Покинув свидетельское место, Патрик немного поговорил с Дианой о завтрашнем дне. Через открытую двустворчатую дверь зала суда он увидел репортеров, которым не терпелось заполучить в свое распоряжение кого-нибудь из разгневанных родителей. Патрик узнал маму Джады Найт – девочки, которая была ранена в спину, когда выбегала из кафетерия.
– Весь этот год, – сказала женщина, – моя дочка будет приходить в школу только к одиннадцати. Раньше она не может там находиться, не может слышать звонок на третий урок. Боится всего. Вся ее жизнь сломана, и наказание для Питера Хоутона должно быть соответствующим.
Если бы Патрик сейчас вышел, толпа журналистов наверняка набросилась бы на него как на единственного свидетеля, выступавшего в тот день. А ему совершенно не хотелось отдавать себя им на растерзание. Поэтому он присел на перила балюстрады, за которой располагались места для зрителей.
– Привет! – окликнули его.
Патрик обернулся, узнав голос Алекс.
– Почему ты все еще здесь?
Он думал, она, как накануне, поспешила на второй этаж, чтобы забрать Джози из комнаты свидетелей.
– А ты?
Он кивком указал на дверь, за которой столпились репортеры:
– Мне сегодня не хочется воевать.
Алекс подошла совсем близко и обняла его. Когда она уткнулась лицом ему в шею и прерывисто вздохнула, он почувствовал, как всколыхнулась его собственная грудь.
– Кому ты врешь? – сказала она.
У Джордана Макафи день не задался. Когда он выходил из дому, ребенок срыгнул на его костюм. Потом, из-за того что журналисты множились, как кролики, и на парковке не осталось мест, он опоздал в суд на десять минут. Судья Вагнер сделал ему замечание. Плюс ко всему Питер неизвестно почему перестал с ним разговаривать: изредка буркнет что-то – и все.
А задача перед Джорданом стояла нелегкая: сегодня он должен был допрашивать рыцаря в сверкающих доспехах, который ворвался в здание и обезвредил злодея с пистолетом. Роль адвоката выглядела на этом фоне не слишком эффектно.
– Скажите, детектив, – произнес Джордан, приближаясь к Патрику Дюшарму, – после того как вы осмотрели школу вместе с судмедэкспертом, вас направили обратно в отделение полиции?
– Да.
– Питера доставили туда же?
– Да.
– Его поместили в тюремную камеру с решеткой и замком?
– В камеру временного содержания, – поправил Дюшарм.
– На тот момент Питеру уже было предъявлено обвинение?
– Нет.
– Это произошло только утром следующего дня, верно?
– Верно.
– Где Питер провел ночь?
– В окружной тюрьме Графтона.
– Детектив, вы вообще разговаривали с моим подзащитным?
– Да, разговаривал.
– И о чем же?
Дюшарм сложил руки:
– Я предложил ему кофе.
– Он принял ваше предложение?
– Да.
– А о случившемся в школе вы его не расспрашивали?
– Я спросил его, что произошло.
– Какой ответ вы получили?
Детектив нахмурился:
– Он сказал, что хочет видеть мать.
– При этом он заплакал?
– Да.
– Он плакал все время, пока вы пытались его допрашивать, не правда ли?
– Правда.
– Вы спросили его о чем-нибудь еще?
– Нет.
Джордан сделал шаг вперед:
– Вы решили не брать на себя лишнего труда, потому что мой подзащитный был не в состоянии внятно отвечать.
– Я просто не задавал ему больше никаких вопросов, – произнес Дюшарм ровным голосом. – В каком он состоянии, я не знал.
– Итак, вы отвели ребенка, семнадцатилетнего мальчика, который плакал и просился к матери, обратно в вашу камеру временного содержания?
– Да. Но я сказал, что хочу помочь ему.
Джордан, посмотрев на присяжных, выдержал небольшую паузу:
– И что же Питер ответил вам?
– Он посмотрел на меня и сказал: «Это они начали».
Кертис Аппергейт уже двадцать пять лет занимался судебной психиатрической экспертизой. Он имел дипломы трех медицинских колледжей Лиги плюща, его толстым резюме запросто можно было бы подпирать дверь. При лилейно-белой коже он заплетал седые волосы в тугие косички на африканский манер и явился на заседание в яркой рубашке дашики. Диана не особо удивилась бы, если бы он назвал ее сестричкой, как обращаются к своим подружкам темнокожие жители бедных кварталов.
– На чем вы специализируетесь, доктор?
– Я работаю с подростками, склонными к насилию. Провожу судебную экспертизу, определяя, больны ли они, какова природа их заболевания и какое лечение необходимо. Я также излагаю суду свои соображения относительно того, в каком психическом состоянии подросток находился в момент совершения преступления. По заданию ФБР я участвовал в составлении обобщенного психологического портрета подростка, способного на массовое убийство. Материалом послужили сведения о трагедиях, произошедших в старшей школе Терстона, в школах «Рокори» и «Колумбайн», а также в колледже Падьюки.
– Когда вас привлекли к расследованию этого дела?
– В апреле.
– Вы ознакомились с досье Питера Хоутона?
– Да, – ответил Аппергейт, – я изучил все, что вы мне передали, миз Ливен: школьное личное дело, медицинскую карту, полицейские отчеты, стенограммы допросов, проведенных детективом Дюшармом.
– Что вы искали во всех этих материалах?
– Признаки психического заболевания, – сказал Аппергейт. – Медицинское объяснение его поведения. Психосоциальный конструкт, аналогичный тому, который я наблюдал у других преступников, совершавших массовые убийства в школах.
Обведя взглядом усталые скучающие лица присяжных, Диана спросила:
– Удалось ли вам в результате проведенного исследования с достаточно высокой степенью достоверности сделать вывод о психическом состоянии, в котором Питер Хоутон находился шестого марта две тысячи седьмого года?
– Да. – Повернувшись к присяжным, Аппергейт громко и с расстановкой произнес: – В тот момент, когда Питер Хоутон открыл стрельбу в старшей школе Стерлинга, он не страдал никаким психическим заболеванием.
– Расскажите, пожалуйста, как вы пришли к такому выводу.
– Под вменяемостью понимается способность человека поддерживать связь с реальностью настоящего момента и адекватно воспринимать собственные действия. Собранные доказательства указывают на то, что Питер на протяжении некоторого времени готовился к совершению преступления: запасался оружием и патронами, составлял список жертв, репетировал свой Армагеддон с помощью собственной компьютерной игры. Он начал стрелять не в результате внезапного затмения, а сообразно тщательно продуманному плану.
– Есть ли другие примеры, указывающие на преступный умысел?
– Подъехав к школе и встретив на парковке друга, он попытался предупредить его об опасности. Потом, перед тем как войти в здание, привел в действие самодельную бомбу в машине – это был отвлекающий маневр, позволивший Питеру пронести в школу оружие. Пистолеты и обрезы он зарядил заранее и постарался спрятать. Для своего преступления он выбрал те места, где ему самому приходилось терпеть роль жертвы. Тот, кто не ведает, что творит, ведет себя совершенно иначе. Питер Хоутон действовал рационально. Как рассерженный, вероятно страдающий, но определенно не психически больной молодой человек.
– Доктор, – начала Диана, продолжая расхаживать перед свидетельским местом, – вы сопоставили собранную информацию с информацией о предыдущих массовых убийствах в школах? Проведенный сравнительный анализ подтвердил ваш вывод о том, что обвиняемый находился в здравом уме и, следовательно, должен нести ответственность за содеянное?
Аппергейт тряхнул своими косичками:
– Те, кто совершал аналогичные преступления ранее, тоже были лишены социального статуса. Это, конечно, не значит, что они жили в вакууме, но их окружение воспринималось ими как некая группа, к которой они сами не относились в той же мере, что и другие. Питер, например, формально был членом футбольной команды, однако никогда не участвовал в матчах. Он умен, но его отметки этого не отражают. У него возникли романтические чувства к девушке, но она не ответила ему взаимностью. Единственная сфера, в которой ему было комфортно, – это мир компьютерных игр, созданных им самим. В этом мире он не просто чувствовал себя хорошо. В этом мире он был… Богом.
– Из этого следует, что шестого марта он находился во власти своей фантазии?
– Ни в коем случае. Находясь во власти фантазии, он не смог бы осуществить свою атаку столь рационально и методично.
Диана повернулась:
– По некоторым данным, доктор, в школе Питер подвергался травле. Вы изучили эту информацию?
– Да.
– Позволяют ли проведенные вами исследования сделать какие-либо выводы о том, как обиды, наносимые одноклассниками, влияют на подростков, подобных Питеру?
– В каждом деле о массовом убийстве в школе, – сказал Аппергейт, – в ход идет эта карта. Высказываются предположения, что именно травля со стороны других учеников привела преступника к внезапному выплеску агрессии. Тем не менее часто, в том числе и в данном случае – таково мое мнение, – значение травли преувеличивается. То, что приходилось терпеть обвиняемому, не многим тяжелее тех обид, которые переживали другие учащиеся.
– Тогда в чем причина?
– Для таких подростков, как Питер, стрельба – это способ публично захватить контроль над ситуацией, в которой они обыкновенно чувствуют себя бессильными, – ответил Кертис Аппергейт. – Это, опять же, означает, что они тщательно планируют свою акцию.
Диана передала право допроса свидетеля Джордану. Он встал и подошел к доктору:
– Когда вы в последний раз разговаривали с Питером?
– Официально мы не представлены друг другу.
– Но вы психиатр?
– Когда в прошлый раз я заглядывал в свой диплом, там было написано именно так, – сострил Аппергейт.
– Я думал, задача психиатра заключается в том, чтобы понять пациента, узнать, что он думает о мире, как воспринимает происходящее.
– Да, это часть нашей работы.
– Исключительно