Алекс пролистала атлас, который Джози сделала в первом классе (все континенты раскрашены, странички заламинированы), просмотрела ее старые табели, надела на запястье резинку для волос. На дне коробки лежал листок, на котором корявым детским почерком было написано: «Дарагая мама я тибя очен люблю! Чмоки!» Алекс потрогала буквы пальцами. Интересно, почему Джози в свое время не отдала ей эту открытку? Долго ждала праздника, а потом забыла? Или из-за чего-то разозлилась?
Алекс встала, бережно водрузила коробку на место и, повесив юбку на руку, вернулась в свою комнату. Она знала: другие родители чаще всего роются в вещах своих детей, ища презервативы или наркотики. А она сама, Алекс, просто хотела прикоснуться к тому, что прошло мимо нее.
Один из недостатков холостяцкой жизни заключался для Патрика в том, что ему всегда было жалко времени на приготовление нормальной еды. Зачем возиться со свежими продуктами, кастрюльками и сковородками, если ел он один, стоя у раковины, и все равно никто бы не сказал ему: «Какая вкуснотища, Патрик! Где ты взял рецепт?»
Свое питание он организовал по-научному четко: по понедельникам покупал пиццу, по вторникам – что-нибудь в «Сабвее», по средам заказывал еду в китайском ресторане, в четверг готовил себе суп, в пятницу приносил бургер из бара, где пил пиво после работы, в выходные доедал то, чем питался в будни. Есть в одиночестве было, конечно, грустно (есть ли фраза печальнее, чем «мясное ассорти на одного»), но благодаря регулярному посещению одних и тех же заведений Патрик обзавелся кое-какими знакомыми и не чувствовал себя совершенно одиноким. Сэл из пиццерии бесплатно давала ему чесночные булочки как постоянному клиенту. А парень из «Сабвея» при появлении Патрика сразу же выкрикивал: «Итальянскую индейку с сыром, майонезом, оливками и маринованными огурчиками!» – и они пожимали друг другу руки.
Сегодня была среда. Патрик сидел в «Золотом драконе» и ждал, когда будет готов его обед навынос. Он посмотрел, как Мэй передает его заказ на кухню (и зачем только производят такие огромные сковороды вок?), затем перевел взгляд на висевший над баром телевизор: начинался бейсбольный матч с участием «Ред сокс». За стойкой сидела какая-то женщина. В ожидании своего напитка она методично надрывала по периметру салфетку.
Даже глядя на нее со спины, детектив Дюшарм благодаря своим профессиональным навыкам мог многое о ней сказать: во-первых, что у нее классная задница, во-вторых, что такие роскошные волосы следует распускать по плечам, а не скручивать в тугой узел. Бармен, кореец по имени Спайк[22] (после первой бутылки «Циндао» это начинало казаться Патрику забавным), налил даме в бокал «Пино нуар» – это свидетельствовало о вкусе, соответствующем определенному положению в обществе. Очевидно, она считала, что разноцветные напитки с бумажными зонтиками ей не положены по статусу.
Патрик подошел и, протянув Спайку двадцатку, сказал:
– Я угощаю.
Женщина обернулась, и Патрик на секунду прирос к полу, не понимая, как эта таинственная незнакомка могла оказаться судьей Кормье. Ему вспомнилась ситуация из школьного прошлого: он увидел на парковке симпатичную девушку и мысленно внес ее в свой потенциальный донжуанский список, а потом узнал в ней маму одноклассника.
Судья Кормье забрала двадцатидолларовую бумажку у бармена и вернула Патрику:
– Вы не можете меня угощать.
– Ну тогда вы угостите меня, – сказал Патрик, садясь на соседний стул.
– Это тоже невозможно. – Она огляделась по сторонам. – Полагаю, нам с вами вообще нежелательно разговаривать на людях.
– Если не считать карпов в аквариуме возле кассы, то свидетелей нет. Думаю, вы в безопасности. Кроме того, мы ведь только разговариваем, причем не о деле. Вы ведь еще не разучились разговаривать вне зала суда?
– А что вы, собственно, здесь делаете? – спросила Алекс, беря свой бокал.
Патрик понизил голос:
– Мы собираемся накрыть китайскую мафию с крупной партией наркотиков. Они импортируют опиум-сырец в сахарных пакетиках.
Глаза Алекс расширились.
– Правда?
– Была бы правда, я бы вам не сказал, – улыбнулся Патрик. – На самом деле я просто заказал еду навынос и жду. А вы?
– У меня назначена встреча.
До этого момента Патрик не понимал, что получает удовольствие от общества судьи Кормье. Ему нравилось выводить ее из равновесия, что, кстати, было совсем не трудно. Она напоминала ему великого и могучего волшебника из страны Оз: много рева, и свиста, и звона колокольчиков, а отдернешь занавес – там обычная женщина. С классной задницей. Патрик почувствовал, как кровь прихлынула к лицу.
– Счастливая семья… – сказал он.
– Что, простите?
– Так называется блюдо, которое я заказал. Я просто пытался помочь вам возобновить светскую беседу.
– Вы заказали всего одно блюдо? Обычно люди, которые приходят в китайский ресторан, этим не ограничиваются.
– Меня дома дети не ждут.
Алекс провела пальцем по краю бокала:
– У вас нет детей?
– Я не женат.
– Почему?
Патрик покачал головой и слегка улыбнулся:
– Мне это ни к чему.
– Боже мой! – воскликнула судья Кормье. – Хорошо же она вас обработала!
У Патрика отвисла челюсть. Неужели у него все написано на лбу?
– Боюсь, с такими аналитическими способностями вы отнимете у меня хлеб, – рассмеялся он.
– Это женская интуиция.
– Из вас вышел бы отличный полицейский. – Взгляд Патрика упал на ее руку, на которой не было кольца. – А сами вы почему не замужем?
– Мне это ни к чему, – его словами ответила Алекс.
Некоторое время она молча пила вино, а Патрик барабанил пальцами по стойке, наконец он сказал:
– У нее уже была семья.
– У него тоже, – призналась Алекс, отодвигая пустой бокал, и, когда Патрик к ней повернулся, посмотрела ему прямо в глаза.
Ее собственные глаза были серые, как сумерки, как серебряные пули, как конец зимы, как тот цвет, который заливает небо, когда молния режет его пополам. Раньше Патрик этого не замечал и вдруг понял почему:
– Вы сегодня без очков.
– Я рада, что покой жителей Стерлинга оберегает такой наблюдательный полицейский.
– Обычно вы носите очки.
– Только на работе. Они нужны мне для чтения.
«А когда я тебя вижу, ты почти всегда на работе», – подумал Патрик. Видимо, до сих пор он не замечал, насколько Алекс привлекательна, потому что в его присутствии она бывала в прямом и переносном смысле застегнута на все пуговицы. А сегодня он увидел ее за барной стойкой, и судья Кормье показалась ему похожей на оранжерейный цветок. И вместе с тем очень… человечной.
– Алекс! – вдруг донеслось откуда-то сзади.
Мужчина, окликнувший Алекс, имел щеголеватый вид: хороший костюм, дорогие ботинки, седины на висках не больше, чем нужно, чтобы выглядеть солидно. В общем, типичный успешный адвокат. Наверняка богат и разведен. Засиживается за работой допоздна и, перед тем как заняться любовью, говорит об уголовном кодексе. Засыпает на своей половине, а не крепко обняв… «Боже правый! – одернул себя Патрик, опустив глаза. – Куда это меня понесло? Какое мне дело до того, с кем встречается судья Кормье? Даже если она встречается с мужчиной, который почти годится ей в отцы».
– Уит, – сказала Алекс, – я так рада!
Она поцеловала своего друга в щеку и, не выпуская его руки, повернулась к Патрику:
– Уит, это детектив Патрик Дюшарм. Патрик, это Уит Хобарт.
Хорошее, крепкое рукопожатие Уита только еще сильнее взбесило Патрика. Ему было интересно знать, что еще судья о нем скажет. Хотя что она, собственно, могла сказать? Старыми друзьями они не были. Правда, оба имели отношение к делу Хоутона, но по этой причине им, строго говоря, вообще не полагалось общаться. Патрик понял, что именно эту мысль Алекс и пыталась до него донести.
Из кухни вышла Мэй с бумажным пакетом, аккуратно запечатанным степлером:
– Пожалуйста, Пэт. Ждем вас на следующей неделе.
Патрик физически ощутил на себе взгляд Алекс.
– Счастливая семья, – сказала она и в качестве утешительного приза наградила его едва заметной улыбкой.
– Приятно было встретить вас, Ваша честь, – вежливо попрощался он и, выходя, так распахнул двери, что створки ударились о стену снаружи. Не успев дойти до машины, он понял, что больше не голоден.
Главным событием, которое освещалось в одиннадцатичасовом выпуске местных новостей, было слушание в главном суде первой инстанции, на котором решался вопрос об отстранении судьи Кормье от дела Хоутона. Джордан с Селеной лежали в темноте, прижимая к животам миски с кукурузными хлопьями, и смотрели, как мать парализованной девочки плачет в камеру:
– Никто не думает об интересах наших детей! Если все скомкается из-за какой-то юридической ерунды… второй раз они этого не перенесут!
– Питер тоже, – сказал Джордан.
Селена отложила ложку:
– Кормье будет судьей по этому делу, даже если ей придется ползти к кафедре на четвереньках.
– Да, а найти того, кто выстрелит ей в коленную чашечку, я вряд ли смогу.
– Давай смотреть на вещи оптимистично. Показания Джози не могут ничем навредить Питеру.
– Господи! Точно! – Джордан сел так резко, что молоко выплеснулось на одеяло, и поставил миску на прикроватную тумбочку. – Это гениально!
– Да что гениально-то?
– Диана не может вызвать Джози как своего свидетеля, поскольку в ее показаниях нет ничего полезного для обвинения. Но мне-то ничто не помешает сделать ее свидетельницей защиты!
– Включить дочку судьи в наш список? Шутишь?
– Нет, я серьезно! Джози дружила с Питером, а друзей у него всегда было мало. Все по-честному.
– Но ты же не хочешь на самом деле…
– Конечно, я не буду использовать ее показания. Но прокурору об этом знать не обязательно. – Джордан улыбнулся. – Как, впрочем, и судье.
Селена тоже отставила свою миску в сторону:
– Если ты включишь Джози в свой список свидетелей, то Кормье придется отказаться от рассмотрения этого дела.