Было ли это коллективным легкомыслием, притуплением внимания и реакции, проявлением безграничной веры в искусство штурмана или ложным стыдом, общей боязнью показаться слабыми – теперь мы уже не узнáем.
Район полёта дирижабля в последний час перед столкновением (схематично):
1 – маршрут, которым дирижабль должен был следовать от ст. Княжей до Кандалакши; 2 – неизвестный маршрут в последний час полёта
Враждебная геофизика
Вполне резонны попытки объяснить отклонение дирижабля от правильного курса влиянием внешнего физического фактора – геомагнитной аномалии. В таких областях магнитное поле отличается от обычного для всей окружающей местности, и поэтому стрелка компаса отклоняется от нормального положения. Если штурман не знает о существовании аномалии, то может воспринять это как реальное изменение направления полёта и внести соответствующие коррективы, уклоняясь от правильного курса.
Правительственная комиссия не могла не предположить такой вариант и, запросив сведения в ленинградской Главной геофизической обсерватории СССР, получила ответ:
…если и могла бы быть аномалия в районе гибели дирижабля, то только небольших размеров по площади (порядка 2–3 километров), каковы обычно аномалии на Кольском полуострове. Такую аномалию дирижабль перелетел бы за 2 минуты, и на изменении его курса это не могло никак сказаться. В частности, можно указать, что на участке от Петрозаводска до Сороки дирижабль должен был пересечь семь аномальных участков, и всё-таки на его курсе это, по-видимому, не отразилось[245].
Современные исследователи возражают: в то время геофизики ещё слабо изучили район и не знали о крупной аномалии, простирающейся к западу от станции Княжей вдоль широты 66°50′.
Действительно, на советских картах к югу от района катастрофы показана обширная, примерно 55 на 20 километров, «бананообразная» область аномального магнитного склонения. На востоке она охватывает станции Княжую и Жемчужную, и дирижабль, идя вдоль железной дороги, неминуемо должен был через неё пройти. Если верить карте, отклонение магнитной стрелки здесь может составить от 4 до 16 градусов к востоку.
Однако дирижабль отклонился от направления на Кандалакшу не на 10 или 20, а примерно на 40 градусов. Кроме того, ближайшая точка аномалии отстоит от Небло на 20 километров, и при любой траектории «СССР-В6» этого должно было хватить, чтобы его компасы вернулись в нормальное положение.
В ход полёта могла вмешаться магнитная буря. В приполярных и полярных областях воздействие этих природных явлений на радиоаппаратуру и электро- и магнитные приборы, в том числе компасы, бывает особенно сильным.
Сводный каталог магнитных бурь, зарегистрированных обсерваториями СССР в 1938–1948 годах, свидетельствует: в ночь с 5 на 6 февраля действительно началась магнитная буря умеренной силы, продлившаяся 43 часа. Один из её активных периодов, соответствующий сильному «удару» солнечного ветра по магнитосфере Земли, пришёлся на 16 часов мирового (гринвичского) времени, когда в Москве, Петрозаводске, Кандалакше, Мурманске часы пробили 7 вечера [69, с. 213].
Радиосвязь с дирижаблем прервалась как раз в это время. Что, если буря не только нарушила связь, но и сбила показания магнитного компаса? Без внимания не осталась и эта возможность, и в материалах комиссии есть ответ Главной геофизической обсерватории.
6 февраля Слуцкой магнитной обсерваторией отмечена умеренная магнитная буря. <…>
…Наибольшее изменение склонения, достигавшее 33' величины, имело место в Слуцке между 19 ч. 06 м. и 19 ч. 51 м. Стрелка компаса уклонялась при этом к востоку.
В районе же гибели дирижабля это изменение должно быть раза в два более, чем в Слуцкой обсерватории, но общий характер изменений должен быть примерно один и тот же.
Основанием для этого заключения является сопоставление среднесуточных ходов склонения в возмущённые дни в Слуцке и Кандалакше за годы существования Кандалакшской обсерватории (1932–1933 гг.).
Таким образом, на показаниях компаса эти изменения не могли сказаться более, чем в пределах одного градуса, и притом к востоку, а не к западу. Следовательно, сколько-нибудь заметным образом эти вариации не смогли оказать влияния на изменение курса дирижабля[246].
Миссия «Суоми»
В числе версий катастрофы есть весьма оригинальная: дирижабль отклонился от маршрута умышленно, с целью выполнения секретного задания. Будто бы экипаж получил приказ провести воздушную разведку над территорией предполагаемого противника – Финляндии, а в случае обнаружения утверждать, что случайно сбился с курса.
Если не учитывать поправки на ветер, то курс 320°, который Почекин по указанию Мячкова выдерживал в последние 15–20 минут перед катастрофой, действительно вёл к финской границе. Сохраняя это направление, «СССР-В6» вышел бы к ней где-то в районе популярного ныне туристического центра Саариселькя. Но что именно он мог бы там разведать и сфотографировать?
В то время уже было ясно, что главные события будущей финской войны должны развернуться намного южнее – на Карельском перешейке, а там, куда якобы летел дирижабль, Финляндия представляла собой бесконечные озёра, болота и крохотные лапландские деревеньки. Едва ли советское командование подозревало, что в этой глуши финны прячут некие секретные объекты.
Но даже если предположить, что это так, то нельзя было придумать худшего средства для разведки, чем дирижабль. Это крупная, заметная цель, к тому же низко и медленно летящая, – отличная мишень не только для орудий противовоздушной обороны, но и для обычного стрелкового оружия. Простой финский пограничный наряд мог расстрелять и сбить «СССР-В6».
В этом смысле показателен случай с известным лётчиком Сигизмундом Леваневским, который в мае 1937 года перегонял из Мурманска в Ленинград закупленный в США самолёт-амфибию «С-43» – разумеется, над советской территорией. Перед вылетом он не удосужился сообщить свой точный маршрут и не дождался разрешения на пролёт через приграничную запретную зону. В результате к западу от Сямозера его обстреляла с земли наша погранзастава, а чуть позже в воздух подняли звено истребителей с приказом уничтожить неопознанный самолёт. Самоуверенный ас, который считался любимцем Сталина, избежал роковой встречи лишь по случайности.
Пожалуй, точно так же поступили бы и финские пограничники – не расспрашивая, как здесь оказался неизвестный дирижабль, сразу открыли бы огонь. Так ради чего кто-то стал бы так рисковать дорогостоящим аппаратом?
Пусть шпионская версия неправдоподобна, к ней тесно примыкает другой вопрос: а были ли информированы о полёте «СССР-В6» соседние страны? Маршрут от Мурманска к дрейфующей станции проходил вблизи северных берегов Финляндии, тогда ещё имевшей выход к Баренцеву морю в районе Печенги-Петсамо, и Норвегии. Обычно при таких полётах по дипломатическим каналам направлялись соответствующие уведомления – во избежание недоразумений. Однако в документах Наркомата иностранных дел СССР за тот период следов подобной переписки не обнаружено[247]. Видимо, никаких уведомлений и не было, и дирижабль, случись ему действительно попасть в чужое воздушное пространство, имели полное право сбить.
Расстояние от Чупы до Княжей дирижабль прошёл со скоростью 90 километров в час Продолжая двигаться с той же скоростью в верном направлении, в течение часа после пролёта над Княжей он оказался бы в районе Апатитов, однако фактически за это время продвинулся лишь на 32 километра
Портфель штурмана Ритсланда
Самая распространённая версия катастрофы – о недостоверных полётных картах: на них якобы не была обозначена гора Небло, что и послужило главной причиной столкновения с ней. Многие десятилетия это объяснение считалось понятным и естественным, однако сейчас, когда стали известны новые обстоятельства, его можно и нужно пересмотреть.
Считается, что карт, которыми пользовались штурманы дирижабля, на месте катастрофы не нашли, их уничтожил пожар. Правда, есть и другое предположение: умирающий штурман Ритсланд накрыл своим телом портфель с картами, и они уцелели, но впоследствии таинственным образом исчезли. Такую возможность косвенно подтверждает случайно сохранившийся документ – самый первый рукописный набросок акта осмотра места происшествия, составленный комиссией Кирсанова, где в перечислении содержимого штурманского портфеля фигурируют некий блокнот и «маршрутная карта, в которой место полёта дирижабля выгорело». В итоговый акт осмотра эти предметы не попали, словно их и не было – растворились в воздухе.
Быть может, блокнот и карты из штурманского портфеля до сих пор лежат где-то на полках, среди пыльных вещдоков далёкого прошлого, и когда-нибудь их найдут. Но сейчас можно лишь догадываться об их содержимом.
Прежде всего нужно отметить: сведения о неправильных картах исходили исключительно от Устиновича, остальные пятеро выживших ничего об этом не рассказывали. Казалось бы, корабельный инженер, отвечающий за матчасть, не должен был интересоваться навигацией: это дело командира, штурмана и штурвальных. Но при тех весьма близких отношениях, что сложились внутри костяка экипажа, и особенно между Гудованцевым и Устиновичем, последний вполне мог заглядывать в рубку управления и любопытствовать: а что там лежит на штурманском столике?
Если суммировать всё, что Устинович в разное время говорил о картах, ситуация выглядит весьма противоречивой и запутанной.
Заполняя 8 февраля опросник для комиссии Кирсанова, он предположил, что одной из причин катастрофы явилась «затруднённость изучения рельефа по имевшимся в распоряжении картам, т. к. на таковых, по всей вероятности, нанесённый рельеф не совпадает с действительным»