— Такие случаи не остаются безнаказанными, — сказал Мак-Алистер, хотя Селена ожидала подобного ответа. — Мы полностью контролируем ситуацию.
— То есть, если к вам придет ребенок и скажет, что над ним издеваются, какое наказание ждет обидчика?
— Мы пришли к выводу, Селена — могу я называть вас Селена? — что вмешательство администрации только усугубляет ситуацию для ребенка, который подвергается издевательствам. — Он помолчал. — Я знаю, что говорят об этих выстрелах. Их сравнивают со стрельбой в Колумбине, в Падьюке, с теми, что случались раньше. Но я убежден, что не издевательства сами по себе заставили Питера совершить то, что он сделал.
— То, что он якобы сделал, — автоматически поправила Селена. — Вы ведете учет случаев издевательств?
— Если это переходит все границы и дети рассказывают об этом мне, тогда мы фиксируем.
— Кто-нибудь сообщал вам об издевательствах над Питером Хьютоном?
МакАлистер встал и достал из шкафа папку. Он пролистал насколько страниц и остановился на одной.
— Вообще-то, ко мне приводили самого Питера два раза за последний год. Его наказывали за драку к коридоре.
— За драку? — спросила Селена. — Или за то, что он защищался?
Когда Кэти Рикобоно ударила своего мужа в грудь ножом, пока тот спал — сорок шесть ударов, — Джордан обращался к доктору Кинг Ва, судебному психиатру, специализирующемуся на синдроме избитых жен. Это особый вид посттравматического расстройства. Он проявляется в том, что у женщины, которая неоднократно подвергалась физическому и моральному насилию, страх за собственную жизнь становится постоянным. Это приводит к тому, что грань между реальностью и фантазией стирается, и она чувствует угрозу даже тогда, когда эта угроза спит или, как в случае Джо Рикобоно, находится в отключке после трехдневного запоя.
Тогда благодаря Кингу они выиграли процесс. В течение последующих лет он стал одним из ведущих специалистов по синдрому избитых жен и регулярно выступал в судах как свидетель защиты по всей стране. Его гонорары стали заоблачными, а его время теперь было на вес золота.
Джордан отправился в бостонский офис Кинга без предварительной записи, рассчитывая благодаря своему шарму преодолеть любую преграду в виде секретарши, которую может нанять хороший доктор. Но он не рассчитывал на дракона предпенсионного возраста по имени Рут.
— У доктора все время расписано на шесть месяцев вперед, — сказала она, даже не взглянув на Джордана.
— Но я по личному вопросу, а не по работе.
— Меня это не волнует, — ответила Рут тоном, в котором ясно слышалось, что так оно и есть.
Джордан догадывался, что ему не помогут ни слова о том, что Рут сегодня прекрасно выглядит, ни анекдот о блондинках, ни даже его блестящий послужной список адвоката.
— Я по семейному вопросу, — сказал он.
— В вашей семье проблема психологического характера? — сухо произнесла Рут.
— В нашей семье, — импровизировал Джордан. — Я брат доктора Ва. — Когда Рут посмотрела на него, Джордан добавил: — Сводный брат доктора Ва.
Она приподняла тонкую бровь и нажала кнопку на своем телефоне. Через мгновение он зазвонил.
— Доктор, — сказала она. — С вами хочет поговорить человек, который утверждает, что он ваш брат. — Она повесила трубку. — Он сказал, чтобы вы заходили.
Джордан открыл тяжелую дверь из красного дерева и увидел Кинга, жующего бутерброд, забросив ноги на письменный стол.
— Джордан МакАфи, — улыбаясь произнес он. — Я должен был догадаться. Ну, рассказывай… как дела у мамы?
— Откуда мне знать. Она всегда любила тебя больше, — пошутил Джордан и подошел, чтобы пожать Кингу руку. — Спасибо, что принял меня.
— Я должен был узнать, у кого хватило хутспы[18] назваться моим братом.
— Хутспы? — повторил Джордан. — Ты выучил это слово в китайской школе?
— Ага, урок идиша был сразу после арифметики. — Он жестом пригласил Джордана присесть. — Как дела?
— Хорошо, — ответил Джордан. — То есть не так хорошо, как у тебя. Невозможно включить судебный канал, чтобы не увидеть твое лицо на экране.
— Я часто выступаю в суде, это правда. Честно говоря, у меня есть всего десять минут, пока не пришел очередной посетитель.
— Я понимаю. Поэтому воспользуюсь тем временем, что ты мне уделил. Я хочу, чтобы ты обследовал моего клиента.
— Джордан, старик, ты же знаешь, что я не против. Но у меня работы в судах на шесть месяцев вперед.
— Здесь другой случай, Кинг. Речь идет об убийстве нескольких человек.
— Нескольких? — переспросил Кинг. — Скольких мужей она убила?
— Ни одного, и это не она. Это парень. Мальчик. Над ним много лет издевались, а потом он взял и начал стрелять в школе Стерлинг Хай.
Кинг протянул половину своего бутерброда Джордану.
— Ладно, братишка, — сказал он. — Поговорим за обедом.
Джози обвела взглядом пол, выложенный практичной серой плиткой, стены из шлакоблоков, металлическую решетку, отделявшую диспетчера от посетителей, тяжелую дверь с автоматическим замком. Все это напоминало тюрьму, и ей стало интересно, задумывался ли когда-нибудь сидящий внутри полицейский об этой иронии. Но при мысли о тюрьме Джози сразу же вспомнила о Питере и опять запаниковала.
— Я не хочу здесь больше оставаться, — сказала она, поворачиваясь к маме.
— Я знаю.
— Зачем вообще он меня опять вызвал. Я ведь уже ему сказала, что ничего не помню.
Они получили по почте письмо, где говорилось, что у Патрика Дюшарма было «еще несколько вопросов» к ней. Для Джози это означало, что ему стало известно что-то, чего он не знал, когда разговаривал с ней в первый раз. Мама объяснила ей, что второй допрос — это просто возможность для прокуратуры убедиться, что все точки над «i» расставлены, что это совершенно ничего не означает, но в участок все равно нужно пойти. Не дай бог, чтобы Джози стала человеком, который препятствует расследованию.
— Все, что тебе нужно сделать, это еще раз сказать, что ты ничего не помнишь… и все, — сказала ей мама и мягко опустила руку на дрожащее колено Джози.
Но Джози хотелось встать, распахнуть эту двустворчатую дверь и броситься наутек. Ей хотелось бежать через парковку, на ту сторону улицы, через школьный стадион в лес, окружавший городской пруд, в горы, которые были видны из окна ее комнаты, Когда с деревьев опадали листья, взобраться как можно выше. А потом…
А потом она, наверное, раскинула бы руки и шагнула с края мира.
А если все это подстроено?
А если детектив Дюшарм уже знает… все?
— Джози, — произнес голос. — Большое спасибо, что пришла сюда.
Она подняла глаза на стоявшего перед ней детектива. Мама встала. Джози пыталась, честно пыталась, но у нее не хватало смелости это сделать.
— Госпожа судья. Спасибо, что привезли сюда вашу дочь.
— Джози очень расстроена, — сказала мама. — Она все еще ничего не помнит о том дне.
— Я должен услышать это от самой Джози.
Детектив опустился на корточки, чтобы посмотреть ей в глаза. Джози подумала, что у него красивые глаза. Немного грустные, как у бассета. Ей стало интересно, что чувствует тот, кому пришлось выслушать рассказы всех раненых и перепуганных, когда не остается ничего другого, кроме как осмотически впитывать их.
— Обещаю, — тихо сказал он. — Это не займет много времени.
Воображение Джози начало рисовать, что будет, когда закроется дверь в кабинет, как вопросы будут давить на нее. Она спросила себя, что хуже: быть не в состоянии вспомнить случившееся, как ни пытайся заставить свою память работать, или помнить все до последней кошмарной секунды.
Краем глаза Джози заметила, что мама опять села.
— Разве ты не пойдешь со мной?
Когда детектив разговаривал с ней в прошлый раз, мама, воспользовалась тем же предлогом — она судья и не может присутствовать во время допроса. Но потом между ними произошел тот разговор — после предъявления обвинения, когда мама изо всех сил старалась дать Джози понять, что работа судьи в этом случае не помешает ей быть мамой. Другими словами, Джози оказалась настолько глупой, чтобы поверить, будто их отношения начали меняться.
Мама открыла рот и закрыла, словно выброшенная на берег рыба.
«Я поставила тебя в неловкое положение? — подумала Джози, и эти слова жгли ей горло. — Добро пожаловать в наш клуб".
— Может быть, кофе? — предложил детектив и покачал головой. — Или кока-колы? Не знаю, можно ли детям твоего возраста нить кофе. Или у меня хватает глупости предлагать тебе то, чего нельзя.
— Я люблю кофе, — сказала Джози. Она избегала маминого взгляда» пока детектив Дюшарм вел ее в святая святых полицейского участка.
Она вошли в кабинет, и детектив налил ей большую чашку кофе.
— Молоко? Сахар?
— Сахар, — сказала Джози. Она взяла с блюдца два пакетика и высыпала содержимое в чашку. Затем осмотрелась — деревянный стол, лампы дневного освещения, обычная комната.
— Что?
— Что «что»?
— Что случилось?
— Я просто подумала, что это не похоже на комнату, где вы выбиваете из людей признания.
— Это зависит от того, есть ли что из тебя выбивать, — сказал детектив. Увидев, что Джози побледнела, он рассмеялся. — Я шучу. Честно говоря, я выбиваю из людей признания, только когда снимаюсь в телесериалах о полицейских.
— Вы снимаетесь в сериалах?
Он вздохнул.
— Забудь. — Он потянулся к магнитофону на середине стола — Я буду записывать этот разговор, как и в прошлый раз… в основном это нужно потому, что у меня не хватает мозгов точно все запомнить. — Детектив нажал кнопку и сел напротив Джози. — Тебе, наверное, все время говорят, что ты похожа на маму.
— Э-э, никогда. — Она склонила голову набок. — Вы вызвали меня, чтобы сказать об этом?
Он улыбнулся.
— Нет.
— Тем не менее я на нее непохожа.
— Конечно, похожа. Глазами.
Джози отвела взгляд.
— Мои совершенно не такого цвета» как у нее.