яжные в сборе, я хочу пригласить свидетеля, который уже сейчас готов дать показания.
– Какого еще свидетеля? – удивилась Диана. – У вас больше никого нет.
Джордан улыбнулся:
– А как же дочь судьи Кормье?
Алекс сидела в комнате свидетелей, сжимая руку Джози:
– Не успеешь оглянуться – все уже будет позади.
Судья Кормье не забыла о том, как несколько месяцев назад боролась за право вести это дело. Ей казалось, она скорее поможет дочери профессиональным участием, нежели эмоциональным. А вот теперь Джози готовилась выйти на арену, которую Алекс знала лучше, чем кто бы то ни было, но при этом, как ни парадоксально, она не могла дать своему ребенку никакого особо ценного юридического совета. Будет страшно. Будет больно. А ей, Алекс, оставалось только смотреть, как дочь страдает.
Пристав, вышедшей к ним из зала суда, спросил:
– Ваша честь, девочка готова?
– Просто говори то, что знаешь, – сказала Алекс и, напоследок сжав посильнее руку Джози, тоже встала, чтобы идти в зал.
– Мама, а если то, что я знаю, – это не то, что люди хотят слышать?
Алекс попыталась улыбнуться:
– Говори правду. Это беспроигрышный вариант.
В соответствии с правилами, когда Джози вошла, Джордан передал Диане краткую запись ее предварительных показаний.
– Когда вы это получили? – прошептала прокурор.
– Только в выходные. Мне жаль, что так получилось, – сказал Джордан, хотя на самом деле ни о чем не жалел.
Он подошел к Джози, которая сейчас казалась особенно маленькой и хрупкой. Личико бледное, волосы собраны в аккуратный хвост, руки сложены на коленях. Упорно стараясь ни на кого не смотреть, она зафиксировала взгляд на деревянном ограждении свидетельского места.
– Представьтесь, пожалуйста.
– Джози Кормье.
– Где вы живете, Джози?
– Дом сорок пять, Ист-Прескотт-стрит, Стерлинг.
– Сколько вам лет?
– Семнадцать.
Джордан подошел еще ближе и пробормотал совсем тихо, чтобы никто, кроме Джози, не слышал:
– Вот видишь? Ничего сложного. – Он подмигнул ей, и ему показалось, что в ответ она слегка приподняла уголки губ. – Где вы были утром шестого марта?
– В школе.
– Какой урок у вас был первым?
– Английский, – тихо ответила Джози.
– А второй?
– Математика.
– Третий?
– У меня было время самоподготовки.
– С кем вы его провели?
– С моим парнем. Мэттом Ройстоном. – Джози отвернулась и часто заморгала.
– Где вы находились?
– Сначала в кафетерии, оттуда пошли в раздевалку за вещами Мэтта, чтобы он подготовился к следующему уроку.
– Что случилось потом?
Джози посмотрела на свои колени:
– Поднялся шум, все забегали, стали говорить про какие-то пистолеты. Мол, кто-то принес пистолет в школу. Наш друг Дрю Жирар сказал нам, что это Питер.
Подняв глаза, Джози встретилась с Питером взглядом и несколько секунд неподвижно смотрела на него, а потом закрыла глаза и отвернулась.
– Вы знали доподлинно, что происходит?
– Нет.
– Вы видели, как кто-нибудь стрелял?
– Нет.
– Куда вы пошли?
– В спортзал, а из спортзала – в раздевалку. Я поняла, что он приближается, потому что услышала выстрелы.
– Кто был с вами, когда вы побежали в раздевалку?
– Я думала, со мной Дрю и Мэтт, но, когда обернулась, Дрю рядом уже не было. Его ранили.
– Вы видели, как это произошло?
Джози покачала головой:
– Нет.
– Вы видели Питера до того, как вошли в раздевалку?
– Нет.
Ее лицо сморщилось, и она вытерла глаза.
– Джози, что было потом? – спросил Джордан.
Тот День, 10 часов 16 минут
– Ложись на пол, – прошипел Мэтт и толкнул Джози, так что она упала за деревянную скамейку.
Укрытие получилось так себе, но спрятаться в раздевалке более надежно оказалось нельзя. Изначально Мэтт планировал выбраться через окошко душевой, подтащив туда скамейку, но времени на это не осталось: выстрелы приближались. Мэтт и Джози сами загнали себя в тупик – в буквальном смысле слова. Она свернулась калачиком, он лег перед ней. Ее сердце стучало ему в спину, и то и дело она забывала дышать. Мэтт нащупал ее руку.
– Если что-то случится, Джо, – сказал он, – я тебя любил.
Джози заплакала: она умрет, они все умрут! А она еще столько не успела сделать! Съездить в Австралию, поплавать с дельфинами, разучить песню Фредди Меркьюри «Bohemian Rhapsody». Окончить школу.
Выйти замуж.
Она вытерла лицо о футболку Мэтта, и в этот момент дверь распахнулась. В раздевалку, запнувшись о порог, влетел Питер с пистолетом в руке. Глаза у него были дикие, на левой кроссовке, как заметила Джози, развязались шнурки. Она поверить не могла, что заметила это. Когда Питер направил оружие на Мэтта, Джози не выдержала и закричала.
Испугавшись то ли просто шума, то ли именно ее голоса, Питер выронил рюкзак. Из открытого кармана при падении выпал еще один пистолет.
Он заскользил по полу и остановился у левой ноги Джози.
Бывают моменты, когда мир настолько замедляется, что ты явственно ощущаешь каждое движение своего тела, каждый поворот, происходящий у тебя в сознании. И ты понимаешь: чем бы дело ни закончилось, ты всю оставшуюся жизнь будешь помнить эту минуту в мельчайших подробностях. Джози, словно бы со стороны, наблюдала, как ее рука протянулась назад, пальцы обхватили холодную черную рукоятку пистолета. С трудом встав, она направила оружие на Питера.
Мэтт, пользуясь тем, что Джози его прикрыла, стал, пятясь, двигаться в сторону душевой. Хоутон по-прежнему направлял пистолет именно на него, хотя Джози была ближе.
– Дай мне покончить с этим, – произнес Питер, обращаясь к ней.
– Пристрели его, Джози! – завопил Мэтт. – Стреляй же, черт возьми!
Питер оттянул назад затвор-кожух, чтобы патрон встал на место. Джози, внимательно за ним наблюдавшая, сделала то же самое. Ей вдруг вспомнилась начальная школа. На переменах другие мальчишки бегали с палками или с камнями и кричали: «Руки вверх!» А Питер, с которым она тогда дружила, что делал? Этого она вспомнить не могла.
– Джози! Стреляй наконец! – рявкнул Мэтт, вытаращив глаза и обливаясь потом. – Черт возьми, ты дура, что ли?
– Не разговаривай с ней так! – крикнул Питер.
– Заткнись, засранец! Думаешь, она тебя пожалеет? – Мэтт повернулся к Джози. – Чего ждешь? Стреляй!
И она выстрелила.
Выстрел оставил на ее большом пальце две широкие царапины. Она вскинула онемевшие, ноющие руки. Несколько секунд Мэтт молча стоял, держась за живот. По серой ткани быстро расплывалось черное пятно. Джози увидела, как губы Мэтта произнесли ее имя, но звука не услышала из-за шума в ушах. Потом Мэтт упал.
Руки Джози затряслись, и она выронила пистолет, чему нисколько не удивилась: сейчас этот предмет вызывал у нее отторжение, не уступающее той силе, которая минуту назад вложила его ей в руку. Джози с криком бросилась к Мэтту и прижала ладони к ране, потому что так вроде бы полагалось делать. Он закричал, корчась от боли. Кровь, пузырясь, потекла у него изо рта вниз по шее. Джози, плача, обернулась к Питеру:
– Сделай что-нибудь!
Он подошел, поднял пистолет и выстрелил Мэтту в голову.
Джози в ужасе отползла назад – подальше от них обоих. Она не это имела в виду! Не может быть, чтобы она этого хотела!
Она посмотрела на Питера и, наверное, в этот самый момент, когда все мысли отключились, поняла, как он себя чувствовал, когда шел по коридору с оружием в руках и в рюкзаке. В их школе каждый играл определенную роль: качка, ботаника, красотки или фрика. Питер сейчас осуществил то, о чем втайне мечтали все: он позволил себе, пускай только на девятнадцать минут, стать тем, кого никто не смеет судить.
– Никому не говори, – прошептал Питер, и Джози поняла, что он предлагает ей выход: скрепив свой союз пролитой кровью, они оба будут молчать.
Она медленно кивнула, и свет погас.
По-моему, человеческая жизнь похожа на фильм, записанный на диск. Ты можешь посмотреть ту версию, которую в кинотеатрах крутят для всех, а можешь выбрать режиссерскую. Тогда ты увидишь картину такой, какой ее видел автор, пока ему не наступили на горло.
Если есть меню, ты сразу включаешь любимые сцены, не пересматривая того, что тебе не понравилось. Жизнь, как и фильм, можно мерить пережитыми эпизодами, а можно просто временем, в течение которого ты торчишь на одном месте.
Хотя нет. Жизнь – это, наверное, даже не кино, а нудная запись с камеры видеонаблюдения. Как ни пяль глаза, все равно почти ничего не разобрать. И без конца повторяется одно и то же.
Через пять месяцев
Алекс пыталась прорваться сквозь толпу людей, которые вскочили со своих мест, взбудораженные признанием Джози. Наверное, где-то здесь были и Ройстоны, узнавшие, что их сына убила ее дочь, но Алекс сейчас было не до этого. Она никого не видела, кроме Джози, для которой ограждение свидетельского места стало мышеловкой и к которой Алекс никак не удавалось прорваться. А ведь она, Алекс Кормье, судья! Ее должны были пропустить! Но нет: два пристава встали у нее на пути, как скала. Вагнер стучал молоточком, хотя на него уже никто не обращал внимания.
– Перерыв пятнадцать минут! – объявил он, и третий пристав увел Питера через служебную дверь. – А вы, юная леди, – обратился судья к Джози, – все еще под присягой.
Ее тоже вывели, через другой выход.
– Джози! – крикнула Алекс ей вслед.
– Идемте, Ваша честь, – сказала внезапно появившаяся Элеанор, беря свою начальницу под руку. – Вам сейчас небезопасно здесь находиться.
Впервые за всю свою сознательную жизнь Алекс позволила себя увести.
Патрик вошел в зал суда, когда буря уже разразилась. Он увидел Джози, плачущую на свидетельском месте, увидел судью Вагнера, пытающегося вернуть контроль над ситуацией. Но главное, он увидел, как Алекс отчаянно пытается прорваться к дочери. Ему так захотелось помочь ей, что он едва не выхватил пистолет из кобуры.