Майкл Бич видел, как Зои Паттерсон вышла из комнаты, где находились свидетели. Там собралась пестрая компания: от лузеров, таких как сам Майкл, до популярных, таких как Брейди Прайс. Как ни странно, они не спешили разбиваться на привычные группки: в одном углу ботаники, в другом спортсмены и так далее. Нет, все просто сидели за одним длинным столом. Эмма Алексис, красивая девчонка, которая раньше всегда тусовалась с крутыми ребятами, а теперь была парализована ниже пояса, подъехала на своем кресле прямо к Майклу и попросила у него половину глазированного пончика.
– Что Питер сделал, когда вошел в спортзал? – спросила прокурор.
– Стал размахивать оружием, – ответил Майкл.
– Какое это было оружие?
– Маленький пистолет.
– Питер что-нибудь при этом говорил?
Майкл бросил взгляд в сторону адвоката:
– Он сказал: «Все качки сюда!»
– И что произошло?
– Один парень к нему побежал, как будто хотел сбить его с ног.
– Кто это был?
– Ноа Джеймс. Он… он был… из выпускного класса. Питер в него выстрелил, и он упал.
– Что было дальше? – продолжала прокурор.
Майкл сделал глубокий вдох и ответил:
– Питер сказал: «Кто следующий?» – и тогда мой друг Джастин потащил меня к двери.
– Вы с Джастином давно дружили?
– С третьего класса.
– Что произошло после того, как Питер сказал те слова?
– Он, видимо, заметил какое-то движение, развернулся и начал стрелять.
– Вы были ранены, Майкл? – (Майкл плотно сжал губы и помотал головой.) – А в кого попала пуля? – мягко спросила Диана.
– Когда началась стрельба, Джастин был впереди меня. И вдруг он… он упал. Полилась кровь, и я попытался ее остановить: прижал руки к ране на животе, как делают в кино. В этот момент я ни на кого, кроме Джастина, не обращал внимания и вдруг почувствовал, что к моей голове приставлен пистолет.
– Что произошло?
– Я закрыл глаза. Я думал, он убьет меня.
– А потом?
– Послышался шум. Когда я открыл глаза, он достал из пистолета одну штуку с пулями и вставил другую.
Прокурор подошла к столу и подняла руку, в которой был пистолетный магазин. От одного вида этого предмета Майкл содрогнулся.
– Вот это он вставил в пистолет? – спросила миз Ливен.
– Да.
– Рассказывайте, пожалуйста, дальше.
– Он не выстрелил в меня, – сказал Майкл. – Трое ребят побежали через зал в раздевалку, он побежал за ними.
– А Джастин?
– Я смотрел на его лицо, пока он умирал, – прошептал Майкл.
С тех пор первым, что Майкл видел, просыпаясь, и последним, что он видел, засыпая, был тот момент, когда свет в глазах Джастина погас. Оказалось, человек умирает не постепенно. Это происходит в одну секунду, как будто кто-то быстро задергивает штору.
Прокурор подошла поближе:
– Майкл, вы нормально себя чувствуете? – (Он кивнул.) – Вы с Джастином отличались спортивными достижениями?
– Скорее, наоборот, – признался Майкл.
– Вы пользовались популярностью среди одноклассников?
– Нет.
– Вас и Джастина когда-нибудь обижали в школе?
Впервые за все это время Майкл посмотрел на Питера Хоутона:
– А кого не обижали?
Ожидая, когда ее позовут высказаться в защиту сына, Лейси вспомнила момент, когда впервые поняла, что собственного ребенка можно ненавидеть. В тот день Льюис пригласил на ужин известного экономиста из Лондона, и Лейси взяла выходной, чтобы сделать уборку. Как акушерка, она всегда отличалась ловкостью, аккуратностью и добросовестностью, но из-за большой занятости на работе образцовой хозяйкой не была: туалеты вычищались нерегулярно, под шкафами и диванами скапливалась пыль. Обычно ее это не беспокоило: дескать, когда у дома жилой вид, это уютнее, чем стерильная чистота. Но если приходили гости, включалось тщеславие.
Тем утром Лейси успела встать, приготовить завтрак и прибраться в гостиной, прежде чем Питер, учившийся в десятом классе, вошел в кухню и, дымясь от гнева, плюхнулся на стул.
– У меня закончилось чистое белье! – заявил он.
Вообще-то, в доме действовало такое правило: твоя бельевая корзина заполнилась – возьми и постирай. Лейси не загружала Питера работой по хозяйству, и это единственное требование казалось ей вполне разумным.
– Возьми что-нибудь папино, – сказала она.
Он с отвращением отверг это предложение, и тогда Лейси решила: «Пускай разбирается сам. У меня других дел по горло».
Обычно она позволяла Питеру разводить в комнате какой угодно беспорядок, но в тот день все-таки не смогла пройти мимо его корзины для белья. «Мальчик в школе, а я так и так посвятила день домашнему хозяйству. Ладно уж, сделаю это за него», – подумала Лейси, и к моменту возвращения сына с занятий она умудрилась не только пропылесосить ковры, натереть полы, приготовить обед из четырех блюд и привести кухню в порядок, но и трижды загрузить стиральную машину его бельем. Все было выстирано, высушено, рассортировано и разложено стопками на кровати: отдельно штаны, отдельно футболки, отдельно трусы. Оставалось только вернуть все это в шкаф и ящики комода.
Питер пришел домой хмурый, как туча, и прямиком протопал к себе наверх. Лейси в этот момент сидела, по локоть запустив руку в унитаз, и орудовала щеткой. Было бы неплохо, если бы работу, которую она проделала, заметили, но вместо благодарности она услышала стон:
– О господи! Мне что, теперь все это убирать? – Питер так хлопнул дверью своей спальни, что стены содрогнулись.
У Лейси потемнело в глазах: она пошла навстречу своему донельзя избалованному сыну, сделав вместо него его работу, и вот как он ее благодарит?! Сняв резиновые перчатки и бросив их в раковину, Лейси решительно поднялась по лестнице и распахнула дверь в комнату Питера:
– В чем проблема?
Он гневно уставился на мать:
– В чем проблема? Посмотри на этот бардак!
У Лейси внутри как будто что-то щелкнуло и загорелось.
– Бардак? – повторила она. – Весь бардак я за тебя убрала. Хочешь посмотреть, что такое бардак на самом деле?
Одним движением руки Лейси разрушила пирамиду сложенных футболок. Потом швырнула на пол трусы, а штанами запустила в компьютер, опрокинув башню из компакт-дисков, которые, переливаясь, рассыпались по всей комнате.
– Ненавижу тебя! – крикнул Питер.
– Я тебя тоже! – не задумываясь, ответила Лейси.
А потом она вдруг поняла, что они с сыном теперь одного роста. Она ругалась с ребенком, чьи глаза находятся на одном уровне с ее глазами. Попятившись, Лейси вышла и почти сразу расплакалась, как только Питер захлопнул за ней дверь. Конечно же, она сказала это сгоряча. На самом деле она его любила. Просто то, как он повел себя по отношению к ней, вызвало у нее прилив гнева, похожего на ненависть. Лейси постучала, он не ответил.
– Питер, – произнесла она, – Питер, мне жаль, что я так сказала.
Она прислонилась ухом к двери, но ничего не услышала. Тогда она спустилась на первый этаж, дочистила туалет, а потом весь вечер двигалась как зомби: подавала ужин и обменивалась с английским профессором какими-то репликами, не вникая в то, что говорит. Питер к столу не вышел, и до конца дня она его не видела, а на следующее утро пришла будить. В комнате был наведен идеальный порядок: одежда сложена и убрана по местам, постель застелена, пирамида из дисков выстроена заново. Самого Питера не было.
Когда Лейси спустилась, он сидел за кухонным столом и ел хлопья. Они оба предпочли не смотреть друг другу в глаза: почва между ними была еще слишком зыбкой. Лейси просто поставила перед ним стакан сока, он поблагодарил. Больше они никогда не возвращались к тому, что наговорили друг другу накануне. Лейси просто поклялась себе, что, как бы тяжело ей ни было с сыном-подростком, как бы эгоистично он себя ни вел и как бы ее ни обижал, она никогда не позволит себе испытать настоящую ненависть к собственному ребенку.
А теперь дети, которых он покалечил, давали показания в соседнем помещении, и Лейси надеялась, что ее успеют вызвать в зал суда прежде, чем она нарушит однажды данное себе обещание.
Сначала Питер не узнал эту девушку. Ее волосы были острижены, чтобы не мешали накладывать повязки. Лицо, собранное хирургами чуть ли не по кусочкам, покрывали шрамы. При помощи медсестры поднявшись по пандусу и усевшись на свидетельское место, она напомнила Питеру рыбу, которая только что очутилась в аквариуме и осторожно двигается по периметру, оценивая, насколько опасна новая среда обитания.
– Назовите, пожалуйста, свое имя для протокола, – попросила прокурор.
– Хейли, – тихо сказала девушка. – Хейли Уивер.
– В прошлом году вы учились в выпускном классе старшей школы Стерлинга?
Расплющенные губы девушки округлились, шрам на виске, напоминающий шов бейсбольного мяча, окрасился гневным красным цветом. Веки опустились, и по впалой щеке покатилась слеза.
– Я была королевой выпуска, – проговорила она и качнулась вперед, плача.
Питер почувствовал такую боль в груди, будто она вот-вот разорвется. Он подумал, что было бы неплохо умереть прямо сейчас, чтобы избавить всех от этих мучений. Поднять глаза он боялся: тогда ему пришлось бы снова увидеть Хейли Уивер.
Однажды в детстве Питер играл в мяч в родительской спальне и разбил прабабушкин флакон из-под духов. Мама, собрав и склеив осколки, сказала: «Я понимаю, что ты не нарочно», и поставила флакон обратно на трюмо. Потом каждый раз, заходя в эту комнату, Питер видел на стекле следы склеек и думал, что, если бы его тогда наказали, ему, наверное, было бы не так тяжело, как теперь, когда он видит эти шрамы.
– Мы ненадолго прервемся, – сказал судья Вагнер, и Питер опустил голову на стол: она стала такой тяжелой, что не было сил ее держать.
Свидетели защиты и свидетели обвинения дожидались своей очереди в разных помещениях. Отдельную комнату предоставили полицейским. Считалось, что все эти люди не должны общаться друг с другом, но, если человек выходил, чтобы купить себе кофе с пончиком, никто не возражал. Пользуясь этим, Джози сидела в кафетерии часами.