Первый – это новая открытая сцена в парке «Фили»: работать там по ночам не получилось бы, нужно много света, так что проще управиться днем. Территорию оцепили, выдали толковых помощников из службы парка. Целыми днями лазая по стремянке вверх-вниз, Катька едва не убилась. Она уже несколько раз прокляла свою фантазию, заставившую использовать и так-то непростой лайнворк именно здесь, на самой обширной площади. Зато и с красками возиться не нужно, весь рисунок состоял из одной черной линии.