Второй трудный объект – онкологическое отделение больницы. Катька предполагала, что находиться там будет психологически нелегко, однако не осознавала, насколько, пока не оказалась на месте. Больница была самая обычная, без изысков (в том и состоял смысл, чтобы не частную клинику разрисовывать). Пахло болезнью, хлоркой и безнадежностью. Катька чуть не плакала, рисуя там. А еще ребятня понабежала из детского отделения, все хотели погладить Фреда и Джорджа, и те, обычно настороженно относившиеся к новым людям, почему-то позволили себя тискать. В конце концов Шагдетов, заручившись согласием завотделением, прошелся с котами под мышкой по всем палатам, куда ему разрешили зайти, и в каждой провел минут по двадцать, не меньше. Котам от этого хуже точно не стало, они поглажку любили, а по Дамиру не поймешь, насколько его все это трогает. Наверняка трогает, иначе он бы не придумал этот проект, но привык держать лицо, сын гор.
Тем вечером, когда Катька начала роспись в доме престарелых (там все было чисто, мирно и гораздо лучше, чем она себе нафантазировала), позвонил Валентин Петрович. Климанский и так-то постоянно был на связи, направляя корабль проекта в бурных водах общественного мнения, однако во время работы Катьку обычно не тревожил.
– Извините, что отвлекаю, – сказал он, поздоровавшись. – Однако дело довольно серьезное. Есть минутка?
– Что случилось, Валентин Петрович? – Катька отложила кисть. Шагдетов насторожился, словно цепной пес.
– В прессе появились сведения о том, что вы получите наследство, только выполнив проект, – сухим тоном сообщил Климанский. – Катерина Филипповна, вы никому об этом не говорили?
– Ни слова. Только с вами и обсуждали, даже с Марией Михайловной мы это не упоминали со дня встречи у нотариуса. Честное слово, Валентин Петрович, я не болтала.
Дамир одними губами спросил: «В чем дело?» Катька покачала головой.
– Тогда будем исследовать другие варианты, – вздохнул Климанский. – Увы и ах, но информация стала достоянием общественности. К счастью, только в нескольких желтых газетках, и мы подадим в суд за раскрытие конфиденциальной информации, но…
– Вы думаете, это Игорь? – поинтересовалась Катька после паузы.
– Он всегда производил приятное впечатление, однако, возможно, молодой человек решил подзаработать… Если и так, мы это узнаем. Тогда точно подадим в суд – уже на него, у меня есть подписанная им бумага о неразглашении.
– Тысяча чертей, противно-то как, – пробормотала Катька. – Валентин Петрович, может, мне ему позвонить? Я могу попробовать его раскрутить на правдивый ответ. Это ничего там не нарушит?
– Да что тут нарушать? Либо разгласил, либо нет. Хотите – попробуйте. Но, Катерина Филипповна, думаю, этот разговор ничего не даст. Точно желаете с ним общаться?
– О да, – кровожадно сказала Катька. – Желаю!
Из памяти телефона она пока не стерла номерь Игоря – тот еще не все вещи вывез из Катькиной студии, и все недосуг было поторопить. Катька могла бы перевесить этот вопрос на Валентина Петровича, но не хотелось взваливать на него еще и это. Ну уж нет, со своей личной жизнью она сама разберется…
«Хорошо же ты разобралась!»
Время было детское – десять вечера, Игорь еще не спал. Катька послушала длинные гудки, а когда он поднял трубку, нежно сказала:
– Привет.
– Привет, – несколько озадаченно откликнулся Игорь. – Если ты насчет вещей, то я собираюсь за ними послезавтра и тогда верну тебе ключи. Оставить на столике или в почтовый ящик кинуть?
– А ты мне ничего сказать не хочешь?
– О чем?
– Например, о том, почему в некоторых желтых газетках написано об условиях завещания. О которых знает очень, очень ограниченный круг людей.
– Ты позвонила, потому что решила, что это я рассказал журналистам? – быстро просек фишку Игорь.
– Не знаю, ты или нет. Скажешь?
– А ты мне поверишь?
Катька нахмурилась.
– Ты о чем?
– Если я сейчас скажу, что не знаю, кто это сделал, ты мне поверишь? Или ты позвонила мне, уже заранее думая, что это я? Вот так просто, без доказательств, обвинила меня. А ведь есть твой бесценный помощник, и твоя домработница, и те, кто работает у нотариуса… Но ты позвонила мне, да? Ни о ком другом не подумала. Я прав, Катя?
Она молчала, потому что Игорь был прав.
– Хорошего вечера, – сказал он, не дождавшись ответа, и повесил трубку. Катька растерянно смотрела на телефон, не понимая, что пошло не так.
Он ведь… черт побери, он прав! Представить, будто Валентин Петрович или Мария Михайловна за сомнительной величины сумму сдают подробности завещания прессе, было дико. Но о нотариусе Катька вообще не подумала. Климанский подумал, наверное, только ей не сказал.
– Катерина? – на плечи легли теплые ладони. Восточный человек стоял совсем близко и смотрел ей в лицо. – Что случилось?
– Кто-то слил в прессу условия завещания, – вздохнула она. Если это обнародовано, Шагдетов все равно узнает. – Я стану владелицей всего имущества деда, только когда закончу этот проект.
– Вот как! – Дамир приподнял брови. – Я не знал.
– Почти никто не знал. Но мой бывший парень в курсе. И я не понимаю, что думать. Он предлагал мне выйти за него замуж, когда дедушка умер, мне тогда это показалось странным и подозрительным. Но я не представляла, что он вот так продаст прессе… – Катька покачала головой. – Я первым делом подумала на него. А может, он тут совсем ни при чем? Почему я такая несуразная, а?
– В каком смысле? – поинтересовался Дамир.
– Я совершенно не разбираюсь в людях! – сердито сказала Катька. – Вот дед их насквозь видел и переживал, что это умение мне не передалось. Я иногда вижу людей настоящими, но очень редко. Потому… потому и рисовать, как я хочу, немного боюсь. – Она сглотнула. – Не так чтобы фобия, у меня фобий вообще нет, но вот это… Опасаюсь, обхожу стороной. Никогда не могла понять, врет мне человек или нет. Смотрит он на меня со значением или у него глаз дергается? Намеки от мужиков понимаю через раз, хотя общению это не мешает. И вроде с Игорем прожила не одну неделю, а теперь не поняла: он вправду меня предал или это я его голословно обвинила?
– Тише, тише, – сказал Дамир и прижал ее к себе. Он был горячий как печка. – Все с тобой в порядке. Очень часто люди – склизкие сволочи, которых и человек с опытом не сразу раскусит!
– Хороших-то все равно больше, – шмыгнув носом, возразила Катька. – Если в это не верить, как жить? Мне не нравится мир, который населяют только сволочи.
– Мне тоже. Не переживай, думаю, Валентин Петрович во всем разберется.
Следующие два дня Катьке работалось плохо. Климанский велел ей не лезть в эту историю и не читать никаких пабликов, заниматься исключительно росписью, однако Катька, конечно, почитала и расстроилась. Увидев ее мрачное лицо, заглянувшая к девушке Лада всполошилась:
– Нет, дорогая моя, так не пойдет! А ну быстро поднимайся и пойдем, пойдем!
– Куда это?
– Туда это! – передразнила ее Лада. – Исправлять тебе настроение, что бы его ни испортило!
Спустя полчаса девушки, как в Катькиной недавней мечте, сидели за столиком на открытой террасе кафе-мороженого и ели огромные порции лакомства, сверху щедро политые сиропом, посыпанные орешками и шоколадной крошкой.
– Мороженое – лекарство от всего! – провозгласила Лада. – Ну, что тебя так расстроило? Все же хорошо идет, да и конец работы близок.
– Угу. – Сегодня ночью Катька должна была закончить роспись в доме престарелых и перейти к приюту для животных, а там уже останется «Дефтер», и все. Общественное мнение, если не считать утекшей незнамо от кого информации о завещании, было на стороне Катьки. Валентин Петрович дело свое знал, люди на него тоже не первый день работали.
Катька вкратце пересказала Ладе эту историю. Стилистка пожала плечами:
– Наплюй да забудь. Знаешь, как моя бабушка говорит? Собака лает – ветер носит.
– Как же можно наплевать, когда…
– Да наипростейшим образом, – хладнокровно перебила ее Лада. – Взять и наплевать. Ни одному нормальному человеку, который с тобой пообщается хоть минуту, не придет в голову, что ты делаешь этот проект лишь из-за дедушкиных денег. Если бы такого условия не было, ты бы все равно рисовала котов?
– Рисовала бы, конечно.
– Ну и все. Чего ты переживаешь? В соцсетях сейчас пройдет битва пиарщиков с пиарщиками, помашут деревянными мечами и переключатся на кого-нибудь еще. Ты делаешь очень хорошее, важное дело и знаешь, почему его делаешь. Разве этого недостаточно?
«А ведь действительно, – подумала Катька, – вполне достаточно!»
Она повеселела и, когда в середине ночи позвонил Валентин Петрович (Катька как раз прорисовывала название на книжке Брэдбери), уже могла воспринимать любую информацию философски.
– Катерина Филипповна, вы, наверное, понимаете, почему я звоню… Выяснили мы, кто разболтал о завещании.
– Игорь?
– Нет, он ни при чем. И нотариальная контора своих не сдает… – Валентин Петрович печально вздохнул, а потом сознался: – Егор это.
– Егор? – Катька даже не поняла, о ком идет речь.
– Водитель наш, который нас на «Мерседесе» возит. Мы при нем несколько раз обмолвились об особых условиях, проект обсуждали в машине, что-то такое сказали… я уж не помню. Он и сложил два и два.
– Он уже тысячу лет с дедом работал! Почему?
– Да решил отчего-то, что вы его выгоните, а деньги нужны. В головах у людей иногда происходит полная ересь… – раздосадованно сказал Валентин Петрович. – Поэтому сегодня утром вас домой пусть Дамир Кирмитович подвезет. И спасибо ему можете сказать.
– За что? – Катька повернулась к спокойно читавшему что-то в телефоне Дамиру.
– Это он свои связи задействовал, чтобы побыстрее разобраться в этом деле. Так бы мы точно гораздо дольше провозились. Скажите ему, с меня бутылка коньяка, как я и обещал.
– Валентин Петрович передает, что коньяком проставится, – сказала Катька Дамиру, выключая телефон. – И… спасибо.