Зеркала в камере не было, но Питер предполагал, что теперь он выглядит как нормальный человек. Если бы его в таком виде выпустили на многолюдную нью-йоркскую улицу или на трибуну футбольной арены, никто бы не стал на него оборачиваться. Никто бы не заподозрил, что под этим египетским хлопком и дорогой шерстью скрывается нечто неожиданное. Словом, все стало бы как раньше.
Перед тем как выйти из камеры, Питер заметил, что в этот раз ему не дали пуленепробиваемого жилета. Вряд ли людей, которые его ненавидели, стало меньше. Наверное, тюремное начальство просто недоглядело. Питер раскрыл рот, чтобы спросить об этом надзирателя, но передумал.
Может, впервые в жизни ему повезло.
Алекс оделась как на работу. Она и правда шла не развлекаться, только обязанности судьи были возложены не на нее. Сегодня ей впервые в жизни предстояло сидеть в зале суда в качестве гражданского лица. «Придет ли та мать, – подумала она, – которая подняла крик на предъявлении обвинений?»
Алекс понимала, что ей будет тяжело выслушивать подробности происходящего и понимать, каким высоким был для нее риск потерять Джози. Алекс перестала притворяться, будто вникает в детали только по долгу службы. На самом деле не вникать было нельзя, ведь однажды Джози все вспомнит и ей понадобится поддержка. Тогда, шестого марта, Алекс не оказалось рядом с дочерью, но теперь она все с ней разделит.
Джози, в юбке и блузке, уже сидела за кухонным столом.
– Я тоже иду, – объявила она, как только мать спустилась.
У Алекс возникло ощущение дежавю: в свое время Джози так же решительно вознамерилась пойти на предъявление обвинений, только казалось, что с тех пор прошло сто лет, – так сильно они обе изменились. Сегодня Джози числилась в свидетелях, но повестку в суд не получила, значит присутствовать ей было незачем.
– Я знаю, что в сам зал мне нельзя, но ведь Патрику тоже?
В прошлый раз, когда Джози просилась в суд, Алекс наотрез отказала. Сейчас она села напротив и спросила:
– Ты представляешь себе, как это будет? Много журналистов с камерами. Ребята в инвалидных креслах. Родители погибших и раненых. Наконец, сам Питер.
Джози тяжело опустила взгляд, словно камень уронила:
– Ты опять пытаешься меня не пустить.
– Я просто не хочу, чтобы ты страдала.
– Страдать пришлось другим, а я уцелела, – возразила Джози. – Именно поэтому и должна идти.
Пять месяцев назад Алекс приняла решение за дочь. Теперь ей стало ясно, что Джози в состоянии решать сама.
– Жди меня в машине, – ответила Алекс тихо.
С трудом дождавшись, когда за Джози закроется дверь, она бегом бросилась наверх, в ванную, и ее стошнило.
Она боялась, что, пережив все заново, дочь испытает такое потрясение, от которого не сможет восстановиться. И ей, матери, опять не удастся защитить своего ребенка. Алекс положила голову на прохладный фаянсовый бортик ванны. Потом встала, почистила зубы, плеснула в лицо холодной водой и поспешила к машине, где ее ждала Джози.
Задержавшись дома из-за няни, которая явилась с опозданием, Джордан с Селеной подъехали к зданию суда в последний момент, и им пришлось пробиваться сквозь толпу, собравшуюся на ступенях. Этого Селена ожидала, но не ожидала, что так много будет журналистов с телеаппаратурой и просто зрителей, в предвкушении потасовки держащих над головой телефоны с включенными камерами.
Джордану сегодня досталась роль злодея. Почти все зрители были из Стерлинга, а поскольку Питера везли по подземному тоннелю, его адвокату приходилось принимать народный гнев на себя.
– Как вы можете спать по ночам? – прокричала какая-то женщина.
А кто-то стоял с табличкой: «Смертную казнь в Нью-Гэмпшире еще никто не отменял».
– Да уж! – пробормотал Джордан. – Чувствую, будет весело.
– Ты все сделаешь как надо, – ответила Селена.
Он не собирался останавливаться и тем не менее остановился, когда увидел мужчину, держащего плакат с двумя большими фотографиями: девочки-дауна и симпатичной женщины. Селена узнала в них Кейтлин Харви и ее маму. Внизу была надпись: «Девятнадцать минут». Джордан посмотрел мужчине в глаза. Селена знала, что ее муж сейчас думает: у него тоже есть жена и ребенок, с ним тоже могло такое произойти.
– Мне жаль, – пробормотал он.
Селена взяла его под руку и потащила вверх по ступеням. Ближе к дверям расположилась другая группа. Это были люди в ярко-желтых футболках с какой-то аббревиатурой на груди. «Питер, ты не один! Питер, ты не один!» – скандировали они. Джордан нагнулся к Селене:
– Это еще что такое?
– Американская ассоциация жертв травли.
– Да ладно! Такая и правда существует?
– В твоих интересах в это поверить, – ответила Селена.
Впервые с тех пор, как они сели в машину, чтобы ехать в суд, Джордан слегка улыбнулся:
– И ты их для нас откопала?
Селена сжала его руку:
– Поблагодаришь потом.
Клиент выглядел так, будто с ним в любую минуту мог случиться обморок. Кивнув помощнику шерифа, Джордан вошел в камеру и сел на скамью.
– Дыши, – скомандовал он.
Питер наполнил легкие воздухом. Его трясло. Этого следовало ожидать. Перед каждым судом Джордан наблюдал у своих подзащитных такую реакцию. Даже самые закоренелые преступники начинали паниковать, когда решалась их судьба.
– Я кое-что принес тебе, – сказал Джордан, доставая из кармана очки.
Оправа была роговая, стекла толстые, как дно бутылки. Обычно Питер носил совершенно другие: проволочные, с тонкими линзами.
– У меня… – произнес он, и его голос оборвался, – у меня уже есть одни.
– Все равно возьми.
– Зачем?
– Эти заметнее, – объяснил Джордан. – Я хочу, чтобы ты выглядел как человек, которому зрение никогда в жизни не позволит застрелить десятерых.
Питер ухватился за металлический край лавки:
– Джордан, что со мной будет?
Иногда адвокаты врут клиентам – просто чтобы те продержались до конца разбирательства. Но сейчас Джордан почувствовал, что должен сказать правду:
– Не знаю, Питер. Перспективы у тебя, мягко говоря, не блестящие. Против тебя собрано очень много улик. Шансов добиться оправдания мало, но я постараюсь сделать все возможное. Хорошо? – (Питер кивнул.) – Твоя задача сидеть тихо и вызывать жалость.
Питер поник головой, лицо искривилось. «Да-да, вот так», – подумал Джордан и вдруг понял, что его клиент плачет.
Он встал и подошел к решетке. Слезы подзащитных тоже были ему не в диковину. Обычно, перед тем как идти в зал суда, он ненадолго оставлял человека одного, чтобы тот мог выплакаться. Эмоции были не его делом, а ничто, кроме дела, его не касалось. Но, слушая рыдания Питера, он уловил в этой горестной песне какую-то ноту, которая зацепила его за живое. Не успев понять, зачем он так поступает, Джордан снова сел на койку и обнял Питера. Мальчик обмяк, прислонившись к нему.
– Все будет хорошо, – сказал Джордан, надеясь, что не лжет.
Оглядев заполненный зал, Диана Ливен попросила пристава выключить свет и запустила со своего ноутбука презентацию. На экране за спиной судьи Вагнера появилось изображение школы: голубое небо, облачка, похожие на сахарную вату, развевающийся флаг, на парковке караван из трех детских автобусов. Диана выдержала пятнадцатисекундную паузу. В зале стало так тихо, что было слышно, как гудит компьютер стенографистки. «О боже! – подумал Джордан. – Мне это еще три недели терпеть».
– Так выглядела старшая школа Стерлинга шестого марта две тысячи седьмого года в восемь часов пятьдесят минут. Занятия только начались. Кортни Игнатио писала тест по химии. Уит Обермейер в приемной директора объяснял причину своего опоздания: у него сломалась машина. Грейс Мерто выходила из медкабинета, где ей дали таблетку тайленола от головной боли. Мэтт Ройстон и его лучший друг Дрю Жирар сидели на уроке истории. Эд Маккейб записывал на доске домашнее задание для своих учеников. Ни эти люди, ни другие ребята и преподаватели не подозревали, что шестое марта две тысячи седьмого года не будет обычным школьным днем. – Диана нажала на кнопку, и на экране появилось новое изображение: Эд Маккейб лежит на полу, из живота вываливаются кишки, плачущий подросток прижимает руки к огромной ране. – А вот так старшая школа Стерлинга выглядела шестого марта две тысячи седьмого года в десять часов девятнадцать минут. Эд Маккейб не успел дать детям задание, потому что Питер Хоутон, семнадцатилетний ученик этой школы, ворвался в здание с рюкзаком, в котором находилось четыре единицы огнестрельного оружия: два обреза и два полностью заряженных полуавтоматических пистолета девятимиллиметрового калибра.
– Джордан, – прошептал Питер, дергая своего адвоката за рукав.
– Не сейчас.
– Но меня стошнит…
– Глотай.
Диана вернула предыдущий слайд – идиллическую картинку:
– Я сказала вам, леди и джентльмены, что никто не знал, чем обернется для школы этот, казалось бы, обычный день. Но нет: один человек знал все. – Она подошла к скамье подсудимых и указала прямо на Питера, неподвижно смотревшего на собственные колени. – Утро шестого марта две тысячи седьмого года Питер Хоутон начал с того, что положил в свой синий рюкзак четыре единицы огнестрельного оружия плюс составные части самодельной бомбы плюс патроны, которых хватило бы для убийства ста девяносто восьми человек. Как следует из собранных нами улик, подъехав к зданию школы, Питер Хоутон установил взрывное устройство в машине Мэтта Ройстона, чтобы отвлечь от себя внимание. В момент взрыва он находился на крыльце и выстрелил в Зои Паттерсон. Затем, в вестибюле – в Алиссу Карр. По пути в кафетерий и в самом кафетерии – в Анджелу Флюг, Мэдди Шоу, которая погибла первой, и в Кортни Игнатио. Когда поднялась паника, пули получили Хейли Уивер, Брейди Прайс, Натали Зленко, Эмма Алексис, Джада Найт и Ричард Хикс. Потом, окруженный умершими, умирающими и плачущими, Питер… Знаете, что он сделал? Он сел за столик и стал есть из миски воздушный рис. – Диана подождала, пока информация не дойдет до сознания слушателей. – Подкрепив силы, Питер Хоутон взял пистолет и вышел из кафетерия. В коридоре его жертвами стали Джаред Вайнер, Уит Обермейер, Грейс Мерто и Люсия Ритолли, учительница французского, решившая вывести детей в безопасное место; в мужском туалете – Стивен Бабуриас, Мин Хорука и Тофер Макфи. В женском туалете Питер Хоутон убил Кейтлин Харви, после чего поднялся на второй этаж, где выстрелил в Эда Маккейба, учителя математики, Джона Эберхарда и Трея Маккензи. В спортзале его выстрелами были поражены Остин Прокиов, тренер Дасти Спирс, Ноа Джеймс, Джастин Фридман и Дрю Жирар. Наконец, в раздевалке обвиняемый убил Мэттью Ройстона, выстрелив в него дважды: сначала в живот, потом в голову. Вероятно, вы запомнили имя этого юноши: ему принадлежала машина, взорванная Питером Хоутоном в самом начале кровавого марафона. – Диана повернулась к присяжным. – Все это длилось девятнадцать минут, но собранные нами факты ука