– Когда он сидел в своей комнате, вы отвлекали его? Стучались, заглядывали к нему?
– Конечно. Я каждый день заходила пожелать ему спокойной ночи.
– И что он делал в это время?
– Сидел за компьютером, – ответила Лейси. – Почти всегда.
– А вы не видели, что на экране?
– Нет, он сворачивал все окна.
– Как он вел себя, если его внезапно прерывали? Не выглядел ли смущенным, раздраженным, виноватым?
– Почему у меня возникает такое ощущение, что вы его судите? Вы разве не на нашей стороне должны быть?
Селена, не отводя глаз, спокойно ответила:
– Миссис Хоутон, я просто хочу получить от вас факты. Без них нам не разобраться в произошедшем.
– Он был как все подростки, – сказала Лейси. – Ему не нравилось, что я целую его, но особенно смущенным он не казался. И у меня не создавалось впечатления, будто он что-то прячет. Вы это хотите знать?
Селена положила ручку. Если собеседник начинал защищаться, разговор лучше было завершить. Но Лейси без наводящих вопросов продолжила:
– Я не видела никакой проблемы. Не догадывалась, что Питера что-то беспокоит. Не думала, что он хочет покончить с собой. Я ни о чем таком не подозревала. – Она заплакала. – Всюду семьи погибших… А я не знаю, что им сказать. Хочется сказать, что я тоже потеряла ребенка. Только это произошло давно.
Селена обняла маленькую женщину и произнесла именно те слова, которые, как она знала, были нужны Лейси Хоутон:
– Вы не виноваты.
Руководствуясь своеобразным чувством юмора, директор предоставил соседние кабинеты для занятий группы по внеклассному чтению Библии и встреч общества геев и лесбиянок. Собрания проводились по вторникам, в половине третьего, в кабинетах 233 и 234. Днем в кабинете 233 вел уроки математики Эд Маккейб. В группу по внеклассному чтению Библии ходила Грейс Мерто, дочка местного священника. Она была застрелена в коридоре, ведущем в спортзал, у фонтанчика с питьевой водой. Натали Зленко, президент школьной ЛГБТ-организации и автор фотоальбома своего класса, лежала в больнице.
В первый год учебы в старшей школе Натали зашла на собрание в кабинет 233, чтобы посмотреть, одна ли она такая на планете или есть кто-нибудь еще, и с тех пор перестала скрывать свою ориентацию.
– Мы имен не называем, – произнесла Натали таким слабым голосом, что Патрику пришлось наклониться к раненой.
Над изголовьем кровати нависла ее мать. Когда Патрик вошел и сказал, что хотел бы задать Натали несколько вопросов, женщина запротестовала:
– Уходите, или вызову полицию.
Патрику пришлось напомнить, что он и есть полиция.
– Имена мне не нужны. Я прошу, чтобы вы помогли присяжным разобраться в случившемся. – Натали кивнула и закрыла глаза; Патрик спросил: – Питер Хоутон когда-нибудь приходил на собрания?
– Один раз.
– Может быть, он сказал или сделал что-то такое, что вам запомнилось?
– Он ничего не сказал и не сделал. Точка. Один раз пришел и больше не появлялся.
– Такое часто бывает?
– Нередко, – ответила Натали. – Иногда люди оказываются не готовыми открыто заявить о своей ориентации. А некоторые придурки заходят только для того, чтобы узнать, кто гей, кто лесбиянка, и потом издеваться над нами.
– Случай Питера, по-вашему, относится к первый или ко второй категории?
Натали долго молчала. Глаза были закрыты. Патрик выпрямился, решив, что она уснула.
– Спасибо, – сказал он матери, и в этот момент Натали произнесла:
– Питера начали доставать задолго до того, как он объявился на нашем собрании.
Пока Селена беседовала с Лейси Хоутон, Джордан сидел с малышом. Сэм категорически не желал засыпать без кого-нибудь из родителей. Однако после десяти минут езды на машине он всегда вырубался, как боксер, отправленный в нокаут. Поэтому Джордан укутал малыша и пристегнул детское сиденье ремнем. Уже выехав из гаража, он заметил, что все четыре шины его «сааба» порезаны: колеса заскребли ободьями по асфальту.
– Черт! – пробормотал он, когда Сэм на заднем сиденье снова завыл.
Отстегнув ребенка, Джордан занес его в дом и устроил в переноске-кенгуру, которую Селена носила дома. Потом позвонил в полицию, чтобы заявить об акте вандализма. Что легко решить проблему не удастся, Джордан понял, когда дежурный не попросил его назвать фамилию, поскольку уже знал ее.
– Разберемся, – сказал полицейский, – но сначала мы должны помочь белке спуститься с дерева.
Послышались гудки. Если бы на копов можно было подать в суд за то, что они пофигисты и засранцы!
Каким-то чудом, вероятно, сработали гормоны стресса, Сэм уснул, но, когда зазвонил дверной звонок, вздрогнул и опять заревел. Джордан рывком открыл дверь Селене.
– Ты разбудила малыша, – укоризненно произнес он.
– Не надо было запираться, – возразила она и, достав ребенка из кенгуру, заворковала: – Ты мой сладенький человечек! Привет! Пока я ездила по делам, папа вел себя невыносимо?
– Мне порезали шины.
Селена посмотрела на мужа поверх головы малыша:
– Да, умеешь ты располагать людей к себе. А копы – дай угадаю – что-то не торопятся принимать у тебя заявление?
– Вот именно.
– А чему ты удивляешься, если взялся за это дело?
– Как насчет капельки супружеского понимания?
– В клятве, которую я тебе давала, про понимание ничего не говорилось, – пожала плечами Селена. – Если хочешь устроить вечеринку жалости, накрой стол для одного.
Джордан провел рукой по волосам:
– Тебе удалось что-нибудь вытянуть из матери? Например, что у Питера были психические отклонения?
Переложив Сэма из одной руки в другую, Селена стряхнула с себя куртку, после чего расстегнула блузку и села на диван, чтобы покормить сына.
– Психических отклонений не было, зато был брат.
– Серьезно?
– Да. Погиб в автокатастрофе по вине пьяного водителя. А до того был идеальным сыном – во всей Америке лучше не найти!
Джордан плюхнулся рядом с ней:
– Это можно использовать…
Селена закатила глаза:
– Погоди использовать. Можешь ты хоть иногда побыть не адвокатом, а просто человеком? Джордан, в этой семье все было беспросветно – никаких шансов. Мальчишка превратился в пороховую бочку. Родители проморгали его, пока горевали по старшему сыну. Питеру не к кому было прийти за поддержкой.
Джордан посмотрел на жену, и по его лицу расплылась улыбка.
– Отлично! – сказал он. – Наш клиент начинает вызывать к себе сочувствие.
Через неделю после трагедии было решено приспособить здание начальной школы в Маунт-Лебаноне, которую, когда число детей в городе сильно сократилось, отдали администрации, под временный дом для старшеклассников Стерлинга, чтобы они могли окончить учебный год.
В день возобновления занятий Алекс вошла в комнату Джози:
– Тебе не обязательно идти на занятия сегодня. Если хочешь, можешь еще пару недель посидеть дома.
За несколько дней до этого всем ученикам разослали письменные уведомления о том, что школа возобновляет работу. Поднялась паническая волна телефонных звонков. Ты выйдешь? А ты? Пошли слухи, что кого-то мать не пускает, а кого-то переводят в Сент-Мэри. Все интересовались, кто будет вести математику вместо мистера Маккейба. Джози не звонила никому из своих друзей. Потому что боялась услышать их ответы.
Возвращаться в школу она не хотела. Она не представляла себе, как пройдет по коридору – пусть и не по тому самому. Не знала, как нужно действовать. Точнее, лицедействовать, поскольку, если подчиняться своим истинным чувствам, это будет слишком мучительно. И вместе с тем Джози понимала: вернуться в школу надо, там ее место. Только те ребята, которые тоже пережили этот кошмар, понимали, каково это – просыпаться утром и с тоской осознавать, что твоя жизнь больше не будет прежней. Каково это – утратить уверенность в том, что под ногами твердая почва. Если ты дрейфуешь в неизвестном направлении вместе с тысячей других людей, можно ли считать себя потерянной?
– Джози? – окликнула ее мама.
– Все нормально, – солгала она.
Алекс вышла из комнаты, а Джози принялась собирать книжки. Ей вдруг пришло в голову, что тест по катализаторам так и не состоялся. А она уже забыла весь материал. Но вряд ли миссис Дюплессье окажется настолько коварной, чтобы дать контрольную сразу после перерыва. Ведь в эти три недели время не остановилось. Оно все изменило.
В тот последний день по дороге в школу Джози ни о чем особенном не думала. В голове сами собой сменяли друг друга мысли о тесте, о Мэтте, о домашней работе, то есть о простом и привычном. Нормальное утро, ничем не отличавшееся от других. Сегодняшнее казалось таким же. И где была гарантия того, что оно тоже не закончится трагедией?
Спустившись в кухню, Джози, к своему удивлению, увидела, что мама уже надела деловой костюм.
– Ты возвращаешься на работу?
Алекс оглянулась, не выпуская из рук лопаточку:
– Я… я просто подумала, что если ты… то и я… В случае чего ты в любое время можешь связаться со мной через секретаря. Клянусь, Джози, я перезвоню тебе в течение десяти минут…
Джози опустилась на стул и закрыла глаза. Хотя сама она до вечера уходила в школу, ей почему-то представлялось, что мама будет сидеть дома и ждать ее. Разве не глупо? Так ведь никогда раньше не было. Почему же теперь она, Джози, ожидала перемен? «Потому, – шепнул ей внутренний голос, – что все остальное изменилось».
– Я перестроила свой график так, чтобы забирать тебя после занятий. А если возникнет какая-то проблема…
– Знаю. Звонить секретарю.
Алекс села напротив дочери:
– Милая, чего ты ждала?
Джози подняла глаза:
– Ничего. Я давно перестала ждать. У тебя блины подгорают. – С этими словами она вышла из кухни и направилась в свою комнату, где зарылась головой в подушку.
Джози не знала, что с ней не так. Может, после случившегося у нее внутри поселились два человека? Маленькая девочка, которая не переставала надеяться, что все это был только сон, и реалистка, которая не находила себе места от боли и срывала злобу на всех, кто попадался под руку. При этом Джози не знала, какое из двух «я» возьмет верх в данный момент.