– Я не понимаю, – сказала Алекс. Ей следовало бы оставить эту тему, принять свой накрученный средний бал и радоваться, что осталась в живых. Но она не могла. – Вы не могли не знать, что рано или поздно что-то подобное случится. Тернер прав. Вы заправляете машину. Вы протягиваете им ключи. Зачем оставлять магию, всю эту силу, кучке детей?
Сэндоу еще больше ссутулился в кресле. Огонь его покинул.
– Юность не вечна, Алекс. Выпускникам нужны общества; вся сеть контактов и сторонников зависит от магии, к которой они имеют доступ. Вот почему выпускники возвращаются сюда, вот почему советы поддерживают гробницы.
– Значит, никто ни за что не заплатит, – сказала Алекс. Кроме Тары. Кроме Дарлингтона. Кроме нее и Доуз. Возможно, они и рыцари – достаточно ценные, но которыми по большому счету легко пожертвовать.
Доуз холодно взглянула на декана.
– Вам лучше уйти.
Декан с разбитым видом выехал в коридор.
– Ты была права, – сказала Доуз, когда они остались наедине. – Им всем все сойдет с рук.
В открытую дверь резко постучали.
– Мисс Доуз, за вами приехала сестра, – сказала Джин и показала на Алекс. – А вам надо отдыхать в собственной постели, юная мисс. Я вернусь с креслом-каталкой.
– Ты что, уезжаешь? – Алекс не хотела, чтобы ее вопрос прозвучал так обвиняюще. Доуз спасла ей жизнь. Она может делать все, что хочет. – Не знала, что у тебя есть сестра.
– Она живет в Вестпорте, – сказала Доуз. – Мне просто нужно… – она покачала головой. – Предполагалось, что это исследовательская должность. Это чересчур.
– Это правда, – сказала Алекс.
Если бы ее мать жила за несколько остановок на поезде, а не за несколько тысяч миль отсюда, она была бы не против свернуться на ее диване на недельку, а то и все двенадцать.
Алекс встала с постели.
– Будь осторожна, Доуз. Смотри кучу плохих передач и просто поживи какое-то время нормальной жизнью.
– Останься, – возразила Доуз. – Я хочу вас познакомить.
Алекс заставила себя улыбнуться.
– Навести меня, прежде чем уедешь. Мне нужно немного этого офигительного «перкосета», пока я не вырубилась, и я не хочу дожидаться, когда добрая сестра Джин увезет меня на коляске.
Чтобы Доуз не успела ничего ответить, она, как можно скорее вышла за дверь.
Алекс вернулась к себе в палату, только чтобы забрать свой телефон и отсоединить капельницу. Своей одежды и ботинок она не нашла – очевидно, их забрали в полицию в качестве улик. Скорее всего, она больше их не увидит.
Она знала, что поступает иррационально, но больше не хотела здесь находиться. Она не хотела делать вид, что рассудительно обсуждает события, в которых не было никакого смысла.
Сэндоу мог извиняться сколько угодно. Алекс не чувствовала себя в безопасности. И не могла не задаваться вопросом, почувствует ли себя в безопасности когда-нибудь еще. Мы пастыри. Но кто защитит их от волков? Блейк Кили был мертв, его симпатичный череп проломлен. Но что будет с Кейт Мастерс и «Манускриптом», которые спустили с цепи «Счастье», чтобы сэкономить пару долларов? Как насчет Колина – рьяного, умного, чистого до скрипа Колина – и других членов «Свитка и ключа», которые продали свои тайны преступникам и, возможно, отправили чудовище, которое сожрало Дарлингтона? И как насчет глумы? Ее едва не убил голем в очках, и всем, похоже, было наплевать. На Доуз напали. Декан Сэндоу чуть не истек кровью на ковре в коридоре. Неужели все они не представляют никакой ценности?
Ничто не будет искоренено. Ничто не изменится. Слишком многие могущественные люди нуждаются в магии, которая живет в Нью-Хейвене и о которой заботятся Дома Покрова. Теперь расследование перешло в руки Сэндоу и безликих групп богатых выпускников, которые будут наказывать или прощать по своему усмотрению.
Алекс сняла со спинки стула врачебный халат и направилась к лифтам в своих больничных носках. Она ожидала, что ее остановят, но без проблем прошла мимо сестринского поста. От боли ей хотелось согнуться вдвое и опереться о стену, но она боялась привлечь внимание.
Двери лифта открылись, и из него вышла рыжеволосая женщина в кремовом свитере и узких джинсах. Она походила на Доуз, но Доуз пропущенную через сито и отполированную до блеска. Алекс пропустила ее и вошла в лифт. Как только он закрылся, она присела, пытаясь отдышаться. Плана у нее не было. Она просто не хотела быть здесь. Она не могла болтать ни о чем с сестрой Доуз. Она не могла вести себя так, будто случившееся справедливо или нормально.
Она неверной походкой вышла на холод, прохромала полквартала и вызвала такси по телефону. Было поздно, и улицы были пусты – не считая Жениха. Норс парил в мерцании больничных фонарей. Он выглядел обеспокоенным и двинулся к ней, но Алекс не могла заставить себя об этом волноваться. Он не нашел Тару. Он ни хрена не сделал, чтобы ей помочь.
«Все кончено, – подумала она. – Даже если тебе это не по душе, приятель».
– Неоплаканные, обесчещенные и не отпетые, – огрызнулась она. Норс с уязвленным выражением лица отшатнулся и исчез.
– Как вы сегодня поживаете? – спросил водитель, когда она села на заднее сиденье.
Я полумертвая и разочарованная. А как насчет тебя? Ей хотелось оказаться под защитой охранных заклинаний, но мысль о том, чтобы вернуться в Il Bastone, казалась невыносимой.
– Можете отвезти меня на угол Йорк и Элм? – спросила она. – Там есть переулок. Я покажу.
В темноте улицы были тихими, а город казался безликим.
«С меня хватит», – подумала Алекс, кое-как выйдя из машины и тащась вверх по лестнице в «Конуру». В воздухе пахло гвоздикой и спокойствием.
Доуз могла сбежать в Вестпорт. Сэндоу мог пойти домой к своей домработнице и страдающему от недержания лабрадору. Тернер… ну, она не знала, кто ждал дома Тернера. Его мать. Девушка. Работа. Алекс собиралась сделать то, что сделало бы всякое раненое животное. Она шла туда, где чудовища до нее не доберутся. Она собиралась залечь на дно.
Другие могут оступаться и совершать ошибки. Какова расплата, кроме гордости? Наше призвание – последний звук трубы на последнем выезде всадника.
Наш ответ – тот, что дается своевременно. Чернокрылая смерть ждет, а мы стоим – гоплиты, гусары, драгуны.
Кэбси – не такой уж хороший поэт. Похоже, он прозевал последние сорок лет поэзии и просто хочет писать, как Лонгфелло. Нехорошо придираться, тем более что он потерял обе руки и все такое, но я не уверен, что даже это может оправдать тот факт, что мы два часа теснились в Il Bastone, слушая, как он читает свой последний шедевр, пока бедняга Лон Ричардсон был вынужден переворачивать страницы.
28
Алекс разбудил звон разбитого стекла. Она не сразу вспомнила, где находится, не сразу разглядела шестиугольный узор плитки в ванной «Конуры», капающий кран. Она схватилась за край раковины и подтянулась наверх, выждав, пока не пройдет головокружение, прежде чем пройти через раздевалку в комнату отдыха. Она долго рассматривала разбитое окно – одна его витражная секция была сломана, и в нее со свистом задувал прохладный весенний воздух, шерстяную обивку подоконника забрызгали осколки рядом с ее недоеденным фалафелем и «Рекомендациями для кандидатов в «Лету». Буклет был по-прежнему открыт на странице, на которой Алекс бросила читать. Mors irrumat omnia.
Она осторожно выглянула в переулок. Внизу стоял Жених, как и каждый день в последние две недели. Или три? Она была не уверена. Но там стояла и Мерси с виноватым лицом, в подпоясанном жакете со столистными розами и с собранными в хвост черными волосами.
Алекс подумала было ничего не делать. Она не знала, как Мерси ее нашла, но она не обязана была оставаться найденной. Со временем ее соседка устанет ждать, когда Алекс покажется, и уйдет. Или еще раз бросит в окно камнем.
Мерси помахала, и в поле зрения появилась еще одна фигура, одетая в пурпурное вязаное пальто и блестящий шарф цвета тутовой ягоды.
Алекс прислонилась головой к перекладине окна.
– Черт.
Она надела свитер Дома Леты поверх грязной майки и босиком захромала вниз по лестнице. Потом она сделала глубокий вдох и распахнула дверь.
– Деточка! – воскликнула ее мама и бросилась к ней.
Алекс прищурилась от весеннего солнца и постаралась не отшатнуться.
– Привет, мам. Не обнимай…
Слишком поздно. Мать стиснула ее в объятиях, и Алекс зашипела от боли.
– Что случилось? – отстранившись, спросила Мира.
– Просто поправляюсь после ранения, – сказала Алекс.
Мира отбросила волосы с ее лица и обхватила его ладонями. Глаза ее наполнились слезами.
– О, детка. О, моя маленькая звездочка. Я боялась, что это может случиться.
– Мам, я не употребляю. Клянусь. Я просто очень-очень заболела.
На лице Миры отражалось недоверие. Не считая этого, выглядела она хорошо – лучше, чем в последние годы. В ее светлых волосах были свежевыкрашенные перья, кожа сияла. Казалось, она поправилась. «Это из-за меня, – с болью осознала Алекс. –Все эти годы, когда она казалась усталой и слишком старой для своего возраста, она волновалась за меня». Но потом ее дочь стала художницей и уехала в Йель. Волшебство.
Алекс заметила, что Мерси мнется у стены переулка. Стукачка.
– Давайте же, – сказала Алекс, – заходите.
Впуская в «Конуру» чужаков, она нарушала правила Дома Леты, но, если Колин Хатри может показывать Лансу Грессангу, как перенестись в Исландию с помощью портала, то и она может пригласить свою мать и соседку на чай.
Она взглянула на Жениха.
– Тебя приглашение не касается.
Он двинулся к ней, и она торопливо закрыла дверь.