– Бросили меня одну-одинешеньку! – захныкала миссис Костелло.
– Глупости! – одернула ее сестра Люси, входя в комнату с завтраком на подносе. Она мельком взглянула на новую прическу пациентки, но сказала только: – Посторонись.
Опустив поднос на туалетный столик, сестра расставила маленький складной столик, который был прислонен к батарее. Деловитость монахини будто заставила пациентку прийти в себя. Она прищурилась.
– Ты этой девочке рассказала, что со мной произошло? – спросила миссис Костелло.
Сестра Люси как раз пристраивала у нее на груди кухонное полотенце.
– А что с вами произошло? – Она как будто не слишком этим интересовалась.
Резким, гневным жестом миссис Костелло указала на отсутствующую ногу.
– Моя нога! – крикнула она. – Моя нога! – Она посмотрела на Салли. – Меня укусила бешеная собака во дворе. Я застала тварь врасплох, и она на меня набросилась. В горло могла вцепиться!
Сестра Люси размешивала сахар в чае миссис Костелло.
– Это давняя история, – безмятежно откликнулась она.
Но миссис Костелло теперь всецело сосредоточилась на Салли, обращалась к ней одной:
– Я залезла на столб, чтобы гадина не стащила меня вниз. Я оцарапала щеку. – Она коснулась лица. – Мои крики все слышали! Другие женщины на улице слышали. Они прибежали. А с ними крупный мужчина. Он прогнал собаку и отнес меня домой. – Миссис Костелло подняла вверх обе руки. – Столько крови было!
– Ешьте свой завтрак, – посоветовала сестра Люси.
Повернувшись к сундучку в изножье кровати, она подняла крышку и достала свежее белье. На мгновение – перед тем как крышка опустилась – вдруг повеяло кедром – аромат жизни в душной комнате. Салли она сказала:
– Надо опорожнить ночной горшок. – И мотнула подбородком, указав на деревянную тумбочку у кровати.
Но миссис Костелло схватила Салли за запястье, желая удержать на месте.
– Они слишком туго намотали бинты – я про тех женщин. Клуши несчастные. У меня пальцы на ноге почернели. Мужу пришлось везти меня в больницу в тележке молочника.
Заразившись негодованием женщины, Салли спросила, взглянув на сестру Люси, которая не обращала на разговор решительно никакого внимания:
– И никто не послал за сестрами?
А миссис Костелло покачала головой:
– Нет.
– Надо было послать за сестрами, – сказала ей Салли.
Сестра Люси резко обернулась к ним обеим.
– Ночной горшок, – бросила она Салли и обратилась к больной: – Подумайте-ка лучше о чем-нибудь другом, миссис Костелло. Съешьте завтрак и помолитесь.
Монахиня вернулась к застиланию кровати, а Салли и миссис Костелло обменялись взглядами, которые ненадолго сделали их союзницами, объединившимися против сестры Люси. Потом миссис Костелло отпустила запястье Салли и взяла чашку с чаем.
– Девочка должна знать, что со мной случилось, – сказала она сестре Люси и изящно подула на чай. – Постыдилась бы, сестра. Ты должна была ей рассказать. Как на меня во дворе напала собака.
Встряхнув свежую простынь, сестра Люси дала ей взвиться над тонким матрасом.
– И чей это был двор? – спросила она. – Вашего дома?
Миссис Костелло помахала рукой в воздухе.
– Откуда мне знать, чей это был двор!
Наклонившись над кроватью и разводя руками, как пловчиха, сестра Люси разглаживала простынь.
– Тогда вам следовало бы не совать нос в чужие дворы, – сказала она и снова обратилась к Салли: – Ночной горшок. Опорожни и вымой, будь добра.
Снимая фарфоровую чашу с сиденья, Салли задержала дыхание. Старалась не смотреть на желтую жидкость и нити запекшейся крови. Вылив все в унитаз и дернув за цепочку, она помыла горшок в раковине, не зная, следует ли ей воспользоваться чистым полотенцем или найти что-то другое. Мокрый горшок она отнесла на кухню, решив вытереть полотенцами, оставшимися после купания миссис Костелло, но они вместе с простынями и ночной рубашкой уже были аккуратно сложены в холщовый мешок, готовые к отправке в монастырскую прачечную. Порядок на кухне был восстановлен. Салли помахала горшком в воздухе и все еще мокрым отнесла назад в комнату, надеясь, что сестра Люси не заметит.
Когда миссис Костелло закончила завтракать, когда поднос унесли, посуду помыли, вытерли и убрали в шкаф, сестра Люси отправила Салли убираться с метелкой для пыли и шваброй, а сама снова посадила женщину на тумбочку с ночным горшком и поменяла ткань в ее исподнем. Наконец поставила на поднос у руки миссис Костелло стакан молока и тарелку с куском хлеба, намазанным маслом и посыпанным сахаром.
Из гостиной Салли услышала, как сестра Люси говорит:
– Позже одна из сестер вернется покормить вас ленчем. У мистера Костелло дела в городе. Он оставил записку. Он вернется к ужину.
Повисла тишина, а потом Салли услышала, как женщина снова заплакала.
– Мне страшно, когда его нет, – хныкала она. – Я боюсь быть одна. – Какое-то время она плакала – по-детски, убитая горем. А потом вдруг в ее голосе вновь появилась сварливость: – Ты слышала меня, сестра? – позвала она. – Я сказала, что боюсь.
– Бояться нечего, миссис Костелло, – невозмутимо ответила сестра Люси. – Помолитесь, чтобы скоротать время.
Раздался стук, словно что-то уронили или бросили.
– У меня боли! – выкрикнула миссис Костелло. – Ты меня слышишь?
Голос сестры Люси грохнул громом:
– Возьмите себя в руки! Довольно! – А затем с шипеньем: – Лучше помолитесь. Поблагодарите Господа за жизнь, которую Он вам дал. Поблагодарите Его за своего хорошего мужа. Другого вы не получите.
Повисла гнетущая тишина, через какое-то время прерванная бормотанием сестры Люси:
– Похоже, лампу вы все-таки разбили.
Когда миссис Костелло заговорила снова, ее голос звучал приглушенно, заговорщицки:
– Взгляни на этот пучок, сестра. Это же крысиное гнездо. Вынь шпильки, ладно? Пока не ушла.
Из гостиной Салли слышала, как шпильки, позвякивая, возвращаются в блюдо.
Она прошла на кухню, чтобы убрать совок и швабру. В глазах щипало от слез, хотя она и понимала, как это глупо.
Вернувшись в гостиную, она услышала, как сестра Люси говорит:
– Я бы делала все так, как решил ваш муж. Он, как обычно, вернется к ужину.
И, спуская рукава, она вышла из спальни. Ее передник был вымазан коричневатой кровью. Увидев Салли, она застыла как вкопанная, точно забыла о ее существовании, потом выражение ее лица переменилось. Пару мгновений она смотрела на девочку прищурившись, точно распознала в ней воровку или лгунью. А потом непроницаемое лицо монахини вдруг приобрело синюшный оттенок. Она быстро склонила голову, сняла передник, свернула его и убрала в сумку, затем потянулась за накидкой. Салли она велела принести мешок для прачечной.
Как раз когда они собирались уходить, миссис Костелло снова позвала:
– Мне страшно! Пожалуйста, не оставляйте меня!
– Помолитесь! – крикнула в ответ сестра Люси.
– У меня боли, – сказала миссис Костелло, но уже с меньшей настойчивостью.
– У вас все хорошо, – откликнулась сестра Люси, закрывая дверь и запирая собственным ключом.
– Мне страшно, – снова послышался голос миссис Костелло.
Спускаясь по лестнице следом за сестрой Люси, Салли спросила:
– С ней все будет в порядке?
– Конечно, – ответила, не оборачиваясь, монахиня.
До них еще долетали жалобы миссис Костелло.
– Ей нога причиняет боль? Ампутированная?
– Это воображаемая боль. Не реальная.
– Но ей больно… – осторожно начала Салли.
– Она просто хочет, чтобы с ней кто-то сидел. Не любит оставаться одна.
– Может, нам следует остаться?
Они уже вышли в вестибюль. Сестра Люси как раз переступала порог.
– Есть другие, чья нужда больше, – вдруг ответила она.
На тротуаре, на ярком солнечном свете, Салли помешкала. Она ощущала, как стягивает голову белый плат сестры-сиделки, ловила взгляды прохожих. Сестра Люси неумолимо двигалась вперед. Салли пришлось дважды окликнуть ее, прежде чем она обернулась. На мгновение сестра Люси застыла: саквояж в одной руке, мужские часы на черном ремешке – в другой. Она выставила вперед подбородок, на ее мужеподобном лице читался вопрос и отражалось раздражение. Медленно-медленно Салли двинулась к ней. Она все ей скажет!
Две проходившие мимо женщины поздоровались:
– Доброе утро, сестры.
Какой-то мужчина приподнял шляпу:
– Сестры.
Сестра Люси, здороваясь, кивала в ответ.
– Та несчастная женщина, – сказала Салли. – Воображаемая у нее боль или нет, это все равно боль, разве не так, сестра?
– Не возгордись, – отрезала монахиня с внезапностью пощечины.
Она подняла увечную руку (запястье так и не срослось как следует).
– Страдание, – сказала она, – не скрывает истинного характера человека. А лишь проявляет его. – Желтоватые глаза под полями чепца прищурились. – Любая женщина, которой нужно оправдание лечь в постель и не вставать, непременно его найдет. – Она помолчала. Она как будто размышляла, стоит ли продолжать, потом, едва заметно пожав плечами, все же продолжила, наклонившись к Салли так близко, что накрахмаленный край чепца почти коснулся щеки девушки: – Есть женщины, которые выходят замуж, понятия не имея, что подразумевает брак, – сказала она. – Некоторые из-за этого страдают. Роды каждый год. Некоторые заставляют страдать своих мужей. – Она отступила на шаг, словно проверяя, поняла ли Салли. – Если бы собаку, которая укусила миссис Костелло, утопили еще щенком, она нашла бы что-то другое. На Балтик-стрит живет молодая женщина, у которой отнялась рука. У этой женщины шестеро детей. – Она приподняла брови, припорошенные сединой, как пеплом. – И ей не нужны две ноги, чтобы подарить мужу ребенка.
Повернувшись, сестра Люси убрала часы в карман.
– Я иду вон туда. – Она указала на очередной доходный дом, еще одно щербатое крыльцо и облезлую дверь. – Я буду в передней комнате с миссис Гремелли. Ей нужно сменить повязки. Догонишь меня там.
Салли стояла в полной растерянности. Цокнув языком, сестра Люси ткнула скрюченным артритным пальцем на мешок с бельем в руках девочки.