Все пошло наперекосяк, когда ей понадобилось в туалет. Сначала Мэтт настаивал на том, чтобы ее проводить: одной, мол, идти небезопасно, но она отговорила его, сказав, что вернется через полминуты. Как только она отошла на шаг, какой-то парень с серьгой в ухе слишком резко развернулся, и из его стакана выплеснулось пиво.
– Черт! – воскликнул он.
– Ничего страшного, – сказала Джози и, достав из кармана бумажную салфетку, принялась вытирать блузку.
– Давай помогу, – предложил парень.
В этот момент они оба поняли, как это глупо – пытаться собрать такое количество жидкости маленьким кусочком бумаги. Парень засмеялся, Джози тоже. Он все еще слегка касался ее плеча, когда Мэтт подошел и ударил парня по лицу.
– Что ты делаешь?! – вскрикнула Джози.
Парень упал и вырубился. Те, кто был рядом, отскочили на безопасное расстояние, но так, чтобы наблюдать за происходящим. Мэтт настолько сильно сжал запястье Джози, что она испугалась, как бы кость не треснула. Он потащил ее к машине. Они сели и тронулись с места. Тогда Джози, нарушив гробовое молчание, сказала:
– Этот парень просто хотел помочь.
Мэтт сдал назад:
– Хочешь остаться? Хочешь быть шлюхой?
Он вез ее домой, не останавливаясь перед светофорами и разворачиваясь на двух колесах. Скорость была вдвое выше разрешенной. Три раза Джози говорила ему, чтобы ехал медленнее. Потом просто закрыла глаза и стала молиться о том, чтобы скорее оказаться дома.
Наконец машина, взвизгнув тормозами, остановилась. Прежде чем выйти, Джози повернулась к Мэтту и с необычайным спокойствием сказала, что не хочет с ним больше встречаться. Вдогонку он крикнул ей:
– Ну и ладно! На фиг ты мне нужна, проститутка гребаная!
Соврав, что у нее болит готова, Джози быстро прошмыгнула мимо матери в ванную. Там она долго смотрела в зеркало, пытаясь понять, откуда у нее вдруг взялась такая твердость духа и отчего ей тем не менее хочется плакать. Потом она с час пролежала в постели без сна, и все это время из уголков глаз текли слезы: она по собственной воле разорвала эти отношения, но почему-то чувствовала себя несчастной.
В четвертом часу ночи зазвонил телефон. Джози взяла трубку и тут же повесила, чтобы мама подумала, что кто-то ошибся номером. На несколько секунд Джози затаилась, а потом сняла трубку опять и набрала *69 – комбинацию для связи с тем абонентом, от которого поступил последний вызов. Как она и ожидала, высветился номер Мэтта.
– Джози, – сказал он, когда она ему перезвонила, – ты мне врала?
– О чем?
– О том, что любишь меня.
– Нет, – прошептала она.
– Я не могу без тебя жить, – сказал он, и Джози услышала, как он встряхнул пузырек с таблетками.
Она похолодела:
– Что ты делаешь?
– А тебе не все равно?
Джози принялась лихорадочно соображать: водительские права у нее пока были только ученические, ей не разрешалось ездить одной, тем более в темноте. Добежать до дома Мэтта она тоже не смогла бы – он жил далеко, в четырех милях.
– Не двигайся, – сказала она. – Не делай… ничего.
Спустившись в гараж, Джози отыскала старый велосипед, которым уже несколько лет не пользовалась. Пока она крутила педали, начался дождь: одежда и волосы прилипли к телу. Вот наконец она приехала. В комнате Мэтта, на первом этаже, горел свет. Джози постучала в окно, Мэтт открыл, она влезла. На столе стоял пузырек с парацетамолом, а рядом – початый «Джим Бим».
– Ты же не…
Мэтт обнял Джози, обдав ее запахом виски:
– Ну ты ведь мне не велела. Для тебя я готов на все, что угодно. – Он отстранился: – А ты для меня на все готова?
– На все, – поклялась она.
Мэтт опять привлек ее к себе:
– То, что ты сказала в машине… это было не всерьез, правда?
Джози почувствовала себя так, будто вдруг оказалась в клетке и дверца захлопнулась. Мэтт поймал ее за сердце. Теперь она, как любое пойманное животное, могла вырваться только одним способом – принеся в жертву часть себя. В ту ночь Джози тысячу раз сказала: «Прости», потому что сама была во всем виновата.
– Доктор Ва, сколько вам заплатили за проделанную работу? – спросила Диана.
– Мои услуги стоят две тысячи долларов в день.
– Значит, можно сказать, что самым ценным ресурсом, который вы потратили для постановки диагноза Питеру Хоутону, было ваше время?
– Безусловно.
– Вы посвятили общению с обвиняемым десять часов. И вы с доверием относились ко всему, что он рассказывал вам на протяжении ваших долгих бесед?
– Да.
– Но разве вы могли наверняка знать, говорит ли он правду?
– Миз Ливен, я в профессии не первый день и вижу, когда пациент вполне откровенен, а когда лукавит, сознательно пытаясь меня в чем-то убедить.
– Определяя, насколько слова подростка соответствуют истине, вы, наверное, учитываете условия, в которых он находится?
– Конечно.
– А с Питером вы встретились в тюрьме, где он был заперт по обвинению в нескольких убийствах первой степени?
– Да.
– Разве не логично было бы заподозрить, что Питер стремится любой ценой найти выход из этой ситуации?
– С тем же успехом, миз Ливен, можно заключить, что, говоря правду, он уже ничего не теряет.
Диана поджала губы: она бы предпочла, чтобы психиатр просто ответил «да» или «нет».
– Если я правильно поняла, вы поставили диагноз «посттравматическое стрессовое расстройство», исходя, в частности, из того, что Питер обращался за помощью, но не получал ее. Это известно вам с его собственных слов?
– С его собственных слов, подтвержденных его родителями, а также учителями, которые выступали как свидетели с вашей стороны, миз Ливен.
– Подтверждение поставленного вами диагноза вы видите в том, что Питер уходит от реальности в мир своих фантазий, верно?
– Да.
– Под миром фантазий вы понимаете компьютерные игры, о которых обвиняемый вам рассказывал?
– Да.
– Направляя Питера к доктору Герцу, вы предупредили Питера о том, что ему будут делать МРТ мозга?
– Да.
– Не мог ли он умышленно назвать улыбающееся лицо злым, чтобы подтолкнуть вас к постановке выгодного ему диагноза?
– В принципе, мог…
– Кроме того, доктор, вы расцениваете электронное письмо, случайно попавшееся Питеру на глаза шестого марта, как причину его погружения в диссоциативное состояние, под влиянием которого он устроил кровавую…
– Протестую!
– Протест принимается, – сказал судья.
– Этот ваш вывод основывается на чем-то еще, кроме слов самого Питера Хоутона, человека, который обвиняется в убийстве десятерых человек и нанесении ранений еще девятнадцати?
Кинг Ва покачал головой:
– Нет, но любой другой психиатр на моем месте доверял бы пациенту в неменьшей степени.
– Любой психиатр, который не прочь заработать две тысячи баксов за день? – сказала Диана, приподняв бровь, и тут же отказалась от своих слов, не дожидаясь, когда Джордан заявит протест. – Вы утверждаете, что у Питера были суицидальные мысли, – продолжила она.
– Да.
– То есть он хотел себя убить?
– Это типично для пациентов с посттравматическим стрессовым расстройством.
– Как показал детектив Дюшарм, в то утро в здании школы было найдено сто шестнадцать гильз. При себе у Питера осталось тридцать неиспользованных патронов, еще пятьдесят два – в рюкзаке, вместе с двумя обрезами, из которых он не стрелял. Доктор, я прошу вас подсчитать, сколько всего патронов было у обвиняемого?
– Сто девяносто восемь.
Диана в упор посмотрела на Кинга:
– Значит, в те девятнадцать минут у Питера было двести шансов убить себя, вместо того чтобы лишать жизни тех, кто попадался ему навстречу. Ведь так, доктор?
– Да, однако грань между убийством и самоубийством очень тонка. Многие люди, находящиеся в депрессии, собираются выстрелить в себя, но в последний момент направляют пистолет на кого-то другого.
Диана нахмурилась:
– Я думала, Питер находился в диссоциативном состоянии и не мог делать выбор.
– Да. Он нажимал на курок, не осознавая, что делает, и не думая о последствиях.
– Определитесь, доктор. Либо это, либо желание перейти тонкую грань.
Джордан встал:
– Я протестую! Она агрессивно ведет себя по отношению к моему свидетелю!
– Перестаньте, ради бога, Джордан! – огрызнулась Диана. – Со мной это не пройдет!
– Коллеги! – предостерегающе произнес судья.
– Вы также сказали, доктор, что Питер вышел из диссоциативного состояния, когда детектив Дюшарм стал его допрашивать?
– Да.
– Ваш вывод основан на том, что именно в это время обвиняемый начал адекватно реагировать на ситуацию?
– Да.
– Тогда как вы объясните тот факт, что, когда трое полицейских вошли в раздевалку, направили на Питера дула пистолетов и сказали ему опустить оружие, он исполнил их требование?
Доктор Ва задумался.
– Разве под дулами трех пистолетов он повел себя не адекватно? – спросила Диана.
– Он сдался, – ответил психиатр, – поскольку на подсознательном уровне понял, что иначе его убьют.
– Но, доктор, вы же утверждаете, будто он хотел умереть.
Диана села, довольная тем, что Джордану нечем перечеркнуть ее успех.
– Доктор Ва, – сказал он, – вы общались с Питером на протяжении долгого времени, верно?
– В отличие от некоторых моих коллег, – произнес Кинг с нажимом, – я считаю необходимым, прежде чем говорить о человеке в суде, встретиться с ним лично.
– Почему это важно?
– Потому что психиатр должен понять пациента, установить с ним связь.
– Вы всегда принимаете слова пациентов за чистую монету?
– Разумеется, нет, особенно при таких обстоятельствах.
– Но ведь существует много способов проверить рассказ клиента?
– Конечно. Я поговорил с родителями Питера. Кроме того, инциденты травли упоминаются в школьных документах, хотя о принятых мерах там ничего не сказано. То, что электронное письмо Питера было разослано всей школе, подтверждается материалами, которые предоставила полиция.