тель упал ничком, унося в себе острие, выдрав рукоять из все еще судорожно сжимающих ее онемевших ладоней, превратившихся в кровавые лохмотья. Крик-вздох забил сгустившимся воздухом горло у большинства из присутствующих, а майа, глянув искоса на покинутую Валой негодную для жизни оболочку, приблизился к Манвэ, двигаясь с небрежным изяществом. Наваждение исчезло, он снова был собой.
— Так — достаточно? — спросил он, глядя прямо в глаза Королю Мира. Тот внутренне вздрогнул, почувствовав — понимание. То самое, что заставило полгода назад потянуться к пришельцу…
Усмехнувшись невесело, Аллор привычным жестом поправил волосы, и вдруг рука, с которой кровь уже не капала, а стекала тонкой струйкой, бессильно упала — сознание оставило победителя непобедимого Тулкаса.
Манвэ сделал шаг вперед, чтобы подхватить майа, но Мелькор и Эльдин успели раньше — Аллор упал на руки Черного Валы. Тот осторожно опустился на пол, придерживая разом обмякшее тело, а Эльдин в каком-то оцепенении прижала к лицу изрезанные ладони — ее глаза напоминали слюду. Эонвэ, выскочив из-за спины Манвэ, кинулся к ним, чуть не столкнувшись лбами с Тирзэ и призрачным Гортхауэром.
На последнего жалко было смотреть — его отчаянно-недоумевающий взгляд был в чем-то страшней окаменевшего лица Эльдин.
«Я должен был быть на его месте — мой же Вала, мой Учитель! "Просто друг…" — почему он?»
Не ожидал: холодный, насмешливый баловень судьбы, изнеженный прожигатель жизни — Аллор не мог быть таким, как сейчас… Но ведь что-то привлекло черного майа в нуменорце… А потом… идеальное оружие… «Что угодно, Господин-Учитель?» — не поднимая глаз… Ни разу с тех пор — иначе. А еще в Нуменоре выяснил, как звали Саурона — изначально. Видите ли, предпочитает имена кличкам в личном общении. И называл — Ор-тхеннэром. Как Крылатый. Что? Неужели… Высветило вспышкой молнии — нуменорец напоминал — иногда, как полуосознанное воспоминание — Мелькора. Как получилось, что последнее кольцо было с обсидианом? Все искал, кому его вручить. Выжидал. Дождался…
Аллор вызывал в памяти образ Крылатого — но им не был. И это было кощунством, непростительным издевательством, — чем-то немыслимо бессовестным, противоречивым… Но ведь не видел же нуменорец Мелькора! Сплошной бред. Дурацкий бред. Страшный бред…
Гортхауэр покосился на Эльдин. Та, словно почувствовав его взгляд, пришла в себя, выйдя из секундного оцепенения. «Идиотка! — прошипела она, прибавив сквозь зубы нечто неразборчивое. — Расселась!» Глянула на Мелькора, положившего руки на лоб и грудь раненого и вслушивающегося напряженно в нечто, ему лишь понятное.
— Тирзэ, принеси, пожалуйста, воды, а ты, Эонвэ, позови Мелиан — объяснишь. Ну? — Голос ее предательски зазвенел.
Эонвэ, покосившись в сторону Манвэ, кинулся к выходу. Повелитель Валинора не остановил герольда — казалось, он не заметил его ухода. Эльдин с треском отодрала рукав своей сорочки, за ним последовал второй, и вскоре они были разорваны на полоски. Впрочем, кровь начинала сворачиваться: руки Черного Валы делали свое дело, хотя сил у того было не по-валарски мало. Майэ нахмурилась — покалеченные ладони не могли быть причиной столь глубокого обморока у ее возлюбленного; при всей своей охотно демонстрируемой изнеженности, он был способен вынести многое. Разрезав темно-пурпурную рубашку, на которой кровь вообще была незаметна, убедилась, что права: чуть ниже плеча на левой руке и в боку обнаружились глубокие раны. Возможно, он даже не заметил их в горячке боя… Но и это не столь опасно. Что-то еще было не так. Что-то надломилось… Как будто неясная, но ощутимая грань уплотнилась, отделяя его от… жизни? Эльдин беспомощно огляделась по сторонам. Намо и Ниэниа стояли рядом. Валиэ опустилась на корточки и вгляделась внимательно в заостряющиеся черты.
— Что это? — пробормотала она.
— Ума не приложу, — прошептала Эльдин, боясь поделиться вслух возникшим страшным подозрением. — Это… — Она умолкла.
— Тут Ирмо нужен, — молвил Намо, — или кто-то из его ближних… Скорее бы Мелиан добралась.
Манвэ приблизился к ним. Эльдин мрачно посмотрела на него исподлобья:
— Владыка доволен? Все было по правилам?
— Поединок есть поединок. Так или иначе. Только… он не должен был… Я сейчас даже не спрашиваю о том, как вы там очутились и почему, но — не его же вызывали…
— Не его… А кого? Мелькора, который на ногах еле держится? Или это… сокровище? — Она покосилась на Гортхауэра, еле заметного в блеске зала. — Да какая разница — теперь? Когда…
— Эльди! — подал голос Мелькор, оторвавшись от тщетных попыток привести Аллора в сознание. Она резко обернулась:
— Что?
— Эльди, с ним все будет в порядке, я остановил кровь, он выкарабкается…
— Конечно… — горько усмехнулась девушка, — что с ним сделается? Никуда не денется. Да мы и поселились удачно — ему потом далеко идти не придется… — Голос ее был неестественно спокоен.
— Нет, что ты, он не умрет — я не допущу…
— Если тебе или кому другому позволят. — Это прозвучало достаточно ядовито.
— Эльдин… — Манвэ опустился рядом. — Я не хотел такой развязки — для него…
— Не хотел… А ты не мог сделать так, чтобы до драки не дошло?
— Как, позволь поинтересоваться, — против правил? Против Предопределенности?
— Не знаю, ты же — Владыка… — Эльдин откровенно дерзила.
Нечто новенькое — мятежники отчитывают Повелителя Арды. Кто их лезть просил не в свое дело? А что — их дело? Почему им вообще до чего-то или до кого-то есть дело? До него, например… «А отдохнуть? — От чего? — От всего…» Как же… Сейчас особенно. Когда снова надо решать. И вроде бы ясно, каким должно быть решение. Против чести? — Какая тут честь? Непозволительная роскошь. Впрочем, нынешняя ситуация вполне может закончиться безобразной дракой. И сила не на его стороне. То есть ему хватит сил, чтобы со всеми управиться, но… Какой вязкий, липкий воздух… Каша лиц и мыслей. Владыка…
— Владыка… — повторил он вслух. — Знай за веревочки дергай да не забывай трубить в дудку, под которую все пляшут. — Еле заметная усмешка зазмеилась на губах Короля. — Да, все должно быть по правилам. Закон и порядок. А кем-то или чем-то всегда жертвуют — чтобы сохранить…
— Мной, например, — пробормотал Мелькор себе под нос.
Манвэ резко повернулся к нему — взвихрился за спиной синий плащ.
— Да, тобой, делающим все по-своему, ни с чем не сообразуясь, и теми, кто с тобой. А что с Ауле было, помнишь? — Он чуть понизил голос. — Как же… Ты — справился, так можно действовать и жить — вопреки? Мы пытались по крайней мере не замечать — до поры до времени. А из-за плеча смотрят и дышат в затылок: «Непорядок!» — Владыка Арды как-то затравленно оглянулся.
— Можно подумать, я и впрямь хотел всю Арту под себя подгрести… Я же пытался объяснить! Вместе мы бы…
— Мы бы… От Арды камня на камне могло не остаться. Тебе-то Замысел и Песня не указ… Ты был сам по себе — но твои деяния мешали их исполнению. А тебя лишь твой путь и волновал… Летал, говоришь? Творил? Я тоже — когда-то… Когда казалось, что все в тебе — полет и песня… Оказалось, есть и другое… Защита Мира от посягательств Диссонанса…
«Почему я говорю это — сейчас? Разве мне пристало — оправдываться? — а это звучит именно так… Перед кем? Кому, в конце концов, интересно, что тебя уже нет, и нет давно, что личина тебе привычней лица, что ты сначала искренне верил, что Песню надо защищать, а потом перестал верить вообще во что бы то ни было? Остались страх — за других и презрение — к ним же, не знающим… И к себе — коронованному менестрелю. В Валмаре без твоего соизволения птица не чирикнет, а ты — механизм, приводимый в действие лишь сигналом нарушения незыблемых устоев… А теперь, когда на Арде наконец-то должен был воцариться мир, когда Враг окончательно потерпел поражение… Теперь — можно? Творить, петь, летать? Да где тебе уже… К тому же не было слова — ослабить бдительность… "Ложь, посеянная Врагом" и так далее. И вдруг — это… Сам же полез разбираться. И что теперь?»
Манвэ видел обращенные к себе взгляды присутствующих, кольцо их мыслей и чувств смыкалось, ослепляя пестротой и сумятицей… Ну и Песня…
— Глаза я вам колол, что ли? Выражение такое в Средиземье есть, — почувствовав, как передернуло Манвэ, добавил Мелькор.
— А как же? Возможно, ты не мог, да и не пытался никогда быть другим, — но это не имеет значения. Диссонанса не должно было быть. Искаженный мир был бы уничтожен. Как Нуменор впоследствии. Мы должны были остановить тебя. Навсегда.
— Остановить… Истребить — под корень. Хоть ту же вами любимую Арту на куски порвать — но чтобы в согласии с Замыслом. Не по-вашему — так никому. Вы ведь всего лишь слуги Единого, вершащие Его волю, исполнители Замысла. Зачем тут понимать, чувствовать? В конце концов, та же боль — это плата за попытку жить. Тебе это зачем? Глупо и опасно — так ведь? Чувства мешают объективному правосудию… — Мелькор невесело сощурился.
— Разумеется… Только прорастают Ардой независимо от того, задумываются над этим или нет. Это плата за связь с ней. Собственно, даже если чувствуешь — кого это интересует? Даже если я чувствовал все, тебе от этого легче было? — зло бросил Манвэ. — Это что-то меняет?
— То есть? — Мелькор вспомнил суд. Ненависть. Отвращение. Любопытство. Страх. Скука. Боль… Откуда — боль — здесь?
— Ты?!
— А что тут удивительного? Ты же мой… брат. — Владыка Валинора равнодушно пожал плечами.
— Твой брат… отвратился от Пути, предал Меня… Он не желает понять, чем грозит миру его тема… Он несет Тьму, и это опасно для всех: он не знает, не хочет знать… Неужели и ты пойдешь по его стопам?
— Но… Отец… Я же верю Тебе… — Свет, лучащийся, наполняющий радостью и покоем, звук и цвет. Разве может быть что-то прекраснее?
Айну Манвэ припал к коленям блистающей фигуры — не из страха: просто как еще выразить преданность и доверие? Где еще может быть лучше? Лазурный поток, пронизанный золотыми лучами-нитями, влился в бесконечное сияние.