тки донора в женскую яйцеклетку, знает любой мало-мальски образованный человек моего родного мира, а вот для саннина этот факт стал откровением, полностью перевернувшим его планы. Ну а Гурен с истинно женским упрямством отказывалась признавать объективную реальность и надеялась непонятно на что, искренне считая (или, что вернее, очень успешно убеждая себя), что если наставник отберёт её тело и поглотит душу, то это и будет высшее проявление счастья и успешности бытия. Выбить эту установку из девушки не получалось даже у Орочимару, а он пытался (на отвали и всего пару раз – по моей просьбе, но всё-таки), меня же эта юная копия Анко (хотя из-за привычки постоянно хмуриться уже выглядящая ровесницей) и вовсе на дух не переносила. Собственно, в связи с последним пунктом её и пришлось бы выкуривать. Открыто наезжать на меня она бы не стала – уже отучена уязвлённым самомнением, но тотальный (и очень упрямый) игнор в исполнении обиженной женщины – тоже тот ещё крепкий орешек.
Нет, конечно, у меня ещё были варианты Котохиме, Сасаме, Кагеро, Таюи, Кин и прочих подчинённых (уже не столь завлекательной внешности), но… Подчинённые есть подчинённые, даже если они согревают тебе постель по ночам. Особенно если они согревают тебе постель по ночам!
С тоски даже начал немного сожалеть, что прикончил Кьюби в печати. Ну психованный лис со скверным характером и разрушительной мощностью небольшой ядерной бомбочки. У всех есть свои недостатки, в конце концов, он ничем не хуже бессмертного вивисектора-энтузиаста, воплощения Пафоса и Готичности и прочего паноптикума, умудрившегося собраться в сём змеином логове. А так бы было с кем поговорить…
Впрочем, это было скорее философским размышлением, нежели реальным сожалением, маленькая минутка слабости, тем не менее наведшая меня на определённую мысль. Сам «заключённый» уже благополучно переварился, но вот его «камера» осталась целой и свободной, поместить же туда можно было много интересного. Правда, чтобы нормально открыть сдерживающую печать, требовался специальный ключ, но… я всё же не в потолок плевал у Орочимару, а прилежно учился, к тому же если действовать из внутреннего мира, то задача значительно упрощается. Другое дело, что раньше у меня как-то не доходили до этого руки...
Прикрыв глаза, погружаюсь в глубины сознания. Убогая затопленная канализация давно сменилась привычными тьмой и тишиной. Любой менталист, имевший глупость войти в неё, рисковал уже никогда не выйти, но не окружающая Тьма меня интересовала, а единственная неизменная с прошлых моих визитов деталь интерьера – комната заточения Лиса. Клетка была пусть и пуста, но всё ещё закрыта и с фуин-печатью, скрывающей замок, на расстоянии в несколько человеческих ростов над полом. Ну что же, для начала снимем её.
– Я не стал бы этого делать, Наруто, – не успел я взлететь до нужной высоты и коснуться рукой уголка печати, как моё запястье перехватил… хм, Четвёртый? Нет, души не чувствуется, значит, как я и предполагал, всего лишь теневой клон, изящно запечатанный под первым слоем защиты клетки и прикрытый её эманациями.
– Почему нет? – не меняя позы, заглядываю в глаза Намикадзе. Такие же синие, как и у меня… Моего доброго образа. – Там всё равно уже ничего не осталось.
– Что? – клон переводит взгляд с меня на пустую клетку, и его глаза расширяются. – Как?
– Я убил Лиса и забрал его силу, – спокойно сообщаю собеседнику, внимательно следя за реакцией. Должен признать, ошарашенный Герой Конохогакуре выглядел довольно забавно.
– Но как это возможно?
– Разве ты никогда не слышал поговорку: «чтобы убить демона… нужно лишь быть большим демоном»?
– Что? – вновь начал ронять челюсть бывший Хокаге.
– А что в этом такого? Гнобимый всеми полунищий сирота, готовый вкалывать ради доброго слова, рано или поздно доходит до ручки, – всё-таки убираю руку от печати и, развернувшись, начинаю неторопливо спускаться по воздуху к полу. – Сформировывается такая подленькая мыслишка: «А не пошли бы все они на?..» Поверь, когда человек понимает, что терять ему нечего, в нём происходят воистину интереснейшие метаморфозы, – касаюсь ступнями каменных плит и, заложив руки в карманы плаща из змеиной кожи, поднимаю взгляд на оставшегося наверху блондина.
– Что? – а не закоротило ли этого клона? Всё же полтора десятка лет в печати, да рядом с Лисом, а потом ещё и в эманациях его агонии. Уже в третий раз только одно и то же слово повторяет. – Как это «гнобимый сирота»? – Минато переместился на один уровень со мной. – Ты должен был стать героем… Куда смотрел Учитель?! Где были Учихи?
– Джирайя сначала поверил потоку чуши про необходимость секретности и политическую нестабильность, что вылили на него Сарутоби с советниками, а потом ушёл шляться по кабакам и борделям. Учихам же было не до сироты – своих проблем сначала хватало, а потом их и вовсе вырезали.
– К-кто? – на бедного Намикадзе было уже жалко смотреть.
– Данзо и Корень при молчаливом согласии Сарутоби, конечно. С учётом нападения Лиса, ухода Орочимару и прочих сюрпризов последних пятнадцати лет, деревне это здорово аукнулось, но, думаю, стариканы и сейчас искренне верят, что тогда поступили правильно. Как и разобрав твоё тело на ингредиенты ещё до того, как оно успело остыть… Да и тело Кушины Узумаки, если уж начистоту. Имущество присвоили немногим позже, а единственного сына отправили в сиротский приют, прилепили кличку «демон» и выкинули из жизни.
Разумеется, я несколько преувеличивал, но именно что несколько. Полностью разбирать тела героев никто не осмелился, тем более на фоне такой трагедии, но тщательно исследовать и взять образцы тканей ребята не постеснялись. Информация Орочимару об этом вопросе была донельзя конкретной...
– Не верю… Какаши…
– Получил комплекс вины с фобией на близкие отношения и появился в моей жизни только как джонин-наставник, когда пришло время. И единственный его «урок» – едва ли не силой выбитая техника хождения по деревьям, да ещё определение стихии чакры, когда его припёрли к стенке. Впрочем, на фоне остальных деревенских он был ещё неплохим вариантом и, как я знаю, приглядывал за мной по мере сил. Вот такая вот краткая история сына двух «Великих Героев» Конохи, наследника Четвёртого Хокаге. Жить на нищенское пособие, не знать имён отца и матери и, в конечном итоге, полагаю, сдохнуть за интересы тех, кто нажился на твоей смерти.
– Наруто… – Четвёртый просто осел на колени… – я… Прости.
– Да не переживай ты так, – слегка повожу головой, давая понять, что картина сидящего на коленях мужчины мне не слишком приятна. – Да, это, конечно, неприятные новости, тем более в момент, который ты явно представлял себе немного иначе, но я вполне себе жив и даже психически здоров… Ну, более-менее.
Видимо, я сказал что-то не так, потому как сработало это аки последняя капля. Пусть передо мной был всего лишь клон, но этот клон являлся точным слепком личности Четвёртого Хокаге на момент его смерти. Сколько ему было, двадцать? Двадцать три? Совсем ещё молодой парень, по сути-то. Полный надежд, мечтаний, веры в лучшее и светлое. Он искренне любил свою жену и сына и желал для них лучшей участи, а в итоге… Жена мертва, все, кого он считал друзьями, едва ли не роднёй – предали, стоило ему умереть, а жизнь сына превратилась в маленький Ад. И вот теневой клон одного из величайших шиноби прошлого стоит передо мной на коленях, беззвучно орошая плиты пола совсем не иллюзорными слезами.
– Эй, Минато… – дав ему дойти до кондиций, окликаю шиноби. – Пойми меня правильно, мы не виделись пятнадцать лет, и мне физически сложно воспринимать тебя близким человеком, но… Плачущие мужики – это не круто! И я серьёзно – завязывай. У меня не настолько всё плохо, чтобы надо мной рыдать.
– Я не смог дать тебе лучшей жизни, я…
– Да всё хорошо у меня с жизнью! – раздражённо вспыхнул я. Почему-то вид самоуничижения в исполнении этого, по сути, хорошего и достойного человека, пожертвовавшего всем ради сына, вызывал у меня острую неприязнь.
– Мне… недолго осталось. Я так много хотел сказать… Столько спросить. Но во всём этом просто не осталось смысла. И я не хочу...
– А как насчёт помочь мне стать сильнее, чтобы с моей семьёй не произошло того, что случилось с твоей?
– У тебя есть семья? – с неверием поднял на меня глаза Хокаге.
– Да, точнее, небольшой гарем из куноичи, мы живём у Орочимару-сенсея и потихоньку строим свою деревню… – хм… пометка – шоковая терапия прекрасно работает и на клонах, вон как глаза выпучил и подумывать о мыле и верёвке перестал. – Приютское воспитание не ведёт к образованию слишком уж высокой нравственности… – как бы извиняясь, пожал я плечами.
– … Похоже, я очень много пропустил, – после долгой паузы нарушил молчание Намикадзе. – Разве Орочимару не предатель и маньяк? Он бросил умирать свою ученицу и ставил эксперименты над жителями Конохи, как можно ему доверять?
– У нас сложные отношения, – пожимаю плечами. – Да и история, которую ты описал, тоже не из простых, как в случае Анко, так и с жителями деревни. Главное, я понимаю его мотивы, и мы полезны друг другу. К тому же его совершенно не интересуют власть и политика – деревней, которую он создал, чтобы удовлетворить давнее желание побыть Каге, уже года два управляю исключительно я, а сам он, хорошенько распробовав этого дела, совершенно утратил к нему интерес. Другими словами, ради политической необходимости и всяких дипломатических соображений он меня точно не кинет, а это уже большой плюс в нашем мире.
– А что случилось с Конохой? Почему ты ушёл? – мужчина вроде бы окончательно успокоился и встал на ноги.
– С Конохой случился Данзо. У старика окончательно переклинило в мозгу на почве паранойи, и он решил, что я собираюсь сбежать из деревни, а значит, Лиса нужно срочно перезапечатать в новый сосуд. Желательно – лояльный лично ему. В результате мне действительно пришлось сбежать из деревни. По мне, это было бы даже довольно забавно, если бы не весь сопутствующий геморрой.