– моторы поместили не в кабине или внутри киля, а во внешних моторных гондолах, отнесённых на некоторое расстояние от килевой фермы, – это снизило пожароопасность, исключило необходимость в сложных механизмах передачи вращения от моторов к винтам, а также уменьшило неудобства для экипажа и пассажиров в кабине.
В марте 1924 года новый корабль, получивший индекс N-1, совершил первые испытательные полёты. Публикуя отчёт о них, создатель дирижабля не скупился на похвалы самому себе, говоря о «замечательнейшем успехе» и «блестящих результатах».
Между тем весовая отдача N-1 оказалась намного ниже ожидаемой: около 36 % – результат довольно скромный. Нобиле объяснял его тем, что по чисто экономическим соображениям ему пришлось изготовить оболочку из имевшихся на складах материй, гораздо более плотных и тяжёлых, чем новые.
Кроме того, внутренние помещения дирижабля отделали с аристократической роскошью: в довольно тесном пространстве кабины – длиной 12 и шириной 1,8 метра – нашлось место не только для рубки управления и центрального салона с двумя рядами кресел и столом, но и для королевской одноместной спальной каюты, как утверждается – впервые в мире устроенной на борту дирижабля, а также буфета, уборной и всей необходимой меблировки и утвари. Эти апартаменты предназначались для короля Италии Виктора Эммануила III, который с удовольствием время от времени совершал прогулки на дирижаблях постройки завода SCA. За удобства для монарха пришлось заплатить излишней массой конструкции.
Тем не менее специалисты согласились с тем, что по своим лётным качествам «…корабль N 1 лежит между довоенными и послевоенными жёсткими воздушными кораблями, значительно превосходя первые… и значительно уступая последним… Что же касается нежёстких кораблей… то корабль N 1 стоит на уровне с лучшими их представителями» [10, с. 19].
Сам же Нобиле выразил уверенность, что вскоре сможет «…горячо пожелать о возможно скорейшей постройке воздушного корабля, способного без остановки перелететь Средиземное море и Атлантический океан, чтобы передать нашим заокеанским братьям привет великого Рима». Инженер был чужд панатлантических взглядов и под заокеанскими братьями понимал не граждан США, а многочисленные итальянские диаспоры в обеих Америках.
Он считал, что его корабли не только будут летать лучше цеппелинов, но и продемонстрируют преимущества, не связанные с лётными качествами, – быстроту, простоту и дешевизну изготовления и сборки, удобство осмотра и ремонта, возможность собрать аппарат вне эллинга, а также быстро разобрать его для хранения и транспортировки. К сожалению, дирижаблей типа N построили слишком мало[55], да и летать им довелось немного, так что убедиться в этих достоинствах на практике не удалось.
Нобиле мог остаться только способным администратором и выдающимся конструктором, известным в профессиональных кругах, однако в 1925 году встреча с Руалем Амундсеном, задумавшим трансполярный перелёт, навсегда изменила его жизнь.
Две славы Умберто Нобиле
Два полёта в Арктику – в 1926 и 1928 годах – принесли Нобиле всемирную известность, только разного свойства.
В силу ряда причин Амундсен не мог воспользоваться самолётом для трансполярного перелёта, а единственным пригодным для этого дирижаблем был N-1. Как рассказывал полярник, Муссолини охотно предложил предоставить корабль норвежцам безвозмездно – при условии, что экспедиция будет считаться совместной: её успех послужил бы отличной рекламой для Италии и самого дуче. Такой вариант Амундсен отверг, не желая делить славу. В результате дирижабль был куплен за 15 тыс. фунтов стерлингов – ¾ суммы, в которую обошлась его постройка. Однако у Амундсена не было времени на подготовку собственной команды, и он нанял Нобиле в качестве капитана вместе с несколькими механиками-итальянцами.
В апреле – мае 1926 года дирижабль, получивший имя «Норвегия», совершил свой знаменитый перелёт сначала из Италии на Шпицберген с остановками в Британии, Норвегии и Ленинграде, а затем без посадки через Северный полюс на Аляску.
Триумф был омрачён размолвкой между Амундсеном и Нобиле. Первый считал, что нанятый пилот пытается перетянуть на себя слишком много славы, второй же был убеждён, что забирает ту её часть, которая принадлежит ему по праву. Взаимные упрёки и обвинения переросли в затяжной конфликт, сопровождавшийся газетной войной.
Вскоре после возвращения произведённый в генералы Нобиле замыслил собственную полярную экспедицию, приспособив для этого строившийся на его заводе дирижабль N-4, который представлял собой дальнейшее развитие типа N.
В мае 1928 года этот корабль, названный «Италия», совершил с базы на Шпицбергене несколько полётов в приполярные области. В последнем из них он достиг Северного полюса и, не совершая посадки, направился в обратный путь. При аварийном снижении кабина ударилась об лёд и оторвалась, выбросив десятерых дирижаблистов, включая самого командира, а остальные шестеро были унесены остатками корабля в неизвестном направлении. К счастью, на льду оказалась также часть съестных припасов и снаряжения, в том числе палатка, позже выкрашенная в красный цвет, пистолет и радиостанция, позволившая передать сигнал бедствия.
Началась международная спасательная экспедиция, о которой современник писал:
Намечаются в вполне осязательных формах пассажирские полёты в удобных кабинах из Европы в Японию в течение нескольких дней. Правда, стихия ещё не порабощена окончательно. Она грозно напоминает о себе, и честолюбивый воздушный навигатор железной рукой льда, ветра и холода прибит к земле и находится в бедствии. Но ему спешит на помощь другое чудесное изобретение – радио. Оно шлёт на весь мир сигнал бедствия, трагическое SOS. И по зову его помчались по морям и по воздуху другие смельчаки, которые готовы ценой своей собственной жизни протянуть гибнущему руку спасения [63, с. 5].
Амундсен, отставив прежние обиды, одним из первых включился в поиски и уже не вернулся: его следы теряются в бушующем море, где он исчез вместе со своим небольшим гидросамолётом. Самого Нобиле вывез из ледового лагеря шведский лётчик, а его товарищей советский ледокол «Красин» принял на борт лишь спустя три недели.
Трагедию во льдах многие сочли наглядной демонстрацией неспособности дирижаблей полужёсткого типа работать в Арктике. В октябре 1928 года советский полярный исследователь Владимир Визе, приехав из Берлина, где проходил конгресс общества «Аэроарктик», заявил: «Полёт Нобиле и катастрофа «Италии» доказали, что полужёсткие корабли непригодны для трансарктических сообщений…» [55]
Несмотря на неудачу, вернувшегося в Италию начальника экспедиции поначалу встречали с почестями, однако вскоре у Нобиле начались неприятности.
Видный член фашистской партии Итало Бальбо, занимавший должность госсекретаря по авиации, всецело отдавал предпочтение самолётам и давно настаивал на прекращении дирижаблестроения. Катастрофа дала ему в руки сильный козырь, и завод SCA получил приказ прекратить работы.
В отношении бывшего командира «Италии» возбудили расследование, которое, по его мнению, велось необъективно, с явным обвинительным уклоном. В марте 1929 года специальная комиссия пришла к выводу, что в катастрофе единолично виновен Нобиле, совершивший фатальные ошибки в управлении дирижаблем [80].
Как в Италии, так и в мире у многих вызывало осуждение то обстоятельство, что Нобиле, будучи начальником экспедиции, первым покинул лагерь. Сам же он утверждал, что его убедили в необходимости лично руководить операцией с борта спасательного судна. Поэт Маяковский написал тогда известные уничижительные строки:
Фашистский генерал
на полюс
яро лез.
На Нобиле —
благословенье папское.
Не карты полюсов
он вёз с собой,
а крест[56],
громаднейший крестище…
и шампанское!
Аэростат погиб.
Спаситель —
самолёт.
Отдавши честь
рукой
в пуховых варежках,
предав
товарищей,
вонзивших ногти в лёд,
бежал
фашистский генералишко.
Нобиле считал все обвинения несправедливыми. После Второй мировой войны заключение комиссии дезавуировали, однако защищать свою репутацию ему пришлось всю оставшуюся жизнь. А тогда, весной 1929 года, бывший дирижаблестроитель и аэронавт, в знак протеста уволившийся из ВВС и лишённый генеральского звания, читал лекции в университете и без конца минуту за минутой перебирал в памяти тот роковой полёт.
Визит советского генерала
Как оценивать приезд Нобиле в СССР и работу в качестве консультанта по дирижаблестроению? Была ли это своего рода плата за услугу, оказанную «Красиным» его соотечественникам, или «русская ссылка», в которую неудачливого аэронавта отправило правительство Муссолини? Может быть, советское руководство приютило гонимого фашистами инженера лишь затем, чтобы воспользоваться его познаниями, или состоялась обычная взаимовыгодная сделка, наём на работу – и ничего больше? Кто сделал первый шаг, кто кому был нужнее?
Контакты советских дипломатических работников с Нобиле имели место как минимум за полтора года до официального приглашения работать на Дирижаблестрое – весьма вероятно, по просьбе начальника УВВС Баранова. Не исключено, что Нобиле, отстранённый от дел после катастрофы «Италии», не только был весьма заинтересован в этом, но и предлагал свои услуги: осенью 1930 года Зарзар[57] сообщал В. Куйбышеву, что «…в своё время Нобиле просился на работу в СССР (об этом хорошо известно т. Баранову)…»[58]