Девятый Дом — страница 26 из 82

Выражение лица Мойры оставалось настороженным. Он был главным следователем по делу, и, скорее всего, его имя упоминалось в СМИ.

– Присядьте, а я попытаюсь с ним связаться, – сказала Мойра.

Алекс показала ей телефон.

– Это он мне дал эту информацию.

Она быстро написала еще одно сообщение: Тернер, подними трубку СЕЙЧАС ЖЕ. Затем она переключилась на экран звонка и набрала номер по громкой связи.

– Вот, – сказала она, протягивая свой мобильник.

– Я не могу… – запинаясь, начала Мойра, но тихий звук гудков и выжидающее выражение лица Алекс сделали свою работу. Мойра поджала губы и взяла у Алекс телефон.

Звонок переключился на голосовую почту Тернера, как и ожидала Алекс. Детектив Тернер поднимает трубку тогда, когда ему заблагорассудится, а не когда ему говорит сделать это какая-то стервозная первокурсница, особенно если она этого требует.

Алекс надеялась, что Мойра просто повесит трубку, но вместо этого та откашлялась и сказала:

– Детектив Тернер, это Мойра Адамс, отдел по работе с общественностью офиса начальника бюро судебно-медицинской экспертизы. Не могли бы вы нам перезвонить… – она оставила номер. Алекс оставалось лишь надеяться, что Тернер проверит голосовую почту с ее номера еще не скоро. Может, он даже поведет себя по-настоящему мелочно и удалит ее.

– Знаете, Тара ведь была хорошей девушкой, – сказала она, когда Мойра вернула ей телефон. – Она всего этого не заслужила.

Мойра издала неопределенный звук.

– Я сочувствую твоей потере.

Можно подумать, она зачитывает сценарий.

– Мне просто нужно помолиться над ней, попрощаться.

Мойра прикоснулась к своему кресту.

– Конечно.

– У нее было много проблем, но у кого их нет? Мы убедили ее ходить в церковь каждые выходные. Можете не сомневаться: ее бойфренду это не пришлось по вкусу, – на это Мойра согласно хмыкнула. – Как думаете, детектив Тернер скоро перезвонит?

– Как только сможет. Возможно, он занят.

– Но вы, ребята, через час закрываетесь, да?

– Для посетителей да. Но ты можешь вернуться в поне…

– Но я не могу, – Алекс оглядела фотографии, приклеенные над столом Мойры, и заметила девушку в медицинской форме с Винни-Пухом. – Я учусь в медучилище.

– В «Альбертус Магнус»?

– Ага!

– У меня племянница там учится. Элисон Адамс?

– Очень симпатичная, рыжеволосая?

– Это она, – с улыбкой сказала Мойра.

– Мне нельзя прогуливать занятия. Там все строго. Кажется, я в жизни так не уставала.

– Знаю, – с сочувствием сказала Мойра. – Они с Элисон три шкуры дерут.

– Я просто… Мне нужно иметь возможность сказать маме, что я с ней попрощалась. Мама с папой Тары… Они не были близки, – теперь Алекс перешла к чистым догадкам, но она подозревала, что у Мойры Адамс есть собственное мнение насчет таких девушек, как Тара Хатчинс. – Мне бы просто взглянуть ей в лицо, сказать «прощай».

Мойра замялась, потом потянулась к Алекс и сжала ее ладонь.

– Я могу попросить кое-кого тебя к ней отвести. Подготовь свои документы и… Это трудно, но молитва помогает.

– Всегда, – с жаром ответила Алекс.

Мойра нажала на кнопку, и через пару минут появился изможденный с виду коронер в синем медицинском костюме и взмахом руки пригласил Алекс следовать за ним. По другую сторону двойных дверей было холодно, на полу лежала пестро-серая плитка, стены были выкрашены в цвет подтаявшего мороженого.

– Мне нужен документ с фотографией. Мобильные телефоны, камеры и все записывающие устройства в корзину. Можете забрать их по возвращении.

– Ладно, – сказала Алекс. Потом она протянула руку, и под флюоресцентными лампами блеснуло золото. – Кажется, вы это уронили.


Комната оказалась больше, чем она ожидала, и ужасно холодной. А еще она была неожиданно шумной – капающий кран, гудение морозилок, поток кондиционера – хотя в ином смысле здесь царил покой. Это последнее место, куда явились бы Серые. К черту Бельбалм. Ей нужно проходить летнюю практику в морге.

Столы были металлическими, а над ними были раковины и гидравлические шланги, а еще ящики – плоские квадраты, вделанные в две стены, как архивные шкафы. Может, и Хелли разрезали в таком месте? Не то чтобы причина ее смерти оставалась загадкой.

Алекс жалела, что на ней нет пальто. Или парки Доуз. Или стопки водки.

Работать нужно было быстро. Принуждение даст ей около получаса на то, чтобы закончить с работой и убраться отсюда. Но она быстро нашла Тару, и, хотя ящик был тяжелее, чем она ожидала, он легко открылся.

Второй раз увидеть ее было хуже – они словно были знакомы. Глядя на Тару сейчас, Алекс видела, что Хелли ей напомнили только светлые волосы. Хелли была сильной. Ее тело помнило соккер и софтбол, в которые она играла в старшей школе, и она умела серфить и кататься на скейтборде не хуже девушек из журнала «Seventeen». А эта девушка телосложением походила на Алекс – жилистая, но слабая.

Колени Тары выглядели коричнево-серыми. Рядом с линией ее бикини была щетина, красные следы бритвы, словно сыпь. На ее бедре был вытатуирован попугай, а под ним написано «Ки-Уэст» курсивом. На ее правой руке был уродливый реалистичный портрет маленькой девочки. Дочь? Племянница? Ее собственное лицо в детстве? Был также пиратский флаг и корабль на вздымающихся волнах, девушка-зомби а-ля Бетти Пейдж на каблуках и в черном нижнем белье. Камео с внутренней стороны руки Тары выглядело поновее, чернила были свежее и темнее, хотя текст, написанный надоевшим готическим шрифтом, был почти нечитабельным: «И я, поверь, скорей умру, чем в верности твоей засомневаюсь». Стихи из песни, но Алекс не могла вспомнить, из какой.

Она гадала, появятся ли ее собственные татуировки снова после ее смерти, или же искусство будет жить внутри адресных мотыльков вечно.

Хватит медлить. Алекс достала свои записи. Первая часть ритуала была простой – песнопение. Sanguis saltido – но просто произнести слова было нельзя; их надо было спеть. Делать это в этой пустой, отдающей эхом комнате казалось непристойным, но она заставила себя пропеть: Sanguis saltido! Salire! Saltare! Мелодия была неизвестна, лишь указание allegro. Только повторив второй раз, она поняла, что поет слова на мелодию рекламы «Twizzlers». Такие жевательные. Такие фруктовые. Такие счастливые и, ах, такие сочные. Но, если это необходимо, чтобы вызвать танец крови… Она поняла, что это работает, когда губы Тары начали розоветь.

Теперь все станет хуже. Кровавое песнопение нужно было только для того, чтобы запустить циркуляцию крови Тары и ослабить ее онемение, чтобы Алекс могла открыть ей рот. Алекс взяла Тару за подбородок, пытаясь не обращать внимание на ее потеплевшую, мягкую кожу, и открыла ей челюсти.

Она достала из пластикового пакета в своем заднем кармане скарабея и мягко положила его Таре на язык. Потом она достала из другого кармана жестянку и начала рисовать на теле Тары восковые узоры с помощью хранящегося внутри бальзама, пытаясь думать о чем угодно, только не о мертвой коже под ее пальцами. Стопы, лодыжки, бедра, живот, груди, ключицы, вниз по рукам Тары к ее запястьям и средним пальцам. Наконец, она провела черту, разделяющую торс Тары, начиная с пупка, до ее горла, подбородка и макушки.

Алекс поняла, что забыла взять зажигалку. Ей нужен был огонь. Рядом с дверью, под грязной доской, был стол. Большие ящики были заперты, но узкий верхний ящик открылся. Рядом с пачкой «Мальборо» лежала розовая пластиковая зажигалка.

Алекс взяла зажигалку и поднесла пламя прямо к узорам, которые нанесла бальзамом, повторяя свой путь по телу Тары. В это время чуть заметный туман появился над кожей, словно жар подымался над асфальтом, воздух словно колыхался и мерцал. В некоторых местах эффект был сильнее, густой туман вибрировал, будто она смотрела сквозь крутящиеся спицы колеса.

Алекс положила зажигалку обратно в ящик. Она потянулась к дымке над локтем Тары, провела ладонью сквозь мерцание. Внезапно она увидела, как быстро едет по улице на велосипеде. Прямо перед ней резко распахнулась дверца машины. Она нажала на тормоза, не успела остановиться, влетела в дверь, ударившись рукой. Ее пронзила боль. Алекс зашипела и отдернула ладонь, потирая свою руку, как будто кость сломала она, а не Тара.

Дымка над Тарой была картой всего того вреда, что причинили ее телу – проблески над татуировками и там, где были проколоты ее уши, густой комок над сломанной рукой, крошечная сумеречная спираль над оспиной на ее щеке, дымчатая темнота, зависшая над ранами в ее груди.

В книгах Леты Алекс не нашли ни единого способа заставить Тару заговорить или найти ее на другой стороне Покрова – по крайней мере, ничего, что можно было совершить без помощи хотя бы одного из обществ. Даже если бы Алекс это было под силу, многие из найденных ей ритуалов давали понять, что разговоры с недавно почившими создавали риск их воскресить, а это всегда опасно. Никого нельзя навсегда вернуть из-за Покрова, а попытки вернуть несговорчивую душу назад в ее тело могли закончиться непредсказуемыми результатами. «Книга и змей» специализировались на некромантии и соблюдали множество мер безопасности, но даже они иногда теряли контроль, когда Серый находил путь в тело. В конце семидесятых они пыталсь вселить дух Дженни Крэмер, легендарной красотки Нью-Хейвена в тело девочки-подростка из Кэмдена, которая замерзла насмерть, когда по пьяни отключилась у себя в машине во время метели. Вместо этого вернулась девочка из Кэмдена, дрожащая от холода и одержимая дикой силой недавно умершей.

Она прорвалась сквозь ворота «Книги и змея» и отправилась в «Yorkside Pizza», где, съев два куска пиццы, легла в одну из печей, чтобы согреться. При ритуале присутствовал один из делегатов Леты. Ему удалось быстро оцепить местность и с помощью нескольких принуждений убедить покупателей, что девочка просто участвует в перформансе. Хозяин был греком, и оказать на него влияние оказалось просто. Он давно носил