– На вот, – она протянула ему ведро, – помоги мне.
Питер стал пригоршнями бросать зерна на землю:
– Можно тебя кое о чем спросить?
– Конечно.
– Это правда, что ты первая пригласила папу на свидание?
Лейси улыбнулась:
– Если бы я этого не сделала, мне бы, наверное, пришлось ждать целую вечность. У твоего отца множество достоинств, но умение понимать намеки в их число не входит.
Лейси встретила Льюиса на митинге в поддержку легализации аборта. Прекрасно зная, какое счастье женщина может найти в материнстве, она была реалисткой. Ей много раз приходилось видеть мам, слишком молодых, слишком малообеспеченных или слишком обремененных другими заботами, чтобы с достаточно высокой степенью вероятности обеспечить новорожденному счастливую жизнь. Поэтому в тот день она пришла вместе с подругой к зданию законодательного собрания в Конкорде, на ступенях которого уже стояла группа женщин с плакатами: «Мы не за аборт, мы за право выбора!»
Оглядев митингующих, Лейси, к своему удивлению, обнаружила среди них, в самой гуще толпы, одного мужчину. В хорошем костюме, при галстуке, он выглядел совершенно не так, как обычно выглядят оппозиционно настроенные молодые люди. «Ух ты!» – подумала Лейси, пробираясь к нему. «Вы здесь в первый раз?» – спросила она. «Да, в первый», – ответил он. «И я тоже», – сказала она.
Вскоре их разделил поток прибывших на митинг. Одну страницу из той стопки, которую держал Льюис, сдуло ветром. Лейси поймала лист и хотела отдать, но толпа помешала. По отверстиям, оставленным дыроколом, можно было заключить, что это титульная страница какой-то работы. Название навевало сон: «Распределение ресурсов, выделяемых штатом Нью-Гэмпшир на образование. Критической анализ». Зато ниже был указан автор: «Льюис Хоутон, колледж Стерлинга, факультет экономики».
Лейси позвонила Льюису и сказала, что готова вернуть ему лист. Он сказал, что это не обязательно (можно напечатать заново).
– И все-таки я должна вернуть вам эту страницу, – настаивала она.
– Зачем?
– Чтобы вы за обедом объяснили мне, в чем суть вашей работы.
Когда они встретились в суши-баре, Лейси узнала, что ни в каком митинге Льюис участвовать не собирался: он просто пришел на прием к губернатору.
– Как же ты сказала ему, – спросил Питер, – что он тебе нравится?
– Насколько я помню, на третьем свидании я просто схватила его за грудки и поцеловала. Может быть, я сделала это только для того, чтобы он заткнулся. А то он все болтал и болтал про беспошлинную торговлю. – Лейси оглянулась через плечо и вдруг поняла, почему сын стал расспрашивать ее обо всем этом. – Питер, – сказала она, невольно расплываясь в улыбке, – тебе кто-то нравится?
Питер так покраснел, что и без ответа все стало ясно.
– Ты не скажешь, как ее зовут?
– Нет, – произнес он с нажимом.
– Ну и не надо. – Лейси взяла его под руку. – Ах, как я тебе завидую! Первые месяцы, когда вы только друг о друге и думаете, – это ни с чем не сравнится… То есть любовь, конечно, во всех своих проявлениях прекрасна… но влюбленность…
– У меня все не так, – сказал Питер. – У меня это односторонне.
– Наверняка она просто нервничает, как и ты.
Питер скорчил гримасу:
– Мама, она даже не замечает, что я существую. Я не… не принадлежу к ее компании.
Лейси посмотрела на сына:
– Тогда твоя первая задача – изменить эту ситуацию.
– Как?
– Найди повод заговорить с ней. Может быть, там, где ее друзей обычно не бывает. И попытайся сделать так, чтобы она увидела тебя с какой-нибудь новой стороны.
– С какой, например?
– С внутренней. – Лейси похлопала Питера по груди. – Если расскажешь ей о своих чувствах, ее реакция может тебя удивить.
Питер опустил голову и пнул снежный ком у себя под ногами. Потом застенчиво поднял глаза:
– Правда?
Лейси кивнула:
– У меня получилось именно так.
– Ладно, – сказал Питер. – Спасибо.
Он вернулся в дом. Проводив его взглядом, Лейси снова переключила внимание на оленей. Кормить их нужно было, пока снег не растает. Если уж начал о ком-то заботиться, нужно продолжать, а то сделаешь только хуже.
Джози и Мэтт лежали на полу в гостиной, почти голые. От него пахло пивом, от нее, наверное, тоже. В гостях у Дрю они оба выпили – не очень много, но достаточно, чтобы сознание слегка затуманилось и чтобы прикосновение знакомых рук вызывало ощущение пожара во всем теле.
Джози, как в тумане, медленно кружилась в приятном знакомом танце. Вот первый поцелуй – короткий. Вот второй – более долгий и жадный. Вот рука Мэтта расстегнула на ней лифчик. Лениво распластавшись под ним, как безвольная добыча, она позволила стащить с себя джинсы. Но потом Мэтт вдруг сделал не то, что обычно делал: поцеловал ее еще раз – аж до боли. Она попыталась его отстранить, издав приглушенный стон.
– Расслабься, – пробормотал Мэтт и укусил Джози за плечо.
Затем Мэт завел ее руки за голову и сильно сжал скрещенные запястья, а потом навалился на нее, и она почувствовала его эрекцию. Все шло не так, как всегда, но, честно говоря, ей это даже нравилось. Казалось, будто горячее сердце переместилось в низ живота и бьется между ног. Такого чувства Джози еще никогда не испытывала. Она царапнула Мэтта ногтями по спине, прижимая его к себе.
– Да, – простонал он и, раздвинув ей бедра, резко в нее вошел.
Толчки были такими сильными, что, пытаясь выползти из-под него, Джози натерла себе ляжки о ковер.
– Погоди, – говорила она, но Мэтт, зажав ей рот, налегал все сильнее и сильнее, пока она не почувствовала, как он кончил.
Горячая липкая сперма пролилась на ковер. Мэтт взял лицо Джози обеими руками, и она увидела, что он плачет:
– Черт подери, как же сильно я тебя люблю!
– Я тоже тебя люблю, – отвернувшись, произнесла Джози.
Еще минут десять она полежала в его объятиях, а потом сказала, что устала и пойдет спать. Поцеловав на прощание Мэтта у входной двери, она прошла на кухню, взяла средство для чистки ковров и принялась тереть мокрое пятно, молясь о том, чтобы следа не осталось.
# include ‹stdio.h›
main ( )
{
int time;
for (time=0; time‹infinity (1) ; time ++)
{ printf (“I love you|n”); }
}
Питер выделил текст и удалил его. Ему казалось, что это круто – открыть электронное письмо и увидеть надпись: «Я тебя люблю» во весь экран, но он не знал, не покажется ли это кому-нибудь (кому-то, кто ни фига не смыслит в программировании на языке С++) просто странным.
Электронную почту он выбрал потому, что при таком способе общения ему не пришлось бы переживать отказ публично. Только вот мама советовала выразить свои чувства, а он не очень-то ладил со словами. Иногда он просто думал о том, как легко и естественно Джози двигается, вспоминал, как развевались ее волосы, когда она облокачивалась на открытое окно машины, воображал, будто за рулем этой машины он сам.
«Мой путь был бесцельным, пока я не доехал до Т-образного перекрестка», – написал Питер и снова, застонав, удалил. Получилось тупо, как на открытке. Даже хуже: на открытке такого бы никто не напечатал. «Что бы я хотел сказать ей, если бы кишка не была тонка?» – спросил он себя и занес руки над клавиатурой.
Я знаю, ты не думаешь обо мне.
И ты никогда не представляла нас вместе.
Но может быть, арахисовое масло было просто арахисовым маслом до того, как кто-то додумался совместить его с желе. А еще была просто соль, но перец усилил ее вкус. А какой смысл в хлебе без масла?
«Черт, что это еще за кулинарная книга?!»
Сам по себе я совершенно обыкновенный. Но может, вместе с тобой я стал бы особенным?
Над завершающей фразой тоже пришлось помучиться. Написать «твой друг Питер Хоутон»? Строго говоря, это было бы неправдой. «Искренне твой Питер Хоутон»? Это правдиво, но как-то избито. Оставалось только написать очевидное:
С любовью, Питер Хоутон.
Он перечитал написанное и, не успев себя остановить, нажатием клавиши «Enter» отправил свое сердце Джози Кормье.
Кортни Игнатио маялась от скуки.
Они с Джози, конечно, дружили и все такое, но делать было совершенно не фиг. Они уже посмотрели на DVD три фильма с Полом Уокером, залезли на сайт сериала «Остаться в живых», где нашли биографию горячего парня, игравшего Сойера, прочитали все номера «Космополитена», еще не сданные в макулатуру. Однако по «Хоум бокс офис» ничего интересного не показывали, шоколад в холодильнике закончился, а в колледже Стерлинга не намечалось вечеринки, на которую можно было бы тайком проникнуть. Уже вторую ночь подряд Кортни ночевала в доме Кормье, поскольку ее заумный старший брат увез родителей в захватывающий тур по престижным университетам Лиги плюща на Восточном побережье. Кортни положила себе на живот плюшевого бегемотика и хмуро посмотрела в его глаза-пуговки. Она пыталась вытянуть из Джози подробности последней ночи с Мэттом, но та не ответила даже на самые главные вопросы: большой ли у Мэтта член и умело ли он им пользуется? И вообще, набросилась на нее, словно Хилари Дафф, и сделала вид, будто никогда не слышала слова «секс».
Сейчас Джози принимала душ. Слыша, как в ванной бежит вода, Кортни повернулась на бок и принялась разглядывать фотографию Джози с Мэттом. Немудрено возненавидеть Джози, когда Мэтт, этот супербойфренд, не спускает с Джози глаз на вечеринках, боясь далеко отойти, а перед сном звонит ей и желает спокойной ночи, даже если они расстались полчаса назад. Накануне Кортни лично это слышала. Она, Кортни, ходила на свидания с несколькими парнями из хоккейной команды, но Мэтт отличался от них тем, что он действительно предпочитал проводить время с Джози, а не с кем-нибудь еще. И все-таки Кортни почему-то не завидовала своей подруге. Может, дело было в выражении лица Джози, которое иногда сползало, словно маска или цветные контактные линзы, и в такие минуты проглядывало то, что скрывалось под этой маской. Даже если их с Мэттом пара и правда была самой крепкой во всей старшей школе Стерлинга, то не потому ли Джози держалась за Мэтта, что без него не знала, кто она такая?