гаури, подаренный ему матерью, – особенно синий «сглаз», или мати, который предотвращал все попытки принуждения. Наличные сработали куда эффективнее. По требованию хозяина Лета также позаботилась, чтобы «Yorkside» сохранила аренду, когда большинство других предприятий вытеснила из престижного шоппинг-района выросшая рента, целью которой было привлечь дорогие магазины. Местные предприниматели на Элм и Бродвее исчезли, уступая место люксовым брендам и сетевым магазинам, но «Yorkside Pizza» осталась.
Так что, поскольку Тара не могла говорить, придется говорить ее телу. Алекс обнаружила ритуал, выявляющий вред, – нечто попроще, полегче, – используемый для диагностики или в случаях, когда пациент или свидетель не мог говорить. Его изобрел Джироламо Фракасторо, чтобы узнать, кто отравил итальянскую графиню после того, как она рухнула с пеной изо рта на собственной свадебной церемонии.
Алекс не хотелось проводить ладонью в дымке над страшными ранами на груди Тары. Но она пришла сюда за этим. Переведя дух, она вытянула пальцы вперед.
Она лежала на земле, а над ней было лицо ее парня – Ланса. Иногда она его любила, но в последнее время все было… Она потеряла мысль. Она почувствовала, что открывает рот, ощутила что-то едкое на языке. Ланс улыбался. Они направлялись… Куда? Она чувствовала только возбуждение, предвкушение. Мир начинал размываться.
«Прости», – сказал Ланс.
Она лежала на спине, глядя в небеса. Уличные фонари казались далекими; все двигалось, и собор рядом с ней превратился в здание, закрывшее редкие звезды. Было тихо, но она что-то слышала. Словно бы в грязи хлюпнул ботинок. Хрясь-хлюп, хрясь-хлюп. Она увидела, как над ней нависает чье-то тело, увидела нож, поняла, что звук вызывался ее собственными кровью и костями, ломающимися, когда ее пилило лезвие. Почему она этого не чувствовала? Что реально, а что нет?
«Закрой глаза», – сказал незнакомый голос. Она закрыла и исчезла.
Алекс покачнулась назад, прижимая руку к груди. Она по-прежнему слышала этот ужасный хлюпающий звук, чувствовала, как что-то теплое и влажное разливается по ее груди. Но почему не было боли? Как ее могло не быть? Она что, была под кайфом? Настолько, что не чувствовала ударом ножом? Перед этим Ланс накачал ее наркотиками. Он попросил у нее прощения. Должно быть, он тоже был под кайфом.
Так что вот и ее ответ. Тара с Лансом явно имели дело с чем-то помимо травы. Без сомнение, сейчас Тернер уже обыскал их квартиру и нашел странную херню, которую они юзали и продавали. Алекс не имела возможности узнать, о чем в ту ночь думал Ланс, но, если он принимал какие-то галлюциногены, это могло быть что угодно.
Алекс посмотрела вниз на тело Тары. В свои последние мгновения она была напугана, но больно ей не было. Это уже кое-что.
Ланс отправится за решетку. Найдутся улики. Столько крови… Ну, это не спрячешь. Алекс знала.
Карта по-прежнему поблескивала над Тарой. Маленькие повреждения. Большие. Что бы показала карта Алекс? У нее никогда не было переломов, операций. Но самый страшный вред не оставлял следов. Когда умерла Хелли, кто-то словно разрезал Алекс грудь, расколол ее, будто пробковое дерево. Что, если бы все так и было? Ей пришлось бы идти по улицам, истекая кровью, пытаясь удержать свои ребра, сердце и легкие, и все ее части были бы открыты миру? Вместо этого то, что сломало ее, не оставило следов. У нее не было шрама, на который она могла указать со словами: Вот где я закончилась.
Несомненно, так же случилось и с Тарой. Внутри нее была заперта боль, которой не смогла бы выявить ни одна мерцающая карта. Но, какими бы чудовищными ни были ее раны, у нее не изъяли органов, на теле ее не осталось ни кровавых следов, ни признаков магического вреда. Тара умерла, потому что была такой же глупой, как Алекс, и никто не успел прийти ей на помощь. Она не нашла Иисуса, не увлеклась йогой, и никто не предложил ей стипендию в Йеле.
Пора было уходить. Ответы она получила. Этого должно было хватить, чтобы изгладить из памяти образ Хелли и суждения Дарлингтона. Но что-то по-прежнему не давало ей покоя – чувство чего-то знакомого, которое она ощутила на месте преступления, не имевшее ничего общего со светлыми волосами Тары или печальными параллельными рельсами их жизней.
– Нам не пора идти? – спросила она коронера в медкостюме, который стоял в углу, рассеянно глядя в никуда.
– Как пожелаете, – сказал тот.
Алекс закрыла ящик.
– Кажется, я бы хотела проспать восемнадцать часов, – со вздохом сказала Алекс. – Проводите меня и скажите Мойре, что все прошло хорошо.
Она открыла дверь и врезалась в детектива Авеля Тернера.
Он схватил ее за руку, втащил ее назад в комнату и захлопнул за собой дверь.
– Какого хрена вы тут устроили?
– Эй! – радостно сказала Алекс. – Это благодаря тебе.
За его спиной нависал коронер.
– Мы идем? – спросил он.
– Подождите минуту, – сказала Алекс. – Тернер, вы должны меня отпустить.
– Не вам указывать, что я должен. И какого хрена с ним не так?
– У него хорошая ночь, – ответила Алекс. У нее колотилось сердце. Авель Тернер никогда раньше не терял спокойствия. Он всегда улыбался, всегда был уравновешен. Но таким он отчасти нравился Алекс больше.
– Вы прикасались к этой девушке? – спросил он, впиваясь пальцами ей в кожу. – Ее тело – это улика, и вы ее портите. Это преступление.
Алекс решила было ударить Тернера коленом по яйцам, но с копами так себя не ведут, так что она обмякла. Совершенно обмякла. Этой стратегии она научилась с Леном.
– Какого хрена? – он попытался удержать ее, когда она навалилась на него, затем отпустил. – Что с вами не так? – он вытер ладонь, как будто ее слабость была заразна.
– Много чего, – сказала Алекс. Ей удалось восстановить равновесие и заодно держаться подальше от него. – Во что ввязались Тара с Лансом?
– Прошу прощения?
Она вспомнила парящее над ней лицо Ланса. Прости. Что они употребляли в свою последнюю ночь вместе?
– Чем они торговали? Кислотой? Экстази? Я знаю, что не просто травой.
Тернер прищурился, возвращаясь к своему привычному вкрадчивому поведению.
– Как и все остальное, относящееся к этому делу, вас это не касается.
– Они продавали студентам? Обществам?
– У них был длинный список.
– Кто?
Тернер покачал головой.
– Идемте. Сейчас же.
Он потянулся к ее руке, но она уклонилась.
– Можете остаться здесь, – сказала Алекс коронеру. – Ослепительный детектив Тернер меня проводит.
– Что вы с ним сделали? – пробормотал Тернер, когда они вышли в коридор.
– Страшные вещи.
– Это вам не шутки, мисс Стерн.
Пока он тащил ее по коридору, Алекс сказала:
– Я тоже этим не для прикола занимаюсь, ясно? Мне не нравится быть Данте. Вам не нравится быть Центурионом, но это наша работа, и вы лажаете за нас обоих.
Эти слова, казалось, слегка выбили Тернера из колеи. Разумеется, они не совсем соответствовали действительности. Сэндоу велел ей отступиться. Спи спокойно.
Они вышли в зал ожидания. Доуз нигде не было.
– Я велел вашей подруге ждать в машине, – сказал Тернер. – По крайней мере, ей хватает здравого смысла, чтобы сообразить, что она накосячила.
Хоть бы предупредила. Из Доуз вышел дерьмовый караульный.
Мойра Адамс улыбнулась из-за стола.
– Получила свой момент, дорогуша?
Алекс кивнула.
– Да. Спасибо.
– Я буду молиться за твою семью. Доброй ночи, детектив Тернер.
– С ней вы тоже сделали страшные вещи? – спросил Тернер, когда они вышли на холод.
Алекс раздосадованно потерла руки. Она тосковала по своему пальто.
– Это не потребовалось.
– Я обещал Сэндоу держать его в курсе. Если бы я считал, что в дело замешан кто-то из юных психопатов под вашим крылом, я бы так это не оставил.
Алекс в это верила.
– Возможно, есть что-то, чего вы не видите.
– Тут нечего видеть. Ее парня арестовали рядом с местом преступления. В последние несколько недель их соседи слышали ужасные ссоры. Кровавые улики связывают его с преступлением. У него в крови были сильные галлюциногены…
– Какие именно?
– Мы пока не уверены.
Алекс держалась подальше от любых галлюциногенов с тех пор, как поняла, что они делают Серых еще страшнее, но держала немало рук во время хороших и плохих трипов и еще не видела грибов, которые заставляли бы тебя не чувствовать, что тебя до смерти пыряют ножом.
– Вы хотите, чтобы ему все сошло с рук? – спросил Тернер.
– Что? – вопрос застал ее врасплох.
– Вы трогали труп. Тело Тары – это улика. Если вы достаточно вмешаетесь в это дело, это может привести к тому, что Ланса Грессанга не посадят. Вы этого хотите?
– Нет, – сказала Алекс. – Ему не сойдет это с рук.
Тернер кивнул.
– Хорошо.
Они постояли на морозе. Алекс видела стоящий на парковке старый мерседес – одну из немногих оставшихся машин. Лицо Доуз за ветровым стеклом казалось смазанным пятном. Она подняла руку и вяло помахала. Спасибо, Пэмми. Давно пора забыть об этом. Так почему же она этого не делает?
Она испробовала последний трюк.
– Просто дайте мне имя. Рано или поздно Лета узнает. Если общества имеют дело с незаконными субстанциями, нам следует об этом знать.
А потом мы сможем перейти к похищениям, инсайдерской торговле и – считается ли вскрытие человека для прочтения его внутренностей нанесением телесных повреждений? Им придется включить в уголовный кодекс новый раздел, чтобы покрыть то, чем балуются общества.
– Мы можем провести расследование, не мешая вашему делу об убийстве.
Тернер вздохнул. Его дыхание вышло белым паром на холоде.
– В ее контактах было только одно имя, связанное с обществами. Трипп Хельмут. Мы его как раз проверяем…
– Я видела его прошлой ночью. Он Костяной. Он следил за дверью на предсказании.
– Так он и сказал. Он был там всю ночь?