ала лишь, что они это сделали.
Затем кто-то выяснил, что Алекс побывала в морге. Кто бы это ни был, он думал, что Алекс знает тайны Тары – по крайней мере некоторые – и что в ее распоряжении достаточно магии, чтобы узнать больше. Они решили что-то предпринять. Возможно, они пытались ее убить, а может быть, достаточно было ее дискредитировать.
А как же Жених? Почему он решил ей помочь? Был ли он как-то со всем этим связан?
– Алекс, я хочу, чтобы ты добилась здесь успеха, – сказал Сэндоу. – Я хочу, чтобы мы пережили этот тяжелый год, и хочу, чтобы мы уделяли все свое внимание обряду в новолуние и тому, чтобы вернуть Дарлингтона домой. Давайте пройдем через это, а уж потом подведем итоги.
Алекс хотела того же. Ей нужен был Йель. Ей нужно было свое место здесь. Но декан ошибался. Смерть Тары не была просто ужасной трагедией, как хотелось бы Сэндоу. Кто-то из обществ был в этом замешан, и, кто бы это ни был, он хотел заткнуть ей рот.
Я в опасности, хотелось сказать ей. Кто-то навредил мне, и я не думаю, что они закончили. Помогите мне. Но когда слушали ее просьбы о помощи? Почему-то раньше Алекс думала, что в этом месте со всеми его правилами и ритуалами все по-другому, и декан Сэндоу за ними присматривает. Мы пастыри. Но они просто заигравшиеся дети. Глядя на сидящего, скрестив ноги, и попивающего чай Сэндоу, и отражающийся от его покачивающегося ботинка свет, Алекс поняла, что на каком-то уровне ему было, в сущности, все равно, что с ней будет. Возможно, он даже надеется, что с ней что-то случится. Если Алекс навредят, если она исчезнет, вместе с ней исчезнет вся вина за случившееся с Дарлингтоном, и ее короткий катастрофический стаж в Йеле спишут как прискорбное недоразумение, неудачный амбициозный эксперимент. В новолуние он вернет своего золотого мальчика и все исправит. Ему хотелось комфорта. Разве сама Алекс не такая же? Разве она не мечтает о мирном лете и чае с мятой, пока холодное тело Тары Хатчинс лежит в ящике?
Спи спокойно. Она готова была сделать это. Но кто-то попытался ей навредить.
Алекс почувствовала, как внутри нее ворочается что-то темное. «Ты тихий зверь, – как-то сказала ей Хелли. – У тебя внутри маленькая гадюка, готовая ужалить. Скорее всего, гремучая змея». Она сказала это, ухмыляясь, но она была права. Вся эта зимняя погода и вежливые беседы усыпили змею, ее сердцебиение замедлилось, и она стала ленивой и неподвижной, как любое хладнокровное существо.
– Я тоже хочу, чтобы мы через это прошли, – сказала Алекс и улыбнулась ему испуганной, заискивающей улыбкой. Его облегчение ворвалось в комнату подобно теплому фронту, который приветствуют жители Новой Англии и про который жителям Лос-Анджелеса известно, что он приводит к пожарам.
– Хорошо, Алекс. Значит, так и будет, – он поднялся и надел пальто и свой полосатый шарф. – Я передам твой отчет выпускникам и увижу вас с Доуз в среду ночью в «Черном вязе», – он сжал ее плечо. – Всего через несколько дней все вернется в норму.
Только не для Тары Хатчинс, осел.
Она снова улыбнулась.
– До среды.
– Памела, я напишу тебе письмо насчет закусок. Ничего слишком изысканного. Мы ожидаем двух представителей «Аврелиана» вместе с Мишель, – он подмигнул Алекс. – Ты будешь в восторге от Мишель Аламеддин. Она была Вергилием Дарлингтона. Настоящий гений.
– Мне уже не терпится, – сказала Алекс, махая рукой уходящему декану. Как только дверь закрылась, она сказала: – Доуз, насколько тяжело говорить с мертвыми?
– Совсем не сложно, если ты член «Книги и змея».
– Они последние в моем списке. Я стараюсь не просить о помощи людей, которые, возможно, хотят меня убить.
– Это ограничивает твои возможности, – пробормотала Доуз, глядя в пол.
– Ах, Доуз, мне нравится, когда ты ведешь себя, как сучка, – Доуз неловко поежилась и подергала себя за мрачный серый свитер. Она закрыла ноутбук. – Спасибо, что поддержала меня перед деканом. И что спасла мне жизнь, – Доуз кивнула в ковер. – Так какие еще у меня варианты, если мне нужно поговорить с кем-то по ту сторону Покрова?
– Мне приходит в голову только «Волчья морда».
– Оборотни?
– Не стоит их так называть. Особенно когда тебе нужна услуга.
Алекс подошла к окну, открыла штору.
– Он еще там? – спросила сзади Доуз.
– Он там.
– Алекс, что ты делаешь? Как только ты его впустишь… Ты знаешь истории о нем, что он сделал с той девушкой.
Алекс, открой дверь.
– Я знаю, что он спас мне жизнь и хочет привлечь мое внимание. Отношения и не на таком строятся.
Правила Леты были невразумительны и затейливы. Католические, говорил Дарлингтон. Византийские. И все-таки главные из них было несложно запомнить. Оставь мертвецов мертвецам. Обращай взгляд к живым. Но Алекс нужны были союзники, и одной Доуз ей бы не хватило.
Она постучала в окно.
Внизу, на улице, поднял взгляд Жених. Его темные глаза встретились с ее в свете уличного фонаря. Она не отвела взгляд.
«Волчья морда» – четвертый из Домов Покрова, хотя «Берцелиус» с этим бы поспорил. Его члены практикуют териантропию и считают оборотничество базовой магией. Вместо этого они фокусируются на способности сохранить человеческое сознание и характеристики, пребывая в форме животного. Это используется главным образом в сборе информации, корпоративном шпионаже и политическом саботаже. «Волчья морда» была важным источником вербовки ЦРУ в 1950–1960-х гг. После ритуала оборотничества у человека может уйти несколько дней, чтобы избавиться от характеристик животного. Старайтесь не обсуждать предметы важного или деликатного свойства при животных.
Я устал, мое сердце никогда не перестанет отчаянно биться. Глаза у меня розовые. Не белые. Радужная оболочка. Когда Роджерс сказал, что мы будем трахаться как кролики, он, как выяснилось, действительно имел в виду кроликов.
12
Алекс знала, что нельзя отправляться в «Волчью морду» с пустыми руками. Если она нуждается в их помощи, сначала необходимо заскочить в «Свиток и ключ» и забрать статую Ромула и Рема. «Волчья морда» донимала Лету, чтобы та добилась ее возвращения с тех пор, как статуя пропала во время их вечеринки в честь Дня Святого Валентина в прошлом году, когда они по традиции распахнули двери для членов других обществ. Хотя Алекс видела, что статуя стоит на полке в гробнице Замочников с повешенной на нее пластиковой тиарой, Дарлингтон отказался вмешиваться. «Лета не снисходит до мелкой грызни, – сказал он. – Мы выше подобных розыгрышей».
Но Алекс нужно было попасть в храмовый зал в сердце гробницы «Волчьей морды», и она прекрасно знала, что президент их делегации Салома Нилс потребует взамен.
Алекс выпила один из отвратительных протеиновых коктейлей Дарлингтона, стоявших в холодильнике. Она была голодна, и Доуз утверждала, что это хороший признак, но ее горло еще не вынесло бы твердой пищи. Ей не слишком хотелось покидать безопасную нору, пока она толком не знает, что случилось с глумой, но она просто не могла сидеть на месте. Кроме того, кто бы ни натравил на нее глуму, он считал, что Алекс лежит где-то, поглощаемая мертвыми жуками изнутри. Что же до ее публичного приступа посреди Элм-стрит, то, по крайней мере, свидетелей было не так много, и, не считая Джонаса Рида, было маловероятно, что кто-то из них знал ее лично. Если кто-то все же ее узнал, то ее, вероятно, ждал звонок от обеспокоенного терапевта из медицинского центра.
Алекс догадывалась, что, когда они с Доуз выйдут в переулок, ее будет ждать Жених. Ее «защитник» шел за ними всю дорогу до «Свитка и ключа», где она нашла издерганного Замочника, пишущего работу, и убедила его впустить ее в гробницу, чтобы поискать там шарф, который Дарлингтон оставил после последнего обряда, за которым они наблюдали. Обычно Лету впускали в гробницы только в ритуальные ночи и во время санкционированных инспекций. «В Андалусии бывает зябко», – сказала она ему.
Пока Алекс притворялась, что разыскивает шарф, Замочник мялся на пороге, глядя в телефон. Когда колокольчик на входной двери снова зазвонил, он выругался. Спасибо, Доуз. Алекс схватила статуэтку и сунула ее в портфель. Она взглянула на круглый каменный стол, где делегация собиралась, чтобы проводить свои обряды – или пытаться их проводить. В столешнице была вырезана цитата, которая ей всегда нравилась: Властвуй над этой темной землей, чтобы освещать ее, и над этим мертвым миром, чтобы его оживлять. Что-то в этих словах казалось ей знакомым, но она не могла вспомнить, что именно. Она услышала, как хлопнула входная дверь, и торопливо вышла из зала, на ходу поблагодарив Замочника, который бормотал что-то о пьяных тусовщиках, что не могут найти собственные проклятые общежития.
Скорее всего, обнаружив пропажу статуэтки, члены «Свитка и ключа» сразу подумают на нее, но об этом можно побеспокоиться и позже. Доуз ждала за углом у готической беседки, служившей входом в библиотеку Басс. Дарлингтон рассказывал ей, что каменные мечи, высеченные в ее украшениях, означали защиту.
– Это неудачная мысль, – сказала завернувшаяся в парку Доуз, излучая неодобрение.
– Зато я последовательна.
Голова Доуз повернулась на шее, как луч прожектора.
– Он здесь?
Алекс знала, что она имеет в виду Жениха, и, хотя она никогда бы в этом не призналась, ее нервировало, как просто оказалось добиться его внимания. Она сомневалась, что избавиться от него будет так же легко. Она обернулась через плечо и увидела, что он следует за ними на расстоянии, которое можно было назвать разве что почтительным.
– За полквартала от нас.
– Он убийца, – прошептала Доуз.
Что ж, тогда у нас есть кое-что общее,