Краем глаза Диана увидела, как Джордан заерзал.
– Дерек, вы были в школе утром шестого марта две тысячи седьмого года?
– Да.
– Какой первый урок у вас был?
– Тригонометрия, повышенный уровень сложности.
– А второй?
– Английский.
– Куда вы пошли потом?
– Третьим уроком была физкультура, но у меня обострилась астма, и доктор дал мне освобождение. На английском я успел закончить работу еще до звонка, и меня отпустили. Я пошел к своей машине.
Диана кивнула:
– Где она стояла?
– За школой, на парковке для учеников.
– Покажите, пожалуйста, на этом плане, каким выходом вы воспользовались, чтобы покинуть здание.
Дерек протянул руку к стенду и указал на одну из задних дверей.
– Что вы увидели, когда вышли?
– Много автомобилей.
– А люди на парковке были?
– Был Питер, – сказал Дерек. – Он вроде бы доставал что-то с заднего сиденья своей машины.
– Что вы сделали?
– Подошел поздороваться. Спросил, почему он приехал в школу так поздно. А он распрямился и посмотрел на меня как-то странно.
– Странно? Что вы имеете в виду?
Дерек покачал головой:
– Не знаю. В первую секунду он как будто меня не узнал.
– Он вам что-нибудь сказал?
– Да: «Поезжай домой. Сейчас тут кое-что случится».
– Вас это не удивило?
– Немножко напомнило сериал «Сумеречная зона».
– Говорил ли вам Питер раньше что-нибудь подобное?
– Да, – тихо произнес Дерек.
– Когда?
Джордан, как Диана и ожидала, выразил протест, который судья Вагнер, как она надеялась, отклонил.
– За несколько недель до того, – ответил Дерек. – Когда мы в первый раз играли в «Прятки-кричалки».
– Что же он сказал?
Парень опустил глаза и пробормотал что-то себе под нос.
– Дерек, – Диана подошла ближе, – говорите, пожалуйста, погромче.
– Он сказал: «Когда это произойдет на самом деле, будет потрясно».
По залу пробежал ропот, как будто пронесся пчелиный рой.
– Вы поняли, что он имел в виду?
– Я подумал… я подумал, он пошутил, – сказал Дерек.
– А шестого марта на стоянке за школой вы видели, что Питер делал в своей машине?
– Нет… – Дерек прокашлялся. – Я только усмехнулся и сказал: «Да ну тебя, мне некогда».
– Что было дальше?
– Я взял в своей машине освобождение от физкультуры, вернулся в школу через ту же дверь и пошел к миссис Уайт, секретарю, чтобы зарегистрировать справку. Она разговаривала с девочкой, которой нужно было идти к ортодонту.
– А потом? – спросила Диана.
– Как только девочка ушла, мы с миссис Уайт услышали взрыв.
– Вы поняли, где он произошел?
– Нет.
– Рассказывайте, пожалуйста, дальше.
– Я посмотрел на экран компьютера миссис Уайт, – сказал Дерек. – На нем появилось сообщение.
– Какое?
– Там высветилось: «Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать!» – Дерек сглотнул. – Потом мы услышали хлопки, как будто кто-то одну за другой открыл много бутылок шампанского. Миссис Уайт схватила меня за рукав и потащила в кабинет директора.
– Там был компьютер?
– Да.
– Что было написано на экране?
– То же самое: «Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать!»
– Как долго вы пробыли в кабинете директора?
– Не знаю. Может, десять минут, а может, двадцать. Миссис Уайт пыталась вызвать полицию, но у нее не получилось. Что-то произошло с телефоном.
Диана повернулась к судейской скамье:
– Ваша честь, сейчас обвинение просит разрешения в полном объеме представить присяжным наше вещественное доказательство номер триста три.
Выкатили телевизор, подключенный к компьютеру, в который вставили диск. На экране появилась надпись: «Прятки-кричалки. Выбери первое оружие». Вышел мальчик, изображенный в технике трехмерной анимации. На нем были очки в роговой оправе и рубашка поло. Он оглядел предложенные ему арбалеты, автоматы «Узи», автоматы Калашникова, биологическое оружие. Взял один из автоматов, второй рукой потянулся за патронами. Его лицо было показано крупным планом: скобки на зубах, веснушки на носу, горячечный взгляд. Потом возникла надпись на синем фоне: «Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать!»
Мистер Макафи нравился Дереку. Во-первых, при самой заурядной внешности он умудрился жениться на обалденной красотке. Во-вторых, он был едва ли не единственным человеком в городе, кто жалел Питера, не будучи его родственником.
– Дерек, – сказал адвокат, – вы с Питером дружите с шестого класса, верно?
– Да.
– Вы проводили вместе много времени как в школе, так и за ее пределами.
– Да.
– Вы когда-нибудь видели, как другие ребята обижали Питера?
– Постоянно, – ответил Дерек. – Они обзывали нас педиками и гомиками, в раздевалке дергали за трусы и запихивали в шкафчики, в коридоре ставили нам подножки и так далее.
– Вы говорили об этом учителям?
– Раньше я пытался, но становилось только хуже. Меня били за то, что я стукач.
– А с Питером вы это обсуждали?
– Такие вещи обсуждать не хочется, – покачал головой Дерек. – Просто приятно, когда рядом есть кто-то, кто понимает.
– Как часто это происходило? Каждую неделю?
– Скорее, каждый день! – фыркнул Дерек.
– Обижали только вас двоих?
– Нет, были и другие.
– Кто приставал к вам особенно часто?
– Качки, – ответил Дерек. – Мэтт Ройстон, Дрю Жирар, Джон Эберхард…
– А девочки участвовали в травле?
– Да. Это были девчонки, которые смотрели на нас, как на жуков на лобовом стекле: Кортни Игнатио, Эмма Алексис, Джози Кормье, Мэдди Шоу.
– Что вы делали, когда вас хватали за грудки и придавливали к шкафчику? – спросил мистер Макафи.
– Высвободиться и дать сдачи мы не могли – не хватало сил. Оставалось только терпеть.
– Справедливо ли будет сказать, что те, кого вы перечислили: Мэтт, Дрю, Кортни, Эмма и компания, цеплялись к кому-то одному больше, чем к остальным?
– Да, – сказал Дерек. – К Питеру.
Адвокат сел, встала женщина-прокурор.
– Дерек, – заговорила она, – вы сказали, что вас тоже обижали.
– Да.
– Но при этом вы не помогали Питеру делать бомбу, чтобы взорвать чью-то машину?
– Нет.
– Вы также не помогали ему обрывать телефонные линии и взламывать школьные компьютеры, чтобы, когда начнется стрельба, никто не смог попросить о помощи?
– Нет.
– Вы не воровали оружие и не складировали его у себя в спальне?
– Нет.
Прокурор подошла на шаг ближе:
– И в отличие от Питера вы, Дерек, не пришли однажды в школу вооруженным и не стали методично, по заранее продуманному плану, убивать тех, кто особенно часто вас обижал?
Дерек повернулся к Питеру и, глядя ему прямо в глаза, сказал:
– Нет. Но иногда хотелось.
За годы работы акушеркой Лейси привыкла к тому, что время от времени ей встречались бывшие пациентки: в магазинах, в банке, на велосипедной дорожке. Они показывали ей своих малышей – теперь уже трех-, семи- или пятнадцатилетних. «Полюбуйтесь своей работой», – иногда говорили мамаши, как будто процесс появления ребенка на свет в какой-то мере влиял на то, кем он вырастет.
Встреча с Джози Кормье вызвала у Лейси противоречивые чувства. Пока длилось заседание, они играли в виселицу[24] – что, как Лейси отметила про себя, выглядело в данной ситуации довольно символично. Она знала эту девушку сначала новорожденной, потом маленькой девочкой, с которой Питер любил играть. В какой-то момент она всем нутром возненавидела ее – сильнее, чем мог возненавидеть он сам. Это произошло, когда Джози так жестоко от него отвернулась. Наверное, ту травлю, которой мальчик подвергался в средней и старшей школе, начала не Джози, но ведь она и не защитила его, а в глазах Лейси это уже было достаточно тяжкой провинностью.
И вот теперь оказалось, что из Джози Кормье выросла эффектная молодая женщина, которая держится спокойно, разговаривает вдумчиво и совсем не похожа на школьную элиту – пустых девчонок, вечно слоняющихся по «Нью-Гэмпшир-молл». Эти девицы всегда напоминали Лейси пауков – «черных вдов», вечно выискивающих, кого бы они могли уничтожить. К удивлению Лейси, Джози принялась вежливо расспрашивать о Питере: очень ли он нервничает? Тяжело ли ему в тюрьме? Не обижают ли его там?
– Напиши ему письмо, – предложила Лейси. – Уверена, он будет рад.
Но Джози отвела взгляд, и тогда Лейси поняла: девочка не столько интересуется Питером, сколько хочет сделать приятное ей, его матери.
Когда слушание приостановили до следующего дня, свидетелей распустили по домам при условии, что они не будут смотреть новости по телевизору, читать газеты и разговаривать о деле. Лейси, попрощавшись с Джози, решила зайти в туалет, пока Льюис отбивается от журналистов, наверняка столпившихся в вестибюле. Она уже вышла из кабинки и мыла руки, когда на пороге появилась Алекс Кормье.
Шум коридора проник в помещение вместе с ней, но оборвался, как только она закрыла за собой дверь. Взгляды двух бывших подруг встретились в зеркале.
– Лейси, – пробормотала Алекс.
Лейси выпрямилась и вытерла руки бумажным полотенцем. Она не знала, что сказать этой женщине. И не понимала, о чем умудрялась говорить с ней когда-то раньше.
У Лейси на работе, на подоконнике одного из служебных помещений, стоял паучник, который постепенно хирел до тех пор, пока секретарша не передвинула стопку книг, загораживавшую свет. Само растение она передвинуть забыла, и одна его половина, стремясь к солнцу, стала расти в сторону, что выглядело довольно противоестественно. Лейси и Алекс были как этот паучник: Алекс приняла новый курс, а Лейси нет. Она продолжала сохнуть и желтеть, увязая в паутине собственных благих намерений.
– Мне жаль, – сказала Алекс. – Жаль, что тебе приходится все это переживать.
– Мне тоже.
Алекс хотела сказать что-то еще, но, видимо, передумала. А Лейси вообще была не расположена к беседе. Она уже направилась к выходу, когда бывшая подруга все-таки окликнула ее: